в фильме «Американская "мечта"»

В прокат вышел полнометражный дебют режиссерского дуэта Логана Джорджа и Селин Хелд «Американская "мечта"» (Topside) — социальная драма о людях, обитающих в туннелях нью-йоркского метро. Авторы не предлагают простых решений для сложных проблем, но с явным сочувствием выводят на первый план тех, кто обычно остается невидимым, считает Юлия Шагельман.

«Человек-крот», живущий в темных глубинах подземки,— важный персонаж нью-йоркской мифологии, герой бесчисленных городских легенд, а также произведений поп-культуры, от фильмов ужасов до комедийных скетчей. Как водится, легенды эти имеют вполне реальное обоснование: в туннелях под Нью-Йорком действительно обитают целые общины, состоящие из людей, оказавшихся в буквальном смысле на самых нижних ступеньках социальной лестницы большого города. В 1993 году вышла документальная книга Дженнифер Тот, посвященная этой скрытой от глаз экосистеме, которая была переведена на пять языков и стала международным бестселлером. «Американская "мечта"» открывается цитатой из этой книги, в которой один из «людей-кротов» сообщает, что в их общине нет детей — но есть взрослые, чей возраст начинается с пяти лет.

Фильм практически целиком снят «от лица» такой вот «взрослой» пятилетки, которую все зовут просто Малышкой (Жайла Фармер). Она живет под землей вместе со своей мамой Никки (ее играет корежиссер Селин Хелд) и не находит в этом ничего странного: для нее каморка, отгороженная от туннеля хлипкой перегородкой,— это единственный дом, который она знает. Он освещается огоньками развешанных по стенам праздничных гирлянд; у девочки есть планшет с мультиками, кошки соседа Джона (хип-хоп-исполнитель Фэтлип) и почти бесконечное пространство для прогулок, разрисованное граффити и превращенное оператором Лоуеллом А. Мейером и художником Норой Мендис в декорации страшноватой, но завораживающей сказки. О том, что существует другая жизнь, «наверху» (именно так озаглавлен фильм в оригинале), Малышка знает только от мамы. Там светят настоящие звезды, и девочке интересно их увидеть, но, если верить Никки, подняться туда она сможет, только когда у нее вырастут крылья. А пока маленькой семье вполне уютно и внизу.

Конечно, ничего нормального в такой жизни нет — в фильме это понимает Джон, который пытается убедить Никки взяться за ум, выбраться на поверхность и записать дочь в школу. Правда, одновременно он продает ей наркотики, так что в этих поучениях мало толку. Никки более чем обоснованно боится, что наверху ребенка у нее отберут социальные службы, поэтому продолжает скрываться в туннеле, хотя среди других его обитателей расползаются слухи, что скоро их придут выселять. В конце концов происходит облава, и пока Джон отвлекает внимание полицейских, Никки с дочкой вырываются наверх.

Город обрушивается на Малышку какофонией звуков и яркого света, от которого невольно слезятся глаза и у зрителей, которые тоже провели предыдущие полчаса почти в полной темноте. Эффект присутствия усиливает и почти документальная, интимная съемка — камера вплотную приближается к героям, не давая сохранять безопасную с ними дистанцию. Пока Никки мечется по городу в поисках убежища для себя и Малышки, авторы постепенно переключаются с девочки на ее мать, а история становится все более фрустрирующей. Взрослой героине здесь, признаться, довольно сложно сочувствовать, хотя проникновенная игра Селин Хелд не только передает лихорадочное беспокойство Никки, разрывающейся между желанием уберечь дочь и ломкой в поисках новой дозы, но и делает ее более сложным персонажем, чем просто плохая мать-наркоманка. Однако эмоциональным центром фильма остается Малышка и играющая ее маленькая актриса-дебютантка, чья неожиданно зрелая для такого нежного возраста работа — лучшее, что есть в картине.

Путешествие от одной опасности ночного города к другой приводит Никки и Малышку на хату сутенера Леса (Джаред Абрахамсон), который сначала даже вроде бы проявляет участие, но потом оказывается самым страшным из чудовищ, встреченных на этом коротком, но скорбном пути. Здесь фильм почти утрачивает свою оригинальность, заходя на территорию разыгранной по знакомым нотам социальной драмы, но нервное напряжение авторам удается сохранить до самого финала — неочевидного и неоднозначного, как сами отношения «верхнего» и «нижнего» миров.