Как Испания пытается переосмыслить свое прошлое

Испания предпринимает новую попытку поставить точку в самом болезненном для нее историческом вопросе — о роли и наследии диктатора Франсиско Франко. До конца октября Сенат рассмотрит и, как ожидается, одобрит законопроект «О демократической памяти». Инициатива призвана покончить с наследием франкистов и отдать должное тем, кого во время диктатуры считали представителями «анти-Испании». То есть, проще говоря, врагами народа. Теперь правивший в 1939–1975 годах режим объявят вне закона, а на правительство будут возложены обязанности по поиску тел не менее чем 114 тыс. испанцев, пропавших без вести во время гражданской войны и последовавшего периода диктатуры. Впрочем, похоже, что Кабинет министров социалиста Педро Санчеса лишь разбередил старую рану, которая и без того периодически кровоточила. А теперь остановить кровотечение будет еще сложнее, чем раньше.

«История не может строиться на забвении и молчании побежденных»

«Забвение — это не вариант для демократического государства»,— безапелляционно утверждается в преамбуле законопроекта «О демократической памяти», вызвавшего в испанском обществе самые ожесточенные споры за многие годы. Авторы документа отмечают, что «испанское общество обязано хранить память о людях, которые подвергались преследованиям, тюремному заключению, пыткам, потеряли имущество и даже жизни, защищая демократию и свободы». «Таким образом, память о жертвах государственного переворота, войны в Испании и диктатуры Франко, их признание, возмещение ущерба и восстановление достоинства представляют собой моральный долг политиков. Это признак (высокого.— “Ъ”) уровня демократии. История не может строиться на забвении и молчании побежденных»,— говорится в документе. Как следует из дальнейшего текста законопроекта, у испанцев есть давние традиции борьбы за «права, свободы и демократию». При этом светлые периоды периодически прерывались «теми, кто стремился увести страну» в противоположную сторону от «равенства, социальной справедливости и солидарности».

Так, например, произошло со Второй Испанской Республикой (1931–1939 годы), когда «передовые политические и социальные реформы», как сообщается в тексте законопроекта, были прерваны государственным переворотом и жестокой войной.

При этом особо отмечается, что речь шла не просто о внутреннем гражданском конфликте, так как в происходящем непосредственным образом участвовали иностранные державы, такие как Италия, Германия и Советский Союз. «Таким образом, война в Испании стала прологом агрессий против других государств, которые впоследствии были осуждены Нюрнбергским трибуналом»,— говорится в документе.

А дальше речь идет о послевоенной Испании, где «была создана авторитарная политическая система, которая массово подавляла любой намек на политическую оппозицию систематическим и повсеместным образом». Исчезновение людей, внесудебные казни, произвольные задержания, политика концентрационных лагерей, принудительный труд, пытки, изнасилования и другие подобные преступления (вплоть до массовых похищений новорожденных в рамках политики, основанной на евгенике) — все это, как отмечают авторы законопроекта, происходило при диктаторе Франсиско Франко на повсеместной основе. А теперь, по их мнению, испанцы «имеют неотъемлемое право знать историческую правду о насилии и терроре, развязанном франкистским режимом, а также о ценностях и об актах демократического сопротивления, которые совершались теми, кто в итоге стал жертвами репрессий».

Франкисты против «анти-Испании»

Описанный в законопроекте темный период в истории Испании начался в 1936 году: недовольство военных правившим тогда Народным фронтом (коалицией либеральных и левых партий) постоянно нарастало, что привело к путчу. Мятеж начался 16 июля в Испанском Марокко, затем перекинулся на другие испанские колонии, а после этого и на основную территорию страны. В итоге уже 19 июля восставшие военные контролировали 35 из 50 провинциальных центров страны.

Но победоносный блицкриг не удался: противостояние военных (во главе которых не с самого начала, но довольно быстро встал генерал Франсиско Франко) и сторонников республики длилось почти три года. Жестокости было немало с обеих сторон (как, по сути, бывает на любой войне). Но историки сходятся в том, что масштабы преступлений фалангистов были несравнимы с масштабами преступлений республиканцев: националисты убили примерно в три раза больше мирных жителей, чем их противники.

Свою радикальность франкисты и не скрывали. Так, генерал Хуан Ягуэ после взятия Бадахоса и последовавшей резни мирного населения (по разным данным, были убиты от 1,8 тыс. до 4 тыс. гражданских лиц) объяснял иностранным журналистам, что в «пароксизме войны» отличить мирного жителя от немирного очень тяжело. И признавал, что в отношении пленных республиканцев все было и того проще: «Конечно, мы расстреляли их. А чего вы ждали? Воображали, что я потащу с собой четыре тысячи красных, когда моя колонна и без того борется со временем?» «Важно распространять террор и без тени сомнения истреблять тех, кто не разделяет нашу позицию. Мы застрелим любого, кто выступает против движения по спасению Испании»,— отмечал другой приближенный к Франко генерал, Эмилио Мола.

Установившаяся после войны государственная идеология транслировала испанцам (в том числе ученикам школ) одну главную мысль: война была крестовым походом против врагов Испании.

Или, точнее, как было сформулировано в 1949 году философом Бернардо Гомесом Монсегю, войной «Испании» и «анти-Испании». Первое приравнивалось к франкизму — причудливой смеси идеологий, в основе которой были такие понятия, как националистический консерватизм, исконный католицизм, имперскость, авторитарность власти, антикоммунизм, монархизм и в целом следование традиционным ценностям. Одним словом, скрепоносность. «Анти-Испанию» воплощали в себе, в частности, интеллигенты, социалисты, коммунисты, сторонники региональных этноисторических идентичностей — в общем, все те, кто проиграл войну и от кого следовало избавляться без сожаления.

Точное число жертв Гражданской войны и последовавших репрессий до сих пор не известно (да и вряд ли когда-нибудь будет точно определено). Во время войны с обеих сторон погибло никак не менее 300 тыс. человек (из них, по версии большинства историков, около 140–200 тыс.— собственно в боях). По подсчетам ряда демографов, население Испании в 1939 году насчитывало на 750 тыс. человек меньше, чем можно было бы ожидать в том случае, если бы не было войны. Если рассматривать 1942 год, то этот гипотетический показатель составит уже 1 млн 150 тыс. человек.

Что же касается послевоенных репрессий, то подсчеты также могут быть лишь приблизительными. В конце 1939 года в обращении к нации по случаю Нового года Франсиско Франко заявил, что войну нужно оставить в прошлом, но для этого всякие «либеральные методы» (вроде «чудовищных и самоубийственных» амнистий) не подходят: проигравшая сторона (та самая «анти-Испания») должна искупить вину «трудом, раскаянием и покаянием». Диктатор немедленно приступил к реализации такой политики, в частности посредством военных трибуналов, концентрационных лагерей, тюрем, трудовых батальонов. Считается, что с 1939 по 1975 год власти казнили от 35 тыс. до 50 тыс. человек. Более 300 тыс. человек прошли через тюрьмы и лагеря. Не менее 400 тыс. испанцев были вынуждены эмигрировать.

Если руководствоваться знаменитой фразой Александра Суворова о том, что «война не закончена, пока не похоронен последний солдат», то Испании до мира еще очень далеко.

12 июля нынешнего года в ходе дебатов в парламенте премьер-министр Педро Санчес заявил, что в королевстве по-прежнему насчитывается 114 тыс. без вести пропавших в период с 17 июля 1936 года по декабрь 1951 года. Их останки до сих пор не идентифицированы и не возвращены родственникам. «Мы вторые после Камбоджи по этому показателю»,— сказал глава правительства, пообещав «направить все ресурсы на то, чтобы извлечь останки тех, кто был убит и по сей день все еще лежит во рвах». Сравнение с Камбоджей — это очень распространенный среди сторонников законопроекта тезис, который, правда, однозначно не подтверждается данными ООН или других международных организаций. При этом, по другим данным, речь идет не о 114 тыс., а не менее чем о 150 тыс. человек.

Франкизм не пройдет

В законопроекте заявлены две основные цели. Первая — «способствовать распространению знания о демократических этапах истории (Испании.— “Ъ”) и всех тех деятелях и движениях», которые внесли свой вклад в развитие в стране «культуры демократии». Вторая — способствовать сохранению памяти о жертвах войны и франкистской диктатуры», чтобы предотвратить возможность «повторения любой формы политического насилия или тоталитаризма».

Достичь этих целей предлагается при помощи целого ряда положений и мер, описанных в законопроекте. В частности:

• режим Франко, «возникший в результате военного конфликта», объявляется вне закона;
• в этой связи незаконной и нелегитимной признается деятельность франкистских судов, коллегий присяжных и любых других уголовных и административных органов, созданных после 1936 года;
• уточняется понятие «жертва». Это люди, которые в индивидуальном или коллективном порядке понесли физический, моральный, психологический или имущественный ущерб или были существенно ущемлены в своих основных правах в период между государственным переворотом 1936 года и вступлением в силу конституции 1978 года. Речь не только об убитых или пропавших без вести, но и, например, о политических заключенных, всех преследуемых за сексуальную ориентацию, уволенных по политическим мотивам, младенцах, изъятых у их «неблагонадежных» биологических родителей, а также о потомках всех этих людей «до четвертой степени родства». Кроме того, жертвами признаются испанские языковые и культурные сообщества: басков, каталонцев и галисийцев;
• признается право жертв франкизма на «возмещение ущерба за конфискованное имущество и экономические санкции, наложенные по политическим, идеологическим причинам, по соображениям совести или религиозных убеждений во время войны и диктатуры»;
• меняется роль закона об амнистии 1977 года, который после смерти Франсиско Франко в 1975 году стал ключевым элементом политики национального примирения. Он не отменяется, но подчеркивается необходимость «гарантировать право на установление истины в отношении жертв серьезных нарушений прав человека или международного гуманитарного права, а также надлежащих форм признания и возмещения ущерба». С этой целью, как отмечается в документе, закон 1977 года должен толковаться и применяться строго в соблюдении с нормами международного права;
Как перезахоронение останков Франко раскололо Испанию

• правительство обязуется наладить розыск пропавших без вести в годы Гражданской войны и последовавшей диктатуры (а их, напомним, не менее 114 тыс.), создать банк данных ДНК для идентификации жертв и организовать выплаты репараций родственникам убитых франкистами;
• предполагается создание комиссии по исследованию нарушений прав человека с 1978 года по конец 1983 года лицами, которые боролись «за укрепление демократии» в стране, избавлявшейся от наследия Франко. Цель — найти «возможные пути признания ущерба и его возмещения». В этот промежуток попадает год создания полувоенной организации GAL, сформированной с одобрения правительства Фелипе Гонсалеса для борьбы с баскскими сепаратистами из террористической группировки ETA. «Эскадроны смерти» действовали на территории соседней Франции и ликвидировали 27 человек;
• вводятся штрафы в размере до €150 тыс. за такие действия, как разрушение массовых захоронений жертв режима и нанесение ущерба местам памяти, или за возвышение франкизма;
• все ассоциации, посвященные памяти диктатора (в том числе Фонд Франсиско Франко), ликвидируются. Государство конфискует их архивы;
• долина Павших получает свое прежнее географическое название долина Куэльгамурос. В грандиозном мемориальном комплексе неподалеку от Мадрида покоятся останки более чем 33 тыс. жертв гражданской войны с обеих сторон, но он все равно воспринимается многими как памятник эпохе Франко. Много лет могила диктатора привлекала его почитателей, но в 2019 году его останки перенесли в семейную могилу на кладбище в Эль-Пардо. Сейчас в долине Павших есть только одна именная могила — основателя националистической ультраправой партии «Испанская фаланга» Хосе Антонио Примо де Риверы. После принятия закона и его останки будут перезахоронены;
• вступят в силу новые нормы изучения «истории демократии и демократической памяти» в школах и вузах Испании;
• будут аннулированы решения о предоставлении 33 семьям во времена Франсиско Франко дворянских титулов;
• 31 октября будет объявлено Днем памяти всех жертв военного переворота, Гражданской войны и диктатуры, а 8 мая — Днем памяти и дани уважения испанцев, которые были вынуждены покинуть страну по политическим мотивам вследствие войны и диктатуры.

Законопроект о «демократической памяти» был одобрен Советом министров Испании еще в 2021 году и тогда же поступил на рассмотрение Генеральных кортесов (парламента) страны. Нижняя палата — Конгресс депутатов — одобрила инициативу 14 июля, после чего документ был направлен в Сенат. Он, как сказано на сайте законодательного органа, должен будет рассматривать документ до 31 октября.

Расклад сил в Сенате таков, что принятие законопроекта практически гарантировано. Но вот дальнейшая его судьба покрыта «туманом войны» — слишком уж болезненна для испанцев тема наследия франкистов и слишком уж противоречивым вышел законопроект, который был призван заживить у испанской нации не зажившие за 47 постфранкистских лет раны.

Временная амнезия

Испанская демократия — это «внебрачный сын фашистской диктатуры», заявил в ходе недавних дебатов по законопроекту депутат от политической коалиции «Вместе за Каталонию» Хосеп Пажес. Громкая, но не лишенная оснований фраза. Действительно, смерть Франко в 1975 году открыла путь к демократизации всех сфер политической и общественной жизни в стране. Возглавил процессы новый глава государства король Хуан Карлос, на кандидатуре которого заранее остановился Франсиско Франко, но который практически сразу начал отказываться от наследия своего наставника. Испания стала стремительно меняться.

«Когда я начал снимать кино в 1979 году, самой поразительной и совершенно новой реальностью для меня и для Испании было то, что мы начали жить в условиях демократии, настоящего взрыва свобод. Меня как режиссера вдохновляли эти перемены, та новая жизнь, что разворачивалась на знакомых улицах, в частности ночная жизнь. Страна пробуждалась ко всем тем удовольствиям и преимуществам, которые дает свобода» — так самый знаменитый испанский режиссер современности Педро Альмодовар в интервью “Ъ” передавал свои ощущения от социально-культурного движения, которое вошло в историю как Movida Madrilena. Последний на текущий момент вышедший на экраны фильм режиссера «Параллельные матери» как раз во многом посвящен теме исторической памяти и поиску без вести пропавших жертв франкизма.

Взрыв свободы и творчества, испанская перестройка, подразумевавшая безболезненный переход от диктатуры к демократии — все это стало возможно благодаря пакту, заключенному испанским обществом: не надо копаться в болезненном прошлом, лучше забыть о нем и вместе идти в будущее.

В 1977 году под руководством Адольфо Суареса — первого в постфранкистской Испании премьер-министра — был заключен Пакт Монклоа, подписанное всеми основными политическими силами страны (и левыми, и правыми) соглашение о наборе мер в области политики и экономики по завершению перехода страны к демократии. В том же году были приняты конституция (действует в стране до сих пор) и закон об амнистии. «Как мы могли бы примириться с теми, кто убивал друг друга, если бы не стерли это прошлое раз и навсегда?» — задавался тогда вопросом депутат от только-только разрешенной Компартии Марселино Камачо, который во время диктатуры сидел в тюрьме. Закон освободил политических заключенных и позволил изгнанникам вернуться в Испанию, но также гарантировал безнаказанность тем, кто участвовал в преступлениях во время Гражданской войны и затем во франкистской Испании.

«Согласие стало возможным»,— написано на могиле Адольфа Суареса, скончавшегося в 2014 году. Но, как выяснилось, согласие это было не на всегда: покаяния (как, например, в постфашистской Германии) не произошло, и рано или поздно это должно было стать проблемой.

Добровольная амнезия продолжалась почти два десятилетия, а пробуждение началось одновременно с ростом популярности в середине 1990-х годов правой Народной партии — прямой наследницы Народного альянса, который был основан высокопоставленными чиновниками времен Франко.

Руководившие страной с 1982 года социалисты (в лице премьер-министра Фелипе Гонсалеса и его соратников) пытались демонизировать «народников» и их лидера Хосе Марию Аснара. Например, накануне выборов 1996 года они выпустили ролик, который сейчас бы назвали вирусным. Черно-белые кадры на фоне тревожной музыки. Бросающийся на зрителя доберман. Засохшее дерево. И вдруг… Яркие, цветные кадры. Восход солнца. Радостные люди. И так картинка сменяется несколько раз, пока не завершается призывом голосовать за Фелипе Гонсалеса. Но креатив не помог: «народники» одержали победу.

На это последовала реакция тяготеющих к левому флангу испанцев (по большей части внуков Гражданской войны), которые стали поднимать до тех пор табуированные темы. С победой Народной партии в 2000 году дискуссии стали еще более активными.

Негласным лидером движения за восстановление исторической памяти стал журналист Эмилио Сильва. В 2000 году он опубликовал в газете La Cronica El Mundo статью под названием «Мой дед — тоже исчезнувший». До этого он провел целое расследование, разыскивая братскую могилу, где был похоронен его дедушка-республиканец. А после публикации материала создал Ассоциацию восстановления исторической памяти, деятельность которой буквально за несколько лет заставила всю Испанию вспомнить то, о чем она всячески пыталась забыть.

На государственном уровне ситуация изменилась с приходом к власти в 2004 году социалиста Хосе Луиса Родригеса Сапатеро — внука республиканца, погибшего от пули франкистов. «Мы должны признать жертвы франкистского режима, потому что это жертвы преступлений военной диктатуры, которая в течение 40 лет душила свободы»,— заявил он 18 июля 2006 года (в день годовщины мятежа 1936 года), тем самым став первым официальным лицом за многие годы, публично поднявшим эту тему.

В 2007 году произошел прорыв: был принят закон об исторической памяти, который впервые на официальном уровне осудил преступления франкизма. Государство признало нелегитимными законы и судебные решения времен Франко (хотя формально они не были отменены).

Демонстрация франкистской символики в общественных местах оказалась под запретом. Была объявлена государственная программа по обнаружению и эксгумации тел жертв режима. Предусмотрена выплата компенсаций их потомкам. Всем вынужденным покинуть Испанию при Франко и их потомкам, а также бойцам интербригад было обещано испанское гражданство. Долина Павших перестала быть местом проведения политических мероприятий теми, кто ностальгирует по прежним временам.

Важную роль в пробуждении испанской народной памяти сыграл скандально известный в прошлом судья Бальтасар Гарсон. В октябре 2008 года он официально объявил репрессии, совершенные режимом Франко, преступлениями против человечности и поставил под вопрос неприкосновенность преступников времен франкизма. Кроме того, судья распорядился эксгумировать 19 безымянных братских могил для установления личности жертв франкистов и их перезахоронения. В ответ в атаку на Бальтасара Гарсона пошли две профранкистские организации — «Чистые руки» и «Испанская фаланга». В результате Верховный суд Испании возбудил против него дело по обвинению в превышении служебных полномочий (в связи с нарушением закона об амнистии 1977 года). И в итоге в 2010 году Бальтасара Гарсона на 11 лет лишили права заниматься юридической деятельностью.

Вскоре ветер истории в Испании вновь сменил направление на противоположное: в 2011 году к власти вернулась Народная партия во главе с Мариано Рахоем. Новое правительство вначале на 60% сократило расходы на поиски братских могил и эксгумацию жертв, а затем и вовсе перестало выделять на это деньги. «Они отменили все субсидии. Премьер-министр Рахой похвастал в одном интервью, что в этом году выделил на историческую память ноль евро из госбюджета»,— возмущался в самом начале «Параллельных матерей» главный герой фильма Альмодовара, действие которого происходит как раз в те годы.

Битва двух Испаний

На новый виток история пошла в 2018 году, когда премьер-министром Испании стал социалист Педро Санчес. В октябре 2019 года ему удалось добиться перезахоронения Франсиско Франко, хотя общество было разделено поровну: по данным опроса, проведенного компанией SocioMetrica для издания El Espanol, 41,9% испанцев выступали за эксгумацию останков диктатора, а 42,1% — против .

В феврале 2021 года был снесен последний в Испании памятник диктатору (он стоял в африканском эксклаве Мелилья). Теперь же господин Санчес готовится праздновать новый, едва ли не самый громкий внутриполитический триумф в своей карьере. Правда, недовольных инициативой немало, причем как с левой, так и с правой стороны.

Так, Эмилио Сильва из Ассоциации по восстановлению исторической памяти считает, что законопроект недостаточно радикален: «Надо говорить не только о жертвах, но и о палачах». А в организации Amnesty International призвали включить в законопроект отдельный пункт о том, что «закон об амнистии не может оказывать никакого влияния на расследование и наказание за серьезные нарушения прав человека, совершенные во время Гражданской войны и франкизма», и не может «быть использован для создания препятствий жертвам в расследовании и доступе к правосудию». Вопросы вызывает и предусмотренное законопроектом создание комиссии по исследованию нарушений прав человека в 1978–1983 годах — лишь исследованию, а не (как хотелось бы многим испанцам) наказанию.

В свою очередь, в центристской партии «Граждане» заявили: если бы в 1975 году страной руководили такие же люди, как сейчас, то королевству было бы не избежать новой гражданской войны. Любопытно, что с этим, по сути, согласился и тяжеловес испанской политики социалист Фелипе Гонсалес: бывший премьер обвинил своих однопартийцев в том, что они «разрушают основы гражданского мира в стране».

Громко звучат голоса представителей Народной партии, обещающих отменить закон в случае победы на парламентских выборах в конце 2023 года. И похоже, что это не просто риторика: у «народников» во главе с Альберто Нуньесом Фейхоо есть все шансы на победу и формирование правительства (вероятно, в коалиции с другими правыми силами). Сейчас, согласно большинству опросов, Народная партия немного опережает идущих на втором месте социалистов.

В ультраправой радикальной партии VOX (в Конгрессе депутатов испанского парламента занимает третье место после социалистов и «народников» по числу кресел) также объявили, комментируя свои электоральные перспективы: «Мы берем на себя обязательство дать возможность испанцам свободно мыслить и не принуждать их придерживаться коллективной памяти, навязанной политиками». При этом в VOX критикуют за мягкотелость Народную партию, которая при Мариано Рахое так и не отменила закон 2007 года об исторической партии. И как считают праворадикалы, ей не хватит смелости для подобного шага и сейчас.

Отметим, что критики VOX называют ее неофранкистской партией. Однако в самой партии такое сравнение считают в корне неправильным. «Если вы любите Испанию, вас назовут ксенофобом и фашистом. Если вы призываете к контролю над иммиграцией, вас назовут расистом и фашистом. Если вы любите испанские традиции, то вы ретроград и фашист, а если вы против чрезмерных налогов, то вы эгоист и фашист»,— парировал ранее лидер VOX Сантьяго Абаскаль.

Жесткая критика звучит и из уст главы Фонда Франсиско Франко Хуана Чичарро Ортеги (оно и понятно, так как новый законопроект деятельность этого фонда запретит). Наконец, есть в Испании и чистые франкисты, такие как зарегистрированное в 1996 году Испанское молодежное движение. Его лидер Хосе Луис Корраль (которого, впрочем, давно уже нельзя причислить к молодежи), в частности, уверен, что «со смертью Франко в Испании закончилось царство Христа». 17 июля текущего года (в день 86-летия путча) лидер движения выступил перед своими единомышленниками с проникновенной речью о настоящем и прошлом Испании. «Сегодня тоталитаризм срывает с себя маски и пытается поставить нас вне закона, запретить нас, преследовать нас и прикончить нас. Он кинул в тюрьму, заткнул рот»,— возмущался господин Корраль. И взывал к «Всемогущему Богу», который должен вновь, как и в 30-е годы прошлого века, даровать лидеру Испанского молодежного движения и его соратникам победу. «Пусть даже физически мы в меньшинстве. Пусть даже все остальные против нас. Потому что Богу важно не количество, а качество. Важно, что мы подаем пример. Важны верность, чистота намерений и преданность своему делу без какого-либо двуличия»,— утверждал он.

Очевидно, что такие испанцы, при прослушивании подобных речей вскидывающие руки в нацистском приветствии, а также публично выступающие за запрет абортов и против вакцинации от COVID-19,— явные маргиналы. Но некоторая ностальгия по «сильной руке» у части испанского общества все-таки действительно есть. Полностью отказа от наследия диктатуры не произошло. Да и, видимо, уже не произойдет.

Испанский филолог и историк Рамон Менендес Пидаль, в годы Гражданской войны живший в изгнании, а затем вернувшийся на родину, писал о существовании «двух Испаний», которые никак не могут прийти друг с другом к соглашению. О борьбе между «стариной и новью, традициями и нововведениями». О том, что «такой трагический дуализм в Испании обычно вырывается наружу с невероятным ожесточением». Все так. Но похоже, что подобное противостояние характерно отнюдь не только для королевства на Пиренейском полуострове.

Павел Тарасенко