«Кошки-мышки»: неудачная экранизация популярного феминистского рассказа

В прокат выходят «Кошки-мышки» Сюзанны Фогель — так в России переназвали экранизацию феминистского рассказа «Кошатник», который шесть лет назад стал хитом журнала The New Yorker. В начале года фильм показали на «Сандэнсе», но без большого успеха: погнавшись за вирусной популярностью рассказа, авторы фильма так и не придумали, как перевести текст на язык кино.

Текст: Андрей Карташов

В зачине «Кошек-мышек» нет ничего интригующего. Двадцатилетняя Марго изучает археологию в провинциальном американском университете и по вечерам подрабатывает, продавая попкорн в кинотеатре. Один из завсегдатаев — застенчивый, неуверенный в себе мужчина, который ходит в кино один и каждый раз покупает у Марго лакрицу. После нескольких неловких попыток знакомства они все-таки обмениваются контактами и долго флиртуют по переписке, пока наконец Роберт — любитель кошек, «Звездных войн» и старомодной галантности — не приглашает девушку на свидание в ее же собственный кинотеатр.

Все это, казалось бы, довольно тривиально, однако рассказ Кристен Рупениан «Кошатник» («Cat Person»), на котором основан сюжет фильма Сюзанны Фогель, шесть лет назад стал американской литературной сенсацией. The New Yorker опубликовал прозу, написанную от лица двадцатилетней студентки и с позиций «миллениальских», если не «зумерских» представлений об отношениях между мужчинами и женщинами. Рассказ завирусился: именно тогда, в конце 2017 года, обвинения в адрес продюсера Харви Вайнштейна запустили волну скандалов и дискуссий о том, насколько насилие и принуждение нормализовано в патриархальной культуре.

Успех Рупениан был именно в том, что в ее рассказе не происходило ничего из ряда вон выходящего: не насилие, а неудачный секс, которого не очень-то хотелось, не злодейские манипуляции, а несколько мерзких фраз, которые можно было бы проигнорировать. История второкурсницы Марго и 33-летнего «тюбика» (как теперь это называют) Роберта — вся про такие «не очень-то» и «можно было бы», рассказ из серой зоны неопределенности: ничего «такого» не произошло, но осадочек остался. Для многих читателей — и женщин и мужчин — все это оказалось до боли знакомым, и «Кошатник» стал самой популярной литературной публикацией журнала за год. Об интерпретации текста много спорили в соцсетях — возможность, которая, увы, не предоставлена зрителям экранизации, ведь ее мораль для удобства вкратце изложена уже в эпиграфе — из Маргарет Этвуд.

Да, «Кошки-мышки» — не тот случай, где стесняются все объяснить буквально. Передать средствами кино внутренний монолог, которым и ценен рассказ-первоисточник,— всегда неблагодарная задача, и авторы картины решают ее при помощи нескольких приемов разной степени неуклюжести. Иногда Марго вслух пересказывает собственные переживания в диалогах с подругой, которая только для того и нужна сюжету (и еще для того, чтобы в тех же диалогах озвучивать феминистские лозунги). В других случаях мы видим на экране фантазии героини: например, она представляет себе Роберта на психотерапевтическом сеансе, где он излагает свои эмоции (как их представляет себе Марго). Наконец, в центральной для фильма сексуальной сцене героиня раздваивается. Одна Марго фальшиво стонет под пыхтящим Робертом, другая стоит у стенки и комментирует происходящее. Сам этот неловкий секс с точки зрения режиссуры сделан хорошо, с уместной долей гротеска (Роберт, чьи представления об этой части жизни связаны в основном с порно, комично суетится и, как настоящий великовозрастный пошляк, включает саундтреком Depeche Mode). Но вполне следовать золотому правилу голливудского сценариста — «показывать, а не рассказывать» — не удается и здесь.

Когда в ход идут метафоры, получается тоже не очень: сравнивать человеческую жизнь с поведением членистоногих обычно любят как раз консервативные публицисты-мужчины вроде Стивена Пинкера, да и эти сравнения здесь тоже озвучивают текстом (непонятно, зачем для чтения справок из «Википедии» понадобилась целая Изабелла Росселлини). Но ключевая проблема фильма даже не в излишней литературности — а в том, как его создатели попытались литературности избежать. Следуя задаче переделать рассказ для нужд коммерческого кино, сценаристка Мишель Эшфорд превращает его в триллер с элементами хоррора. Рупениан и сама не чужда этим жанрам (она написала сценарий прошлогоднего фильма ужасов «Тела, тела, тела», который был, впрочем, полностью переписан другой сценаристкой), но в тексте «Кошатника» к ним ничто не располагает. Вдобавок для фильма присочинен лихой третий акт, где в жертву жанровым устремлениям пришлось принести достоверность и логику поведения персонажей. А еще до того, с самого начала фильма, зловещие фантазии и кошмары Марго (под соответствующую тревожную музыку за кадром) склеены с бытовыми сценами про трудности личной жизни, сделанными в совершенно иной интонации.

И те и другие сцены сами по себе сняты и смонтированы ловко, пусть без особого блеска,— и вряд ли можно винить режиссерку Сюзанну Фогель (она более всего известна остроумным сценарием комедии «Образование») в том, насколько неубедительно выглядят «Кошки-мышки». Это и не вина артистов Эмилии Джонс и Николаса Брауна — они тоже стараются, но, например, выбор Брауна на роль Роберта продиктован чисто коммерческими соображениями. В фильме про отношения должен играть красавец со звездной фильмографией (актер снимался в сериале «Наследники»), потому что так нужно для кассовых сборов, но роль Роберта — мужчины, заурядного во всех отношениях,— стоило бы все же отдать артисту с менее интересной внешностью. Проблема фильма в самой его идее — а это, если называть вещи своими именами, идея оседлать волну хайпа и сделать хит проката из материала, который для такой задачи не годится. Это не вылечить ни постановкой, ни монтажом, ни игрой актеров: «Кошки-мышки» оказываются иллюстрацией того, что литературу, даже сюжетную и популярную, не всегда возможно перевести на язык коммерческого кино.

В прокате с 26 октября

Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram