Граница дырявого типа
С давних времен известно, что строгость российских законов умеряется необязательностью их исполнения. А если закон все же пытаются заставить работать, то это суровое действие находит ответ в виде постоянного и изощренного противодействия. Так, например, случилось после того, как в 1822 году Александр I для защиты отечественного производителя установил жесточайшие, практически запретительные таможенные пошлины на большинство импортных товаров (см. "Деньги" N 40 за 2009 год). В ответ на всех рубежах Российской империи начало расти и шириться движение контрабандистов. А наблюдательные таможенники потом отмечали, что, как только пошлина на какой-либо товар превышает 30%, его начинают массово и незаконно водворять в российские пределы.
Несмотря на то что русские таможенные пошлины снижали в 1857 и 1868 годах, они оставались одними из самых высоких в Европе, что неизменно способствовало росту и расширению контрабанды и подъему доходов контрабандистов, именовавшихся в официальных документах контрабандирами. Полвека спустя после введения запретительных пошлин, в 1872 году, департамент таможенных сборов решил собрать воедино все способы ввоза контрабандных товаров, озаглавив его "Сборник ухищрений и уловок, употребляемых контрабандирами при незаконном водворении товаров в пределы России". В нем для обучения начинающих таможенников и пограничной стражи, а также пополнения знаний старослужащих защитников экономических границ суммировали все сведения о способах пересечения границы возчиками и переносчиками дефицитных товаров и тех шпионских приемах, которые при этом применялись.
Как утверждали авторы сборника, уважающие себя контрабандисты проводили свои акции лишь после серьезной разведывательной подготовки:
"Секреты и обходы пограничной стражи узнают они через лазутчиков, что делается обыкновенно следующим образом. Приближаясь к границе, контрабандиры высылают вперед себя двух, трех лазутчиков, которые переходят границу под видом местных крестьян, отыскивающих свой скот. Высмотрев секреты пограничной стражи, лазутчики дают о том своим сообщникам условные сигналы, подражая, напр., крику филина, волчьему вою и т. д. Если же они наткнутся на пограничную стражу и будут замечены оною, то дают уже другого рода сигналы, а именно: затягивают песню, прикидываясь пьяными, завязывают громкий спор со стражниками, находящимися в секрете. Для той же цели употребляются иногда дрессированные собаки, которых контрабандиры пускают впереди себя, за черту границы. Пробегая мимо секретов пограничной стражи, собака узнает чутьем о присутствии их и лаем уведомляет о том своих хозяев... Для большего же успеха в своем предприятии они производят не редко ложные тревоги в местах, противоположных тем пунктам границы, чрез который намереваются водворить контрабанду".
Но войсковой разведкой, в армейских терминах, дело, как правило, не ограничивалось. Для успеха дела использовались агентурные возможности.
"С тою же целью,— рассказывалось в сборнике,— подсылают они к начальствующим лицам ложных доносчиков, которые сообщают им неверные сведения о намерениях контрабандиров. Когда пограничная стража, полагаясь на эти сведения, сосредоточивает свои секреты на указанных доносчиком местах, то контрабандиры водворяют товары через другие, свободные пункты границы. Очень часто они нанимают нищих, какую-нибудь старуху или старичка и пускают их вперед через границу в том месте, где находится часовой, который обязан задержать переходящих границу людей и отвести их на кордон. Таким простым способом устраняется пограничная стража от тех пунктов границы, через которые предполагают водворить контрабанду. Кроме ложных доносчиков контрабандиры помещают к начальствующим лицам прислугу, которая подкуплена ими и которая заблаговременно уведомляет их о разных приготовлениях и распоряжениях по пограничному надзору. Они стараются расположить в свою пользу стражников и объездчиков. Как посты пограничной стражи располагаются большею частью в деревнях или поблизости оных, а жители этих деревень занимаются обыкновенно тайным водворением товаров, то контрабандиры заводят знакомство с нижними чинами постов и при помощи угощений получают чрез них нужные для себя сведения. Иногда подсылают они к стражникам женщин, которые увлекают солдат в условленное время от тех мест, где предполагается водворить контрабанду".
Список шпионских методов контрабандистов всем этим не исчерпывался:
"Когда же злоумышленники встречают нижних чинов, не поддающихся на соблазны и строго исполняющих свои служебные обязанности, то они делают на них ложные доносы или даже стараются вовлечь в преступление c целью устранить их от мест, удобных для водворения контрабанды".
В Сборнике ухищрений и уловок содержалось описание такого количества разнообразных способов ввоза контрабанды, что поневоле начинало казаться, что граница надежно закрыта на замок и что никакой злоумышленник не сможет пронести через нее даже ушко от запрещенной к беспошлинному ввозу иглы. Там описывались даже способы сокрытия контрабанды на новейшем для России того времени транспорте — железнодорожном:
"На поездах железных дорог контрабанда была неоднократно открываема:
на паровозах — в нарочно устроенном для сего помещении между двойным дном, где стоят машинисты;
на тендерах — между дровами и углем, а также и в самой воде, в герметически закупоренных сосудах; в нарочно-устроенных для того тайных помещениях из железных листов, которые могут быть открыты не иначе как по выпуску из тендера воды;
в почтовых, пассажирских и товарных вагонах — между двойною настилкою полов и между двойными стенками вагонов, в матрацах и под обивкою, в устроенных на верху вагонов будках для кондукторов, в фонарях и в разных других удобных к тому местах".
Однако на деле все обстояло отнюдь не так благополучно, как следовало из сборника. Таможенный ревизор В. О. Пузино, в чьи обязанности входил поиск контрабанды, уже ввезенной в страну, после отставки писал в 1907 году в своих воспоминаниях:
"Контрабанда провозится в огромных размерах и причиняет казне большие убытки. Большой провоз ее доказывается результатами обысков и расследований внутри империи, задержаниями контрабандных товаров в больших городах и столицах и расследованиями в местах ее пропуска. Каким же образом согласовать это преступное явление с деятельностью пограничной стражи? Нужна ли после этого самая стража?.. Или, может быть, не взирая на большой ввоз в империю контрабанды, пограничная стража энергично борется с нею, а статистика указывает на частые и большие поимки контрабанды чинами стражи? Таких оправдательных данных нет. Наоборот, добрая тысяча дел, по которым мне пришлось выступать в судах в качестве поверенного казны, и вообще знакомство с делами о контрабанде убеждают меня в противном, убеждают в том, что громадные расходы на содержание пограничной стражи с ее округами, бригадами, отделами и отрядами, разбросанными по всем границам нашего обширного отечества, с ее генералами и прочим людом,— что расходы эти непроизводительны и вознаграждаются такими ничтожными результатами, о которых можно сказать, что овчинка не стоит выделки. Про наши азиатские границы я почти ничего не знаю и о них ничего теперь и не говорю, но напр. на юге России, на побережье Черного и Азовского морей, а равно и на севере, на берегах Белого моря, не было, помнится, ни одной поимки или задержания за время моей службы, а между тем содержание нескольких тысяч лиц, служащих для этой цели, обходится казне в несколько сот тысяч, а может быть, и несколько миллионов руб. ежегодно. На Балтийском море, где, кроме сухопутной стражи по берегам, существует еще и пограничный флот, поимки представляются исключением, да и самый флот можно назвать бутафорским. На западной границе, где близость культурной Европы создала удобный доступ к дешевым рынкам и вечный соблазн, поимки и задержания сравнительно часты, в среднем, для некоторых отрядов, приблизительно по две поимки в месяц, но и здесь есть отряды и целые бригады, где поимок нет вовсе или они очень редки, за несколько лет один-два случая. По таможенным узаконениям часть стоимости товара и часть штрафа (пошлина в 5 раз, а прежде была в 3,3 раза) идут в награду задержателям, а между тем редкий из чинов стражи получает 200 руб. денежной награды".
Ларчик, как водится, открывался очень просто. Методы, которые контрабандисты использовали против рядовых пограничных стражников, безупречно работали и против чинов таможни. Зачем навлекать на себя неприятности, жалобы и даже уголовное преследование, оставаясь верным букве и духу закона, когда можно без хлопот и с большим прибытком для собственного бюджета сотрудничать с контрабандистами?
В итоге оказывалось, что контрабандистов ловили только немногочисленные азартные таможенные ревизоры да еще желавшие получить долю штрафов доносчики. И именно по ходу этого противоборства случались разнообразные захватывающие истории.
Дело гражданина Ротшильда
"Летом 1896 года,— вспоминал В. О. Пузино,— директор департамента таможенных сборов передал мне донос, поданный неким Швецовым, в котором заявлялось, что некоторые керосино-заводчики в Батуме торгуют иностранною жестью, неоплаченной таможенной пошлиной... Мы разыскали в Тифлисе Швецова, от которого, между прочим, узнали, что он бывший помощник бухгалтера на заводе Бакинского нефтепромышленного и торгового общества, которое собственно существует, по его словам, лишь фиктивно, а хозяином завода является французский гражданин Ротшильд; что для выделки жестянок, в которых керосин вывозится за границу, завод получает заграничную жесть в количестве нескольких сотен тысяч пудов в год, а таможня по существующим правилам выпускает ему эту жесть беспошлинно, с тем условием, чтобы такое же по весу количество жести, в форме жестянок, было вывезено за границу, но что таможня дает слишком большой вес на жестянки, вследствие чего часть жести в листах остается в распоряжении заводчиков, которые и ведут ею свободный торг, продавая ее ящиками для надобностей Батума и всего Кавказа, а также посылают ее заграницу на мелких турецких фелюгах (в Анатолию, Константинополь и др.), продают в Одессу ни разные заводы, в Варшаву и другие места; Швецов, между прочим, рассказал, что, едва он успел послать донос в таможенный департамент, это стало известно всем в городе, все готовились спрятать концы в воду, в точном смысле этого выражения: он думал, что ящики с жестью прямо спущены на дно моря и едва ли теперь удастся что-либо найти и узнать; он же, Швецов, должен был оставить службу на заводе и уехал тогда же в Тифлис".
Как писал Пузино, донос помощника бухгалтера, как ни старались скрыть факт контрабанды промышленники, полностью подтвердился:
"Таможня определяла средний вес жестянки в 2 фунта 80 золотников и продолжала давать такой вес из года в год; между тем при вывеске мною жестянок средний вес их определился в 2 фунта 65 золотников. Кроме того, это был не чистый вес жести, а вес жестянки, включая спайку, втулку, ручки, которые были все из русских материалов и весили не менее 6 золотников. Разница 15-20 золотников, умноженная на несколько миллионов жестянок, выделываемых в Батуме, давала несколько сот, иногда и тысяч пудов".
Батумские таможенники оправдывались тем, что совершили случайную ошибку, владельцы керосиновых заводов нервничали в ожидании крупных штрафов. А Швецов предвкушал получение своей трети суммы, назначенной к взысканию:
"По нашему расчету, изложенному в донесении нашем по начальству, с Батумских нефтепромышленников: Ротшильда, Манташева, Ангелидиса, Сидеридиса и мн. др. причиталось, по таможенному уставу, денежное взыскание в размере свыше полутора миллионов рублей, и доноситель Швецов, имеющий право на одну третью часть наградной суммы, считал себя не только обеспеченным на всю жизнь, но и богатым человеком".
Пузино предполагал, что в ходе дальнейшего рассмотрения дела сумма штрафа может только увеличиться. Однако он не учел одного обстоятельства. Ротшильд умел договариваться не только с маленькими батумскими таможенными чиновниками, но и с большими столичными вельможами.
"По общему правилу, принятому таможенными ревизорами при всех ревизиях, я совершенно устранился от дела, ожидая лишь его окончания. Знаю, что приезжал и неоднократно встречал в департаменте поверенного Ротшильда, Зродловского; слышал, что ожидали приезда Ротшильда в Петербург; слышал, что по поводу того же дела были в Петербурге и некоторые другие заводчики. Наконец, министр финансов вошел с представлением в Комитет Министров, согласно этому представлению, было определено взыскание со всех заводчиков лишь ординарной пошлины, всего в размере 290 тысяч рублей, большая часть коих приходилась на долю Ротшильда и которые были немедленно уплачены керосино-заводчиками. Хотя вопрос об ответственности за контрабанду не возбуждался и не был разрешен в Комитете Министров, а следовательно, не могло быть и наградных денег по правилам таможенного устава, тем не менее по распоряжению министра финансов всем лицам, прикосновенным к расследованию, были выданы из каких-то сумм разные денежные награды; доноситель же Швецов, вопреки своим расчетам, получил всего, кажется, 10 тысяч".
Еще более занимательным оказался финал дела Ротшильда для батумских таможенников, годами не замечавших махинаций керосинозаводчиков.
"Все чиновники Батумской таможни,— писал Пузино,— были затем переведены в другие таможни, а управляющий был назначен помощником управляющего в Одессу".
Слитый сливальщик
История другого доносчика, решившего использовать таможенную проверку для борьбы с конкурентами, закончилась для него гораздо печальнее.
"В 1898 году,— рассказывается с мемуарах В. О. Пузино,— московский фабрикант Дреземейер обратился к одному знакомому ему таможенному чиновнику с вопросом: кому бы передать сведения о большой контрабанде, чтобы быть уверенным в том, что контрабанду задержат, а виновный подвергнется взысканию штрафа? Чиновник объяснил Дреземейеру, что он может не беспокоиться, а о сведениях купца рассказал мне. Доложив это дело начальству, я отправился по его распоряжению в Москву, чтобы переговорить с Дреземейером. Случайно перед отъездом я услышал от одного из сослуживцев, что в прошедшие времена самого доносителя можно было, по слухам, подозревать в контрабанде, которая будто бы много помогла ему составить хорошее состояние, но что, впрочем, он никогда не был судим или подвергнут ответственности в административном порядке. По приезду в Москву я узнал, что Дреземейер живет в собственном большом доме, в большой квартире, прекрасно и дорого обстановленной; что в Москве он имеет обширный склад сельскохозяйственных и иных механических приспособлений и единственную в России фабрику шелковых сит; что, однако же, этой его торговле, по его рассказам, приносят большой вред другие торговцы, продающие шелковые сита контрабандного происхождения, которые продаются гораздо дешевле, чем он может выделать в России. Поэтому-то, спасаясь от такой незаконной и опасной конкуренции, он должен заявить, что в Москве особенно много продает контрабандных сит купец Гессе, а в Бердичеве и Киеве — купец Зусман, которых и следовало бы подвергнуть ответственности за контрабанду".
Дреземейер не догадывался, что является не только доносчиком, но и подозреваемым. А потому, не стесняясь, похвалялся перед таможенным ревизором своими богатствами.
"Во время нашего разговора,— вспоминал Пузино,— Дреземейер познакомил меня со своим сыном, тоже купцом, живущим в другом, таком же большом, собственном доме. Разговор и вся внешность Дреземейера не внушала к нему никакого доверия и почтения, несмотря ни на обстановку, ни на его богатство и зрелый возраст, в особенности же в виду полученных мною раньше сведений о нем, а потому я тогда уже решил, одновременно с обыском у Гессе, сделать обыск и у Дреземейера, хотя торговля механическими предметами и не давала больших шансов на успех. Об осмотре торговых помещений Зусмана я сообщил в департамент и знаю, что в Бердичев и Киев был командирован другой ревизор, который не нашел никакой контрабанды; осмотром Гессе и Дреземейера я распорядился сам, для чего пригласил себе в помощь чиновников Московской таможни. У купца Гессе оказалось очень немного контрабандных шелковых сит, и он уплатил штраф без суда, в размере нескольких сот руб., а из книг его было видно, что часть контрабанды отослана им в гор. Ростов, в магазин купца Золотухина. Об этом я дал телеграмму управляющему Ростовскою таможнею, который сделал сейчас же обыск у Золотухина, и по суду этот купец был подвергнут впоследствии взысканию в размере 1500 руб. Обыск же у Дреземейера не только оправдал, но даже превзошел все мои ожидания. В его громадном магазине оказалась отдельная комната, уставленная полками, а на них найдены коробки с контрабандными шелковыми вуалями, а в особенности подвенечными. Можно себе представить, сколько было вуалей и сколько коробки занимали места, если сказать, что вес вуалей без упаковки составлял 14 пудов. Никаких объяснений купец представить не мог и подчинился административному решению, согласно которому с него взыскали 14 тыс. руб., а вся контрабанда была конфискована".
Турецкий султан контрабанды
Однако самым крупным контрабандистом, оперировавшим на русском рынке в конце XIX века, по праву считался турецкий подданный Колоф Этельсон. Теперь определение "турецкоподданный", употребленное в отношении людей с совершенно нетурецкими фамилиями, не говорит ничего и никому. Но в те времена каждый тут же понимал, о человеке из какого сословия идет речь. Как правило, турецкое подданство покупали по сходной цене российские евреи, измученные стеснениями черты оседлости и не имевшие возможности получить высшее образование или достаточных средств для записи в первую купеческую гильдию (все это давало свободу передвижения и выбора места проживания). Турецкое подданство ко всему прочему защищало от призыва в императорскую армию. Так что такие турецкоподданные обоснованно считались хваткими, но склонными к мошенничеству людьми.
"Вблизи русской границы,— вспоминал Пузино,— лежит прусское местечко Эйдкунен, где основался на жительство Колоф Этельсон и открыл огромную транспортную контору для перевозки контрабанды в Россию, которую и отправлял в наши столицы и все большие губернские города. В Эйдкунене были даже очень порядочные магазины с образцами товаров, требуемых для русских, а для приезжих людей имелись очень приличные гостиницы, хороший стол и хорошее пиво. Эти гостиницы были постоянно полны русскими торговцами, а по крайней мере, лицами, торгующими в России. Этельсону можно было заказать какой угодно иностранный товар: доставка его была обеспечена, не вызывала никаких хлопот и риска для заказчиков, а всякий товар обходился, конечно, вдвое дешевле и был лучшего качества, чем в России. В конце улицы стоял шлагбаум, а около него пограничный солдат на часах; за ним была уже Россия и русское местечко Кибарты, где находится Вержболовская таможня. Но какая разница между прусской и русской стороной одного и того же местечка: там порядок, чистота, дешевизна, а здесь лишь одна грязь, вопиющая бедность, стража да таможня. Первоначально Этельсон вступил в стачку с одним таможенным экспедитором и артельщиком, кажется, при участии еще и других лиц, привез в таможню ящик со спичками и этим ящиком начал подменять вновь прибывавшие ящики с товарами, уплачивая во всех случаях и за всякий товар пошлину, как за спички. Но дело это было обнаружено, пострадали Виноградов и Гроздецкий, и контрабанда прекратилась".
Но Этельсон не собирался бросать обжитое место и терять надежную клиентуру.
"Тогда,— писал Пузино,— Этельсон придумал другой, более удобный для него способ. Он начал посылать товар в почтовых посылках, но посылать только в те города, где имеются таможенные учреждения, а именно в Петербург, Москву, Одессу, Харьков, Ригу и проч. Почтовые посылки в эти города не досматриваются в Вержболовской таможне, а посылаются дальше по назначению, для досмотра в местной таможне; между тем поезд шел от Вержболова до Вильны, а дальше следовали уже другие железнодорожные линии, почему производилась перегрузка всего багажа и кладей, а в том числе и почтовых посылок. Этельсон вступил в соглашение с несколькими почтовыми разъездными чиновниками, которые привозили на вокзал уже заготовленные ранее посылки с грошовым товаром, подменяли этими посылками все отправки Этельсона, которые и отсылались уже не в таможню, а прямо к купцу. А в таможню шла поддельная посылка, с правильно подогнанным весом и с печатями Вержболовской таможни по всем швам ее; такие печати были наложены сургучом первоначально на лист бумаги, вырезаны и вновь наклеены на посылку: Этельсон легко доставал такие снимки через сторожа таможни. За пять лет, в течение которых работал Этельсон, водворено беспошлинно громадное количество иностранных товаров, преимущественно шелковых и бархатных материй, страусовых перьев, кружев и других ценных предметов дамского одеяния и туалета".
И все же хорошо налаженному бизнесу в итоге пришел конец:
"Все купцы, для которых Этельсон привозил контрабанду, были обнаружены и привлечены к ответственности, а сам он был пойман в Двинске вместе со своими помощниками Фрейдбергом и другими занимавшимися выделкою поддельных посылок для подмена. Не перечисляя теперь всех привлеченных к делу, скажу только, что на скамье подсудимых помещались около 40 человек, в том числе пятнадцать почтовых чиновников и ямщиков, а затем купцы из разных городов России, преимущественно из Петербурга и Москвы; были между ними фабриканты, как Гольдарбейтер, Кадиш, были и оптовые торговцы, вроде московского Левинсона, варшавского Вейлера и др. Все взыскание с этих лиц в пользу казны достигало цифры 400 тысяч руб. и потому не мудрено, что защита была представлена чуть ли не всеми лучшими силами нашей адвокатуры; в числе защитников был тогда и московский присяжный поверенный Муромцев, бывший впоследствии председателем первой Государственной Думы".
Однако результатами процесса остались недовольны и обвинители, и обвиняемые.
"Из присужденных сумм,— вспоминал таможенный ревизор,— казне удалось взыскать лишь около 170 тысяч руб.; пришлось удовольствоваться и этим, да тем еще, что сверх уплаты взыскания все чиновники, ямщики и большинство купцов были присуждены к лишению прав, ссылке на житье и к арестантским отделениям".
Но даже угроза серьезных кар не остановила и никогда не сможет остановить контрабандистов. Слишком велик соблазн налаживать товарно-денежные цепочки в обход официальных властей, которые пытаются оградить потребителя от импорта под лозунгом защиты своего производителя.