Дагестанский премьер Магомед Абдулаев рассказал Ольге Алленовой о том, как он собирается бороться с коррупцией.
В Дагестане высокий уровень коррупции, причем во всех сферах — при поступлении в вуз, при приеме на работу нужно платить. Говорят, что тут все продается и покупается.
Коррупция есть везде, не только в республике. В отношении Дагестана сегодня много стереотипов. Уровень коррупции в сфере образования уже года два-три заметно снижается, с тех пор как действует ЕГЭ. Я вот своим подчиненным поставил задачу: в правительстве должен быть порядок.
Думаете, получится?
Ну получается же. Вот дворец спорта возьмите, месяц назад мне говорили, что нужно дополнительно 380 млн руб., чтобы строительство завершить. Ну и что? Завершили же.
Без этих миллионов?
Да. Мы сказали: кто не хочет работать, возбудим дела, проверим, куда деньги ушли. И все, через месяц все достроили. А ведь строили несколько лет.
Вы считаете, в Дагестане можно справиться с коррупцией? Все-таки есть и ментальные особенности.
Конечно, можно. Просто нужен жесткий контроль за расходованием бюджетных средств. Как можно что-то украсть, если власть следит за каждой копейкой?
А как насчет силовых структур? Вы ведь их не контролируете?
Тут главное — человеческий фактор. Чтобы человек не брал взятки, нужно какие-то механизмы создавать. Вот даже тот факт, что чиновники сейчас должны публиковать свои декларации — и публикуют,— тоже способствует борьбе с коррупцией. Это демонстрирует прозрачность власти.
А вы свою тоже опубликовали?
Да, как и полагалось, до 1 апреля. Президент тоже это сделал. И остальные вынуждены будут.
У вас экономика дотационная, инвестиций мало, и Дмитрий Медведев поставил задачу здесь эти вопросы решать в первую очередь — как вы будете это делать?
Главное — надо дать возможность человеку работать. Если он не работает, ему не на что жить, он ищет любые другие способы заработка. Создавать рабочие места на пустом месте бессмысленно, надо развивать ту базу, которая уже есть. Например, аграрный сектор.
В Дагестане ситуация усложняется земельным вопросом, часто споры из-за земли грозят большим межнациональным конфликтом.
У нас много земельных споров, но это не только дагестанская проблема. Человечество сколько существует, столько воюет из-за земли. Правительство сейчас разрабатывает карту земельных споров. Это удобно: как только где-то вспыхивает спор, мы тут же получаем информацию по ситуации и можем оперативно вмешаться. У нас как-то было совещание, я сказал главам администраций, что для тех, кто не хочет решать вопросы мирно, есть Уголовный кодекс. Мне кажется, меня услышали.
А вас не пугает рост увлеченности молодежи радикальными идеями? Ведь пока здесь будут взрывать неверных, ни о каких инвестициях речи быть не может.
Да нет этого увлечения. Больше об этом говорят. Там, на той стороне, в основном бандиты, которые прячутся от закона. Им просто выгодно под прикрытием ислама находиться. Если бандит будет говорить, что он бандит, кто его поддержит? Никто, кроме такого же бандита. А если он под религиозной оболочкой выступает, то молодежь можно туда вовлечь. У нас ведь как: образовался какой-то вакуум, нет госполитики в молодежной сфере. Надо этим заниматься в первую очередь.
Есть ли у власти какой-то рецепт борьбы со всем этим полурелигиозным-полукриминальным сообществом?
Нужно работать, а не делать вид, что работаешь. Если человек виноват, он должен быть наказан. Следственный комитет должен дело расследовать до конца. А у нас на каком-то этапе за мзду человека могут отпустить. Суд зачастую выносит оправдательные вердикты. Это все негативные вещи, которые лишают власть доверия общества.
А как вы будете доверие к власти вырабатывать?
Власть — это кто? Реальные личности. В России личность во власти не особенно заметна, Россия большая. А в Дагестане все друг друга знают. И если человек работает, не берет взяток, то сначала к нему, а потом и к власти в целом меняется отношение.