Дело о великой краже пенсий

1.12 млн руб. серебром, или почти четверть всего пенсионного капитала военных Российской империи, похитил Александр Политковский, директор канцелярии распоряжавшегося этими деньгами "Комитета 18 августа 1814 года". Афера увенчалась успехом благодаря тому, что Политковскому покровительствовали военный министр светлейший князь Александр Чернышев и управляющий политическим сыском в стране генерал Леонтий Дубельт. А в причастности к афере подозревали богатейших людей страны — братьев Яковлевых. Эта громкая история, о которой вспоминали на протяжении многих десятилетий, открывает новый проект рубрики "Story" — о самых интересных и значимых криминальных делах минувших эпох.

ТЕКСТ ЕВГЕНИЙ ЖИРНОВ

Знатный внук

Глава шпионов и провокаторов, как известно, не может быть честным человеком, и жандармский генерал Леонтий Васильевич Дубельт, несмотря на образование и светский лоск, отнюдь не был исключением из этого общего правила. Даже свой сугубо личный дневник он вел таким образом, чтобы в случае неприятностей записи в нем свидетельствовали в его пользу. Хотя внимательный и въедливый читатель дневника Дубельта мог буквально на каждом шагу обнаружить странности и нестыковки в описании главным жандармом своей повседневной жизни.

К примеру, 4 февраля 1853 года он записал в дневнике, что скончался тайный советник Политковский. Странность заключалась в том, что Политковский умер 1 февраля, причем при весьма загадочных обстоятельствах. Ходили слухи о том, что он то ли сам отравился, то ли его отравили. Так что непонятная смерть настолько значительного лица — а чин Александра Гавриловича Политковского соответствовал армейскому генерал-лейтенанту — должна была заинтересовать главу политического сыска гораздо раньше.

К тому же Политковский с юных лет входил в придворную элиту, вращался среди самых высокопоставленных особ, да и с самим Дубельтом, что называется, пребывал на короткой ноге. Своему положению в обществе Политковский был обязан влиятельным, состоятельным, хотя и не очень знатным предкам. Его отец Гавриил Герасимович хотя и происходил из польской шляхты, но вырос в семье вполне обычного православного священника — протоиерея в селе Боровичи Черниговской губернии. Необычным было лишь то, что отец Герасим весьма удачно женился на дочери знатного и далеко не бедного казацкого старшины Семена Пригары. Именно благодаря этому Герасиму удалось дать своим детям весьма приличное для России XVIII века образование. Гавриил, например, окончил сначала Дворянскую университетскую гимназию, а затем Московский университет.

Гавриил выбрал для себя отцовский путь, но вовсе не духовную стезю: он просто очень удачно женился. Отцом его избранницы оказался Григорий Иванович Шелехов, знаменитый русский купец, колонизировавший Аляску и основавший Северо-Восточную компанию, которая затем превратилась в Русско-Американскую торговую компанию. А после его кончины в руках Гавриила Политковского и его супруги Александры Григорьевны оказалось 238 голосующих акций компании. Уточним: на всех членов императорской семьи приходилась 71 акция.

Войдя в число состоятельных людей, Гавриил Политковский начал делать стремительную чиновничью карьеру. При Павле I он в 1797 году получил пост секретаря внутренних дел в Совете Его Величества, а затем продолжал неуклонно получать все более высокие назначения и расти в чинах. Окончил жизнь он в 1824 году тайным советником и сенатором, успев побывать до этого и главой министерских департаментов, и губернатором.

Под крылом отца начали успешную карьеру и его сыновья. Владимир Гаврилович, к примеру, получив образование в Главном инженерном училище, дослужился до генеральского чина, в 1844 году вошел в правление основанной дедом Русско-Американской торговой компании, а в 1850 году надолго стал председателем ее главного правления.

Его старший брат Александр начал службу на гражданском поприще, поступив в 1821 году в Цензурный комитет Министерства внутренних дел, и дослужился там до производителя дел. А в 1828 году получил назначение на пост управляющего делами Совета Главного Штаба Его Императорского Величества по военным поселениям. Управление солдатами, которые обеспечивали себя всем необходимым, ведя крестьянскую жизнь в свободное от службы время, всегда доставляло много хлопот и проблем. Но Александр Политковский унаследовал от отца непревзойденную чиновничью гибкость и потому умел находить выходы из самых неприятных и непростых ситуаций. Рассказывали, что благодаря именно этому обстоятельству на него обратил внимание военный министр граф Александр Иванович Чернышев, который начал покровительствовать Политковскому.

Заботы службы не занимали всего времени молодого человека, и его довольно часто видели в окружении наследников богатейшего состояния Российской империи — братьев Яковлевых. Основу их несметного, как тогда считалось, состояния заложил в XVIII веке предок — Савва Яковлевич Собакин, еще во времена императрицы Елизаветы Петровны приступивший к занятию наивыгоднейшим русским бизнесом — торговлей спиртным. В 1759 году он получил контроль над питейными сборами в обеих столицах, а три года спустя, при Петре III, еще и откуп на сбор всех таможенных пошлин в стране. Словом, Савва Яковлев, как он стал именоваться, скопил столько и скупил так много имений и заводов, что его потомки могли ни о чем не беспокоиться на протяжении десятков лет.

Названный в честь прадеда Савва Алексеевич Яковлев, принятый в 1828 году в элитный Кавалергардский полк, к примеру, получал от отца по миллиону рублей ежегодно, в то время как жалование канцелярских чиновников тогда не превышало 30 руб. в месяц. Причем тратил он деньги на кутежи и забавы, о которых не переставал говорить весь Санкт-Петербург. Рассказывали, что его излюбленным развлечением стало проказничанье на лоне природы, где к каждому его выезду собирали сборный дом, а вокруг за считаные часы устраивали парк. А после возлияний он с приятелями предавался "ловле русалок", для чего зазывались и нанимались окрестные бабы и девки, которых сначала бросали в реку, а затем ловили сетями и руками, кому как способнее. Савва Яковлев славился также безумными тратами и проигрышами в карты, к которым он вместе с братом Иваном испытывал непреодолимое влечение. Иван прославился тем, что как-то выиграл у Александра Пушкина 6,5 тыс. руб. А Савва — тем, что за один вечер не моргнув глазом проиграл Александру Политковскому 30 тыс. руб.

Добрый чиновник

Оставив хлопотную службу по управлению военными поселениями, Политковский с 1831 года служил в канцелярии "Комитета, Высочайше учрежденного в 18-й день августа 1814 года". Теперь эта дата мало что говорит людям, но в ту эпоху она была памятной: 18 августа 1813 года под Кульмом произошла героическая кровопролитная битва с войсками Наполеона, и в ознаменование годовщины этого события император Александр I решил основать специальный фонд, из которого выделялись бы единовременная помощь и пенсии раненым, покалеченным и престарелым боевым офицерам и генералам. А для управления пенсионными деньгами император решил назначить особый комитет.

"Геройские подвиги ваши,— говорилось в приказе Александра I армиям,— всегда обращали внимание Мое; дабы вящше ознаменовать оные, и в особенности день 18 Августа, Я отверзаю ныне путь, удобнейший всем увечным в последнюю, незабвенную по громким делам своим войну, Генералам, Штаб и Обер-Офицерам, как вышедшим уже в отставку, так и тем, кои от ран и увечьев в войну сию оставят впредь службу, и не имеющим другого состояния, кроме определенного при отставке пенсиона, прибегать во всех нуждах своих ко Мне. А чтобы просьбы их без всякого промедления были рассматриваемы, поверяемы и подносимы Мне, учреждаю особый Комитет".

Очень скоро в комитет потекли пожертвования от частных благотворителей, городских, купеческих и иных обществ. Нередко в пользу комитета составлялись завещания, и тогда чиновники Министерства государственных имуществ или управляли доставшимися в наследство имениями, отправляя доход в пользу раненых и увечных, или продавали поместья, а деньги уже чиновники из комитета помещали под проценты в разные кредитные учреждения. Так что этот пенсионный капитал, несмотря на все выплаты, с годами только возрастал.

Вскоре после основания комитета император отдал его попечению не только офицеров и генералов, но и раненных в боях солдат. А также возложил на него заботу о семьях и детях умерших героев. Сменивший брата Николай I столь же ревностно заботился о комитете и в 1830 году провел его реорганизацию и упорядочение функций. И видимо, именно поэтому военному министру Чернышеву в этом столь дорогом сердцу императора месте понадобился верный человек, на которого можно было бы положиться во всем.

На первых порах именно так оно и было. Александр Политковский заботливо выслушивал просителей, предпринимал все возможное, чтобы помочь им, устраивал на приличные постоялые дворы, пока их прошения рассматривались в инстанциях, и даже из собственных средств давал им деньги вперед, под предстоящие пенсионные выплаты. Его труды ценили члены комитета и министр, благодаря чему он продвигался по службе. В 1839 году он стал своего рода исполнительным директором комитета — начальником его канцелярии, которому полностью доверяли престарелые генералы, входившие в комитет. А в 1851 году он получил чин тайного советника.

Однако этот чин и ордена Николай I жаловал Политковскому крайне неохотно, только после многочисленных и настоятельных просьб председателя комитета генерал-адъютанта Павла Николаевича Ушакова. Сопротивление это объяснялось тем, что император, как и многие в столице, знал, что глава канцелярии ведет образ жизни, не вполне соответствующий его служебному положению и доходам. Дом его превратился в великосветский салон, точнее, в игорный дом, где практически ежедневно с участием хозяина велась игра с весьма и весьма крупными ставками.

После возлияний он с приятелями предавался "ловле русалок", для чего зазывались и нанимались окрестные бабы и девки, которых сначала бросали в реку, а затем ловили сетями

Гнев императора сдерживало то обстоятельство, что завсегдатаем салона Политковского слыл глава политического сыска генерал Дубельт. Так что игроки вроде бы находились под присмотром главного жандармского ока. При этом, правда, император не подозревал о том, что Дубельту как-то странно, почти невероятно везет и он постоянно выигрывает довольно крупные суммы у Политковского. Такие проигрыши могли бы вызвать подозрения, но Политковский время от времени и крупно выигрывал. Все знали, что у Ивана Яковлева он как-то выиграл более 100 тыс. руб. Да и кто бы стал поднимать волну против любимца Чернышева, который, в свою очередь, был любимцем императора и получил за преданность титул светлейшего князя и в 1848 году в дополнение к военному министерству — пост председателя Государственного совета?

Все шло заведенным порядком до тех пор, пока летом 1852 года светлейший князь не почувствовал упадок сил и не попросил об отставке. Император, правда, не захотел его отпускать и согласился лишь освободить его от тягот по военному министерству. А вслед за тем, как водится, начался процесс передачи дел, оказавшийся не вполне гладким. Поскольку "Комитет 18 августа 1814 года" состоял в ведении Военного министерства, проверить предполагалось и его, а потому чины из Государственного контроля явились туда за документами и собирались ревизовать управляемые его чиновниками суммы. Однако Политковский стал оказывать неожиданное сопротивление проверке, что указывало на то, что в деятельности комитета есть как минимум довольно серьезные нарушения. Политковский тянул время, отказывался выдавать учетные книги и допустить проверяющих к пересчету наличности и облигаций. Он пытался составить какие-то отчеты, причем помогал ему в этом его старый друг — товарищ (так именовали тогда заместителей) генерал-контролера сенатор Максим Максимович Брискорн. Но почему-то этим бумагам так и не дали хода.

Политковский писал ответные требования на требования контролеров и хотел запутать ситуацию окончательно, утопив проверку в бюрократической переписке. Однако использовать чиновничьи уловки бесконечно долго не удавалось еще никогда и никому. Так что когда в конце января 1853 года отчаявшийся дождаться завершения конфликта председатель комитета генерал Ушаков приказал выдать все требуемое контролерам, Политковский прибег к последнему средству — внезапно сказался больным.

Несколько дней после этого из его домов жена и племянник вместе с прислугой вывозили имущество, а его шикарные выезды — кареты, коляски и прекрасные лошади — вдруг бесследно исчезли. Как только операция по спасению имущества завершилась, 1 февраля 1853 года тайный советник Политковский умер. По всей видимости, действительно отравился. Хотя версия об убийстве тоже оставалась вполне актуальной. Ведь если сопротивление проверке объяснялось хищениями пенсионных средств, то многие люди, и прежде всего генерал Дубельт, были кровно заинтересованы в том, чтобы Политковский навсегда замолчал. Тогда на него можно было бы валить все. Причем буквально — как на мертвого. И тогда удалось бы избежать большого скандала. Вот только никто не рассчитывал на то, что та же идея овладеет умами подчиненных покойного.

Мерзкий вор

3 февраля 1853 года домой к генералу Ушакову явился начальник счетного отделения комитета Николай Павлович Тараканов, который доложил начальнику, что Политковский похитил грандиозную сумму — 952 500 руб. серебром. На следующий день шокированный старик доложил о краже управляющему Военным министерством, а тот без промедления — императору, который тогда же, 4 февраля 1853 года, приказал провести "строжайшее исследование о весьма важных беспорядках и злоупотреблениях по ведению отчетности и движению сумм в капиталах того комитета".

А Дубельт сделал запись в дневнике, причем именно так, чтобы вероятный читатель ни за что не заподозрил его в связи с Политковским:

"Скончался тайный советник Политковский. Он был правителем дел комитета 18 августа 1814 года. Все инвалидные капиталы переходили через его руки, и по его кончине обнаружилось, что он растратил более миллиона рублей серебром. Члены комитета, генерал-адъютанты Ушаков, Колзаков, Гербель и другие, должны за это ответствовать, и их имение описано. Бессовестно, безбожно! Бедный Государь день и ночь хлопочет и старается, чтобы все было исправно, а тут люди в таких чинах обманывают Его доверенность! Кому же верить?"

Назначенная для проверки комитета комиссия сразу же убедилась в том, что верить нельзя никому. Отчетность оказалась запутанной настолько, что установить точную сумму похищенного не представлялось никакой возможности. Из одних бумаг следовало, что на 1 января 1853 года у комитета было 4 826 286 руб. 40 коп. и 20 червонцев, по другим — 5 126 843 руб. 54 коп. и 20 червонцев. В наличии же оказалось 3 821 384 руб. 66 коп. и 20 червонцев. Так что даже при самом лучшем раскладе Политковский похитил не 952,5 тыс. руб., а больше миллиона. При обыске в конторке казначея комитета Ивана Федоровича Рыбкина нашли конверт, запечатанный печатью Политковского, в котором лежала записка, написанная его рукой:

"Сим я свидетельствую, что в разное время взято мною заимообразно от Ивана Федоровича Рыбкина 930 т. руб. сереб.— 8 июля 1851 года".

При этом его подчиненные называли еще большие цифры. Рыбкин, которому предъявили записку Политковского, дал следующие показания:

"Содержание записки Политковского, найденной в моей конторке в запечатанном конверте, было мне известно. Политковский брал всегда казенные деньги чрез меня из сумм комитетских, всего же к 1853 году перебрано директором казенных сумм до 1 120 000 р. серебром... Политковский брал у меня деньги не по письменным требованиям, а всегда лично, при начальнике счетного отделения, под особые каждый раз расписки, которые хранились в казенном денежном сундуку обще с комитетскими деньгами. Вместо сих расписок Политковский в 1851 году выдал мне упомянутую общую, которая найдена комиссиею в моей конторке. После этой общей расписки хотя я и давал Политковскому деньги, но без всяких уже расписок; но что Политковский брал казенные суммы, в том свидетель начальник счетного отделения".

"Тайный советник Политковский за похищение из инвалидного капитала более миллиона руб. сер., растрату этой суммы, если бы был жив, подлежал бы наказанию гражданскою смертию"

Из показаний Рыбкина следовало, что Политковский брал не только много, но и давно. А начиналось все с заимствования казенных денег с обещанием возврата:

"В числе захваченных денег Политковский, будучи еще начальником 1-го отделения канцелярии комитета в 1834 году, взял у меня заимообразно 26 200 р. ассигнац., возвратил из оных 21 700 р. асс; затем остались невозвращенными 4500 р. ассигнациями. По поступлении же Политковского в должность правителя, а потом директора канцелярии Политковский продолжал забирать чрез меня казенные суммы уже гораздо в большем размере".

Рыбкин и другие участники хищений утверждали, что сами ничего не брали, а выдавали деньги Политковскому, поскольку боялись этого господина, имевшего мощную поддержку в лице министра Чернышева, а также надеялись на его обещания все вернуть, когда "миллионщик" Иван Яковлев, как рассказывал казначей, возвратит ему огромный карточный долг:

"Хотя я и просил Политковского дать мне о взятых деньгах расписки, но Политковский, таковых не давая, говорил, что эти деньги пополнит тогда, когда получит от Яковлева долг".

Тараканов подтвердил, что Политковский зачитывал ему письмо Яковлева, где говорилось, что деньги будут отданы позже. А сам директор канцелярии говорил, что "миллионщик" должен ему более двух миллионов серебром. Не исключено, что некий долг, возможно весьма крупный, действительно существовал. Но должником Политковского был не Иван Яковлев, а его брат Савва. Когда тот, запутавшись в долгах, покончил с собой в 1847 году, Политковский приезжал к Ивану и требовал вернуть долг, но, поскольку никаких расписок Саввы у него не оказалось, Политковский ничего не получил. Однако члены комиссии по расследованию злоупотреблений в "Комитете 18 августа 1814 года" решили допросить Ивана Яковлева. Тот и наличие долга, и свою причастность к хищениям категорически отрицал:

"Сколько помнит, года четыре тому назад Политковский на словах просил ссудить ему на некоторое время билеты государственного казначейства для размена, т. е. что он чрез несколько дней доставит ему деньги вместо билетов, которые ему нужны на весьма короткое время для представления в комитет, в чем он на другой же день на словах ему отказал. Один только раз давал он Политковскому при выходе его дочери в замужество взаймы 80 тыс. рублей, но и тех Политковский ему не уплатил. У Политковского взаймы денег никогда не брал, был, однако ж, должен ему по картам лет десять тому назад около ста или несколько более тысяч рублей серебром, бессрочно, с платою по восьми процентов. Сумма эта давно выплачена, но не Политковскому, а по переводу тайному советнику Петру Дмитриевичу Норову".

Комиссия поверила Яковлеву, а не чиновникам комитета, утверждавшим, что они жертвы Политковского. Сделать это было тем легче, что у них начали находить не соответствующее их жалованью имущество и деньги. После чего им пришлось признаться, что Политковский делился с ними украденным. А затем оказалось, что, пользуясь хищениями Политковского, они и сами воровали, не делясь с ним. Так, бухгалтер Путвинский на суде дал показания о том, что в 1850 году он с Рыбкиным и Таракановым обнаружил, что сведения о поступлении денег за одно из унаследованных комитетом имений и впоследствии проданных неверно записаны в бухгалтерских книгах комитета. Так что 50 тыс. руб. можно спокойно изъять из кассы и поделить на троих, что и было сделано. Стало понятно, что, рассказывая о хищениях Политковского, они попросту пытались скрыть свое воровство. Комиссия выяснила и то, что в хищениях были замешаны и другие, к тому моменту умершие чиновники комитета — Васильев и Горбунов.

Горе уличенным

Когда выводы комиссии доложили императору, он приказал наказать участников хищений самым суровым образом, включая тех, кого уже нет в живых. Поэтому приговор оказался весьма суровым:

"1). Подсудимого надворного советника Рыбкина... подвергнуть наказанию гражданскою смертью, лишив чинов, ордена св. Анны 2 степени, всех прав состояния, с отобранием грамот и аттестатов и ссылкою в Сибирь на поселение. 2). Подсудимых коллежского советника Тараканова и титулярного советника Путвинского, лишив чинов, орденов и дворянского достоинства, написать в рядовые без выслуги, с определением на службу по распоряжению инспекторского департамента. 3). Тайный советник Политковский за похищение из инвалидного капитала более миллиона руб. сер., растрату этой суммы, если бы был жив, подлежал бы наказанию гражданскою смертию, т. е. лишению чинов, орденов, знака отличия беспорочной службы и всех прав состояния, и ссылке в каторжную работу в крепостях. 4). Служившие в канцелярии комитета "18 августа 1814 года": начальником счетного отделения — статский советник Васильев и старшим бухгалтером — коллежский советник Горбунов, в 1849 году умершие, за содействие Политковскому к сокрытию похищения комитетских сумм подлежали бы, если бы не умерли, лишению по суду чинов, орденов и дворянского достоинства и определения на службу рядовыми... 6). Все имущество, которое окажется бесспорно принадлежащим Политковскому или жене его, равно данное в приданое дочери его, также описанное у подсудимых Рыбкина, Тараканова и Путвинского, равномерно имущество жен их, если они законным порядком не докажут, что оно принадлежало им до замужества, а не во время оного приобретено, обратить на пополнение растраченных сумм... 8). Описанное у вдов статского советника Васильева и коллежского советника Горбунова движимое и недвижимое имущество, которое досталось им по наследству после означенных мужей, продать с аукционного торга и вырученные деньги обратить в капитал комитета "18 августа 1814 года"".

Довольно сурово обошлись и с членами комитета. Суд приговорил генерала Ушакова к изгнанию со службы с арестом на полгода. А Николай I, утверждая приговор, написал:

"Приговор суда касательно г. Ушакова нахожу правильным, но считаю гораздо виновнее в том, что дозволил себе дерзко настаивать в награждении Политковского, несмотря на мои отказы, тогда как отличия нисколько с его стороны не было, но, напротив того, ежели б Ушаков исполнил свою обязанность по долгу данной присяги, воровство бы открылось; потому приговор суда утверждаю во всей силе".

Генерал Ушаков не пережил заключения и умер в тюрьме. Однако оставался открытым вопрос о вине Дубельта, если не участвовавшего в хищениях, то проморгавшего их. И тут жандармский генерал проявил незаурядную находчивость. Он вместе со своим начальником — шефом корпуса жандармов графом Алексеем Федоровичем Орловым сумел убедить Ивана Яковлева покрыть недостачу капитала в комитете. В дневнике Дубельт писал:

"Март 17. По случаю растраты Политковским огромной суммы из инвалидного капитала граф Орлов подал мысль Ивану Алексеевичу Яковлеву сделать денежное пожертвование в пользу того капитала. Граф Орлов полагал, что прилично было бы Яковлеву написать к Государю письмо следующего содержания: "В порывах молодости я проиграл Политковскому довольно значительную сумму и заплатил ему оную. Политковский разгласил, что эта сумма дает ему возможность вести такую роскошную жизнь, какую он вел, и, таким образом, я сделался невинною причиною, что его начальники вдались в обман, который не мог бы иметь места, если бы я никогда с Политковским не имел денежных счетов, а потому прошу Ваше Императорское Величество дозволить мне внести в инвалидный капитал миллион рублей серебром, дабы этим пожертвованием сохранить неприкосновенность того священного капитала, которому незабвенный Император Александр I-й положил такое благочестивое начало, и чтобы я сим действием мог выразить мою признательность нашему правительству и вам, всемилостивейший Государь, за те попечения, при которых возросло состояние моего покойного родителя". Иван Алексеевич Яковлев внял мысли графа Орлова и пожертвовал миллион рублей серебром. Государь Император, приняв милостиво это пожертвование, пожаловал Яковлева камергером и кавалером ордена святого Владимира 3-й степени и, призвав его к Себе во дворец, лично благодарил его. Яковлев этим благородным поступком увековечил свое имя, а те семейства, которые должны были бы пополнить растраченную сумму, будут молить за него Бога. Честный, благородный подвиг".

Оставался еще светлейший князь Чернышев. Он, как писал Дубельт, в те дни даже упал на улице. После чего уехал за границу и больше в Россию не возвращался.

Потом делом Политковского еще долго пугали чиновников. Но страх быстро прошел. Так что впоследствии деньги, правда не в таких грандиозных размерах, крали и у сирот, и у беспомощных, и у голодающих.