Вчера премьер России Владимир Путин в Париже рассказал, что озвучить либеральную программу Дмитрия Медведева он мог бы тоже, поскольку их программы совпадают. А также заверил, отвечая на вопрос, будет ли он баллотироваться на новый президентский срок в 2012 году, что от его решения российско-французские отношения только улучшатся. С подробностями из Парижа и Ле-Бурже — специальный корреспондент "Ъ" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ.
Перед началом "Франко-российского диалога" журналисты спрашивали вице-премьера российского правительства Сергея Иванова, что случилось с Ту-134, упавшим в Карелии (см. стр. 5) . Вице-премьер неохотно отвечал, что говорить про это рано, что расследование только начинается, что существуют "компании-живопырки, в которых всего три-четыре самолета", но что это похоже на то, что случилось с самолетом польского президента Леха Качиньского под Смоленском.
Потом, уже сев за стол в оставляющем желать большего помещении, Сергей Иванов показал мне на человека, сидящего впереди и отчаянно похожего на гендиректора ИТАР-ТАСС Виталия Игнатенко:
— Видите? Это князь Александр Трубецкой. Я вчера встречался с ним. Говорить с таким человеком одно наслаждение! Эта чистая русская речь, никаких "как бы", числительные склоняются... Между прочим, соответствующим блоком правительства (можно было не сомневаться: тем, что курирует Сергей Иванов.— А. К.) рекомендован на должность председателя совета директоров "Связьинвеста".
— Но у него же, наверное, французское гражданство? — удивился я.
— Сейчас получает российское,— кивнул господин Иванов.
Были здесь и российские банкиры, и министры, и художник и скульптор Михаил Шемякин, вдетый, как обычно, в черные сапоги до колен и задернутый в черный френч и черную фуражку. При этом удивительно, что не эти вещи демонизировали его в красно-бархатном зале отеля Le Bristol, а странным образом — он их, своим опрокинутым трагическим лицом. Было ясно, что душа его как художника далеко отсюда. Но тело его всецело принадлежало "Франко-российскому диалогу" во главе с президентом РЖД Владимиром Якуниным.
Российский премьер, впрочем, больше обращал внимание на французских бизнесменов, сидящих в зале:
— Electricite de France... будет участвовать в развитии российских энергетических сетей... Да, есть проблемы, связанные с ростом тарифов, но будем двигаться вперед, аккуратно, чтобы инвесторы могли не только вернуть себе деньги, но и заработать... Total, вижу, здесь... Про Superjet (авиалайнер SSJ.— "Ъ") нельзя не сказать: французский двигатель, компонентная база на 30% тоже французская... Казалось бы, где Париж и где Комсомольск-на-Амуре... А там на заводе кругом французская речь!.. Но это еще не все, на что мы способны...
Президента и генерального конструктора ракетно-космической корпорации "Энергия" Виталия Лопоту, который рассказывал, какие соглашения между французами и россиянами будут подписаны в космической сфере, премьер спросил:
— А когда ракеты запускаем с космодрома Куру?
Господин Лопота промолчал, в отличие от Сергея Иванова, который с места сказал:
— Обещают 20 октября.
— Мы могли бы и раньше... — с некоторой обидой подтвердил господин Лопота.— Не от нас зависит...
Так он с необыкновенной легкостью сдал премьерам французских коллег, о которых только что выражался в восторженных тонах: они до сих пор не могут толком сдать космодром госкомиссии, а также не в состоянии определиться, какие спутники следует первыми запускать с космодрома.
Один из французских бизнесменов задал вопрос, который сейчас, без сомнения, больше всего волнует прогрессивную западную общественность: какие цели ставит перед собой "Общероссийский народный фронт".
На этот вопрос премьер ответил с особенным удовольствием:
— У партии, которая несколько лет у власти, наступает привыкание к ней, определенная анемия к реальным проблемам граждан. Многим в партии начинает казаться, что так будет вечно: доминирующая сила и будет доминировать... По предложенным "Единой Россией" каналам мы хотим провести новых людей в муниципальную власть, в областные парламенты, в Государственную думу... "Единая Россия" предложила механизмы, в целом люди поверили, дискуссия разворачивается не просто широко, но и очень остро!
То есть премьер всячески приветствует приток свежих сил в политику и власть, но только через фильтры "Единой России".
Долго тянул руку глава французской группы Vinci Ив-Тибо де Сильги. Получив слово, он рассказал, что его корпорация вложила много денег в строительство автодороги Москва--Петербург и что с удовольствием приняла к сведению решение о возобновлении этого строительства. Он, конечно, намекал на активистов Химкинского леса, которые, чего там, притормозили строителей.
— Что вы там много вложили? — насмешливо переспросил господин Путин.— Много — это сколько?
— €200 млн,— сказал господин де Сильги.
Владимир Путин понял, что погорячился: даже для премьера, у которого "много" начинается с миллиарда долларов, €200 млн — приличные деньги.
— €200 млн? В такой компании даже смешно говорить! — тем не менее продолжил он в этом тоне, видимо, только для того, чтобы взять другой.— На самом деле я перед вами должен извиниться за задержку строительства. Эта проблема в конечном счете решена. Будут произведены дополнительные посадки...
Таким образом, премьер извинился перед французскими строителями (которые занимаются и железной дорогой Москва--Санкт-Петербург) за поведение активистов из Химкинского леса. На его месте они, скорее всего, сделали бы от его лица то же самое.
После "Диалога", который местами получился бурным, российский и французский премьеры открыли памятник солдатам и офицерам Русского экспедиционного корпуса, сражавшегося во Франции во времена первой мировой войны.
Когда с памятника сдернули покрывало, под ним оказалось творение скульптора Владимира Суровцева: русский солдат, держащий в руках каску, и лошадь, стоящая перед ним с опущенной головой.
В тот момент, когда памятник открыли, наступила такая тишина, что французский гвардеец, которому на голову сел уставший ждать премьеров голубь, не решился согнать его хотя бы кивком головы.
А российский премьер тем временем вспомнил слова французского маршала Фердинанда Фоша, который сказал, что Франция была бы стерта с карты мира, если бы не мужество и героизм русских солдат.
В этот момент снова наступила пауза. Казалось, присутствующие пытаются осмыслить, неужели и в самом деле такое могло бы случиться. И где бы тогда стоял этот памятник?
После переговоров двух премьеров в Матиньонском дворце прошла пресс конференция. Премьеру задавали вопросы, на которые он вообще-то не обязан и даже, наверное, не должен был бы отвечать: почему, например, "Россия продолжает противостоять всем резолюциям Совбеза ООН по Сирии"?
Международной политикой в России, как известно, занимается президент, но французские журналисты, видимо, так не считают.
Российский премьер, впрочем, ответил и на этот вопрос, и нельзя сказать, что это доставило ему неудовольствие:
— Россия прекрасно понимает, что в современном мире пользоваться инструментами сорокалетней давности невозможно... Это касается и Сирии.
Премьер, как и тогда, когда его спрашивали о резолюции Совбеза по поводу Ливии, заявил, что "не представляется возможным вмешиваться в суверенные дела другого государства".
— Но вот вы знаете количество сил протестующих, кто протестует, чего добиваются? — спросил он журналиста французской Le Figaro, но сам ответа не получил.
Незаметно для себя Владимир Путин заводился. Он уже не мог не вспомнить про Ирак. "Что, полное умиротворение там наступило?! Да, был, может быть, дурацкий режим, но экстремистов не было!.. А теперь страна наводнена экстремистами!.."
На вопрос главного редактора "Эха Москвы" Алексея Венедиктова, можно ли считать либеральную программу, которую Дмитрий Медведев изложил только что на экономическом форуме в Петербурге, программой его, Владимира Путина, премьер ответил безоговорочно утвердительно. Более того, он настаивает, что говорил все то же и раньше: и про то, что в России не место государственному капитализму, и что госкорпорации нужны прежде всего для того, чтобы слить разрозненные государственные институты в единую структуру и вывести ее на рынок...
— Да, безусловно, это наша общая программа с Дмитрием Медведевым,— закончил премьер.
Примерно так же Дмитрий Медведев настаивал, что предложение об отмене визового режима между Россией и США он сформулировал раньше, чем его громко огласил Владимир Путин.
Последним был вопрос французского журналиста: выставит ли Владимир Путин свою кандидатуру на президентских выборах 2012 года. И разве мог не прозвучать этот вопрос? И разве мог не прозвучать этот ответ?
— Как вас зовут? — сказал французскому журналисту российский премьер.
— Я боюсь это сказать! — воскликнул тот, до сих пор помня, очевидно, о нескромном предложении про обрезание, которое уже много лет назад Владимир Путин сделал другому французскому журналисту. Но рана, видно, болит до сих пор.
Впрочем, с того времени что-то все-таки изменилось.
— Жескальгар! — с удовольствием подсказал господин Франсуа Фийон (премьер-министр Франции).
Увы, французскому журналисту достался самый неинтересный ответ на этой пресс конференции: выборы пройдут в соответствии с законом, а от того, кто будет президентом, российско-французские отношения хуже не станут, а наоборот, станут лучше.
Осмотр российской и французской экспозиций на авиасалоне в Ле-Бурже, который начался через час, происходил в атмосфере беспрецедентной толчеи и давки. Тысячи аккредитованных в Ле-Бурже журналистов, а также слоняющиеся среди своих экспонатов сотни сотрудников авиакомпаний наконец-то нашли себе применение. Человеческая масса передвигалась среди экспонатов, сметая все на своем пути. Трещали модели самолетов и ребра фотокорреспондентов. Сотрудники протокола и службы безопасности признавались, что такого еще не было и что они знают, о чем говорят. Французы пожимали плечами (или кто-то из соседей пожимал их плечами) и сдавленно шептали, что вчера сюда приезжал президент Франции Саркози — и надо же, ноль внимания.
Когда российский премьер передвигался из павильона в павильон на маленьком паровозике из трех вагончиков, за ним бежали уже десятки журналистов. Добежали единицы. Один из этих людей на полном ходу заскочил в кабинку, где ехал господин Путин, и взял у него блицинтервью. Из кабинки журналист вышел, шатаясь от нечеловеческой усталости и обрушившейся на него небесной славы.
Премьеру оставалось посмотреть на полеты российской амфибии Бе-200 и еще нескольких самолетов, которые Владимир Путин видел в небе не только премьером, но и президентом, причем еще в первый срок.
Вопрос, кем он увидит их в следующий раз, остается открытым.