В то время как радикальные реформаторы исповедуют мистическое воззрение на Ленина как на "заложного покойника", коммунисты, отринув свое прежнее культовое отношение к мумии основоположника, материалистически отстаивают свои права на ценную недвижимость в престижном месте центра Москвы.
Изначально как раз оппоненты большевиков исповедовали вполне скептическое отношение к почитанию мумии, видя в том дикое суеверие носителей передовой идеологии. Скепсис господствовал среди антикоммунистов шестьдесят с лишним лет — от философического "по мощам и миро", сказанного патриархом Тихоном в связи с прорывом в Мавзолей кремлевской канализации, до многочисленных мавзолейных анекдотов брежневской эпохи. Коммунисты, напротив, всячески культивировали ритуально-мистическое отношение к телу Ленина. Совзагранработники посещали Мавзолей перед отбытием за рубеж, то же предписывалось совершать и космонавтам перед отлетом на орбиту — очевидно, исходящая от Ленина волшебная сила должна была поддерживать советских людей во время их пребывания за пределами СССР, т. е. в чуждом, бесовском мире. Сборники советского фольклора тиражировали повествования о регулярно заменяемых — по причине стертости подметок — ботинках Ленина, ибо его труп по ночам оживает, ходит по стране и защищает сирых и убогих. Загробная жизнь Ленина была отражена даже в стенограммах партийных съездов. В выступлении с трибуны XXII съезда КПСС (октябрь 1961 года) старая большевичка Лазуркина поведала собранию (отнесшемуся к сообщению с полным пониманием), что Ленин является ей по ночам и жалуется на то, как неприятно ему лежать рядом со Сталиным. Но даже если исключить случаи совсем уже истовой веры, весь смысл существования Мавзолея был сугубо ритуальным: длинная очередь через Красную площадь и Александровский сад была необходимым элементом данной религии, что, кстати, уже к 70-м годам было всем очевидно. Александр Зиновьев, который тогда еще не был страстным коммунистом, а скорее совсем наоборот, уснастил "Зияющие высоты" диалогом: "Когда же все это кончится? — Тогда, когда кончится очередь к телу Учителя".
Теперь очередь кончилась навсегда. Даже 21 января, в день смерти Ленина, когда доступ к телу открыт для желающих, неотъемлемый элемент культа, т. е. воспетый некогда "нескончаемый людской поток", отсутствует. Ленин, умерший в 1924 году как человек, к 1991 году умер и как бог. Косвенным доказательством смерти бога может служить уровень злобы, изливаемой коммунопатриотами на хулителей Ленина — и на хулителей Сталина. "Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше". Споры о Сталине (см. недавнюю реакцию коммунистов на устные рассказы Эдуарда Радзинского) исполнены обжигающего духа религиозных войн. Посягающий на Сталина — святотатец и богохульник. Нынешняя лениниана — причем в самом горячем исполнении — не более чем вялая реакция собаки на сене. В паре "Ленин--Сталин" — в соответствии с августиновским "дьявол есть обезьяна Бога" — выразились слова предтечи "Идущий за мною сильнее меня". Сегодня культовое поклонение возможно лишь перед сталинским трупом — но он сожжен в 1961 году. Ленинский же труп — не более чем чемодан без ручки: нести утомительно, бросить жалко.
Если нет культа, может быть лишь один резон к сохранению status quo — непреходящая культурно-эстетическая ценность объекта. Так большевики пощадили некоторые церкви. Однако говорить о непреходящей эстетической ценности мумифицированного трупа язык не поворачивается даже у коммунистов (на щусевский же зиккурат никто и не посягает), а разговоры о непреходящей научной ценности трупохранения вовсе постыдны. Ленин — как ни относиться к его деяниям — был все же человек, а не пес, и увлеченно-экспериментаторское отношение к его останкам есть признак глубочайшей расчеловеченности тех, кто способен выдвигать такой аргумент.
В итоге все, что остается у коммунистов — простая и грубо-материальная заинтересованность в сохранении специального партийного анклава на самой престижной площади страны. В конце концов только кура-дура от себя гребет.
Совершенно обратную эволюцию проделали демократы, перейдя от анекдотов ко вполне мистической вере во вредоносное действие "заложного", т. е. не умиротворенного посредством специальных обрядов покойника, который продолжает на земле свою загробную жизнь, причиняя живым неисчислимые бедствия. В той или иной форме представления о заложных покойниках свойственны всем народам, а порой они делались даже фактом политической истории: вредоносное действие было приписано трупу Лжедимитрия I, он был сожжен, а пеплом выстрелили из пушки в сторону польской земли. В значительно более умеренной форме подобное культурное переживание отражено в историях о замках с привидениями: призрак не дает людям нормально жить в доме, посредством какого-то знака удается обнаружить останки, лишенные честного погребения, после чего грешный дух обретает покой, а живые избавляются от причиняемых им тревог и бедствий. К этой сюжетной схеме, собственно, и сводится последнее предложение президента РФ.
Если бы коммунисты действительно хотели вступить с президентом в содержательную полемику, им следовало бы указать, что только малые дети или совсем уже невежественные суеверы верят сказкам о злобных призраках, успокоив Ельцина словами: "О, не знай сих страшных снов, ты моя Светлана!" Но поскольку коммунисты длительное время сами культивировали представление о Ленине как о покойнике, ведущем на земле загробную жизнь — но только не вредоносную, а чрезвычайно благодетельную, то им, как разоблачителям чудес и суеверий, придется признаться, что все лучшие годы СССР они бесстыдно дурили народ бабьими сказками.
"И предрассудки вековые, и гроба тайны роковые" могут быть бесконечным предметом полемики по причине отсутствия безусловных доказательств. На том свете все узнаем, а до тех пор — вряд ли. Проблема может быть разрешена при смене подхода на чисто прагматический. Существуют ли заложные покойники, нет ли — вопрос темный, но на другой вопрос: "Согласились бы вы держать в дальней (не говоря уже о парадной) комнате своего дома непогребенного покойника?" — всякий человек, если, конечно, он не склонен к крайним формам чертопоклонства, ответит единообразно: "Чур! Чур меня!"
Но макрокосм и микрокосм должны находиться между собою в каком-то соответствии, и непонятно, почему то, что не годится в простом людском жилище, должно иметь место в России, которая ведь тоже наш дом. Возможно, суеверное ельцинское "Чур меня!" есть наиболее рациональная реакция на коммунистическое увековечение памяти В. И. Ленина.
МАКСИМ Ъ-СОКОЛОВ