"Мы на своей земле не хозяева"

На политической карте России "Власть" обнаружила новую оппозиционную силу. На Русском Севере права местных жителей отстаивают не левые или правые, а поморы — субэтнос, который северяне возродили для борьбы за свои интересы. Местные считают, что "записаться в поморы" — чуть ли не единственный способ защититься от засилья федеральных структур.

Олеся Герасименко

"Лидеры поморской автономии сознательно скрывают геополитическую авантюру"

В 2010 году в Архангельске вышел сборник поморских сказок. Одиннадцать историй под твердой обложкой с иллюстрациями местного художника и переводом на три языка — русский, норвежский и помОрьскую говОрю, "живой язык коренного населения Поморья". В аннотацию поставили старинную поморскую пословицу "Норвежцы те же поморы, только говОря другА", назвали сборник тоже двуязычно — "Поморьски скаски. Pomoreventyr".

"Жил-бЫл тадь, который порАто не любИл лунУ",— читает мне сказку о воре, замазавшем дегтем луну, редактор сборника Иван Мосеев. "Слышите, как повышается тон к концу предложения? А ударные мы выделили прописными буквами, чтобы детям удобнее было. Этот тот самый язык, который Ломоносов в черновых записках к грамматике назвал "поморский диалект", вместе с малороссийским и московским",— говорит он.

Мы сидим в его кабинете в здании Федерального арктического университета, где Мосеев возглавляет Поморский институт коренных и малочисленных народов Севера. "Поморьски скаски" он называет одним из своих "этнофутуристических проектов". Издательские расходы Ассоциация архангельских поморов разделила с Норвегией пополам, напечатали три тысячи экземпляров, тысячу раздали по региональным библиотеками, а две отправили в королевство. Сборник не сразу дали вывезти: пограничники потребовали справку, что он не является историческим и культурным достоянием государства. За справкой надо было ехать в Петербург, поэтому решили схитрить: в Норвегию на гастроли ехал местный оркестр, и книжки рассовали по сумкам музыкантов.

Книжка вызвала международный скандал. На сайте информационного агентства Regnum появились заявления об "этнодиверсии издателей сказок и их спонсоров из Норвежского Баренцева секретариата под фундаментальные принципы русской культуры": ""Поморьски скаски", опубликованные норвежцами, надо рассматривать в качестве первого деяния в будущей агрессивной индустрии этнонационалистического строительства в северном регионе России". Норвежцы, которые рекомендовали своим издательствам растиражировать сборник так, чтобы он был в каждой норвежской семье, заволновались. С Архангельской областью они всегда предпочитали дружить, даже почетным консулом сделали не норвежца, а местного жителя Андрея Шалева. В городе Варде открыли музей поморов, которого в Архангельске нет. Отдали в распоряжение русских поморов заброшенное кладбище там же. В 2011 году Ассоциация архангельских поморов установила там и большой деревянный крест, изготовленный на деньги рыбацких колхозов. Его, кстати, тоже не сразу дали вывезти из России. К установленному в Варде кресту проложили паломническую тропу, готовились к новым проектам.

Но в последнее время Норвегия в Архангельской области стала как Госдеп в Москве, шутят местные. В корыстных связях с ней обвиняют всех недовольных происходящим на берегах Белого моря. "Но я хочу подчеркнуть, что никогда никаких денег мы от норвежцев не брали,— говорит Мосеев.— У них вообще жесткая позиция, что они финансировать все проекты не будут, в крайнем случае только наполовину, особенно после речи Путина о шакалах и посольствах. То, что у нас происходит, — это настоящая народная дипломатия, мы обходимся без указок и помощи федерального центра".

В 2012 году критика "народной дипломатии" достигла пика. Агентство Regnum выпустило 27 статей о "поморах — пятой колонне Норвегии". Инициативная группа граждан, разделяющая державные идеи политолога Сергея Кургиняна, обратилась к новому губернатору с просьбой вообще запретить поморов. "Лидеры поморской национально-культурной автономии сознательно скрывают геополитическую авантюру — сконструировать на Русском Севере автономную поморскую территорию (республика, край),— говорится в их письме.— Главной их целью должно стать установление с помощью иностранных "общественных поморских организаций" полного контроля над пространствами европейского Севера России".

Норвежцы все это почитали, не захотели ввязываться во внутренний политический скандал и теперь даже думают отменить летний фестиваль "Поморские дни", который без эксцессов ежегодно проходил в Варде с 1993 года. "Норвежцы — люди практичные и уже поняли, что все дела выгоднее вести и решать в Москве и Петербурге,— вздыхает Мосеев.— А регионы снова превращаются в сырьевые бесправные провинции, возвращаемся в феодализм. Так что мы сейчас сидим оплеванные и ждем, когда появятся в этом скандале серьезные авторитеты — ученые, политики с именем, которые тоже скажут, что мы страшные сепаратисты".

На следующий день после интервью мы с Мосеевым идем на празднование Дня конституции Норвегии. На месте сбора, на набережной Северной Двины, гостям раздают красно-синие флажки. Гимн королевства играет оркестр МЧС России. Участники — сотрудники консульства, ученые, школьники, изучающие норвежский язык, сами норвежцы — торжественным маршем проходят по набережной до монумента воинской славы и там затевают национальную норвежскую игру: кто дольше удержит во рту ложку с картофелиной. "Надеюсь, ничьих патриотических чувств я не оскорбил",— оглядывается почетный консул Норвегии в Архангельске Шалев. Через полчаса все уходят на концерт в Гостином дворе.

Норвегия очень серьезно относится к отношениям с Россией и, не имея возможности сравниться военным и экономическим потенциалом, налаживает связи с жителями российского Севера. При этом МИД Норвегии уже дважды заказывал своим ученым сценарный прогноз развития европейского Севера России. В первом, рассчитанном до 2015 года, были такие варианты: "Площадка для больших нефтяных игр" с приоритетом в добыче полезных ископаемых у США, "Берлога русского медведя", предполагающий единоличный контроль России над нефтегазовыми ресурсами на Севере, и "Задворки Европы", по которому региону грозила судьба заброшенного уголка с поредевшим населением и запущенной экономикой. В 2011 году аналитики ECON Analysis подготовили новый прогноз развития российского Севера уже до 2035 года, в котором главным фактором выступает изменение политических отношений. Сценарий "Из России с нефтью" предполагает активную добычу нефти и газа норвежцами в российской экономической зоне. Вариант "Бурный поток" допускает наступление глобального потепления и коммерциализацию Северного морского пути. Последний же сценарий — "Великая арктическая игра" — предполагает ужесточение борьбы за ресурсы между ведущими странами и победу тех, "кто лучше понял политическую игру и поставил на несколько лошадей одновременно".

"Нет народа — нет проблем"

Местные аналитики уверены, что ставка в этой политической игре делается как раз на поморов, признанных Норвегией и не признанных Россией. Во время переписи населения в 2002 году поморами в Архангельской области записалось 6,5 тыс. человек (см. справку ниже). Из разговоров с местными становится понятно, что для большинства это скорее описание своего образа жизни, дань памяти предкам и ассоциации с определенного рода культурой, нежели размежевание с русскими. При этом "поморское движение" в области очень деятельное. Создана Ассоциация архангельских поморов, четвертый год проводится Межрегиональный съезд поморов, и были даже рыбацкие поморские общины, но в апреле 2011 года Минюст через суд оспорил их существование: такая форма самоорганизации в целях защиты исконной среды обитания доступна только малочисленным народам, к которым поморов не относят.

Зато в области уже больше десяти лет существует зарегистрированная Минюстом национально-культурная автономия поморов. Сейчас в ней состоит 700 человек, актив — 50. Громко критиковавший власть, объявлявший губернатору вотум недоверия, известный своими языческими взглядами основатель организации Павел Есипов сейчас ушел в тень. В прошлом году председателем совета автономии стал бывший вице-губернатор области Анатолий Кожин. Опытный чиновник, в Архангельске он владеет турфирмой, деловой недвижимостью и собирается вернуться в политику. Рассуждая о Поморье, напоминает, что здесь никогда не было ни крепостного права, ни татарского ига и вспоминает фильм "Россия молодая", где один из местных говорит приближенному Петра Первого: "Боярин, ножом перекрещу, это тебе не Рязань". Но слов "борьба" и "действие" Кожин опасается и говорит, что самоопределение поморов — это в первую очередь вопрос экономических выгод.

"Я сам из поморской семьи, в 2002-м во время переписи записался помором, как вся моя семья, но тогда в этом не было никакого подтекста, кроме гордости за корни. Сейчас в понятие "помор" вкладывается экономическо-политический смысл. На Северо-Западе — и в Архангельской области, и в Мурманске, и в Коми — такая попытка самоидентифицироваться вызвана гораздо худшим социально-экономическим положением, чем в остальных регионах России. Государственная политика монополий, в том числе естественных, рассматривает регион как площадку для получения прибыли, и все. Возьмите продолжительность жизни, уровень суицида, детскую смертность. Показатель качества жизни в нашем регионе гораздо ниже. Люди голосуют ногами — у нас серьезный отток населения. Все это заставляет людей задать себе вопрос: а кто мы вообще такие, что мы можем от этого получить? Это борьба за равенство внутри нашего государства. У него вроде как есть стратегические интересы в Арктике, а где это? Вы Архангельск уже видели? Город убитый".

Главная цель автономии — попасть в список коренных малочисленных народов. Поморы упорно добиваются этого с 90-х годов, не раз получали все необходимые бумаги от губернаторов и справки от ученых-этнологов с рекомендацией признать поморов малой коренной народностью. Но Минрегионразвития, в функции которого входит защита коренных малочисленных этносов, по словам северян, категорически против "деления русского народа".

Поморы не отступают, с завистью глядя на соседний Ненецкий автономный округ. Признанные коренным малочисленным народом ненцы пользуются исключительными правами на ресурсы, квотами в рыболовстве, свободно могут заниматься исконными промыслами и получают немалые отчисления от добывающих компаний (см. справку ниже). "Ненцы все на снегокатах личных разъезжают, от квартир бесплатных отказываются, а у нас последнее забирают. Вы попробуйте без согласования с ненецкими экологическими организациями хоть что-то сделать, там все четко регламентировано: рекультивация земель, нефть пролилась — компенсации, мох на оленьей тропе затоптали — компенсация. У нас же — пожалуйста, ведутся разработки — все сбрасывается в реку",— объясняет Есипов.

Доходит до межэтнических конфликтов. В прошлом году ненцам на 49 лет отдали ягодные, грибные места Мезенского района Архангельской области под зимние выпасы оленей. А мезенские колхозы в это время были вынуждены свои стада забить, потому что им повысили стоимость аренды земель. Поморы со злости начали отстреливать ненецких оленей — мол, не лезьте к нам.

Жители Поморья уверены, что внесению их в список малых коренных народов противятся федеральные структуры и крупный бизнес, который не заинтересован в том, чтобы на земле появился хозяин, с которым надо что-то согласовывать. "Нет народа — нет проблем. На самом деле это вопрос регионализма. Есть силы, которым выгодно назвать это сепаратизмом и не допустить. Это связанные с федеральным центром люди, которые хозяйничают в этих регионах. Местным властям они не подконтрольны, поведение их вольное",— говорит Мосеев. "Те феодалы, которые сейчас распоряжаются нашими землями, прекрасно понимают: если мы на местах усиливаемся, то слабеют они, мы молчать-то не будем. Происходящее с деревнями даже громким словом "геноцид" назвать можно",— считает Есипов.

"Вот он алмаз, вот она рыба, вот нефть — вот он местный, который мешает"

Самый больной для местных вопрос — квоты на рыбную ловлю. В Архангельске считают, что порядок их распределения появился в новом законе о рыболовстве в результате механического распространения правил игры, возможно, оправданных для Дальнего Востока, где идет борьба с коррупцией в этой сфере, но совершенно чуждых в условиях Северо-Запада.

Положение о включении поморов в Единый перечень коренных народов России — в каком-то смысле юридическая уловка, с помощью которой можно повысить уровень жизни всех жителей прибрежных территорий. Согласно федеральному закону "О территориях традиционного природопользования", равные права с коренным народом получают все проживающие рядом с ним и ведущие тот же образ жизни. Сейчас в законе о рыболовстве записано приоритетное право на ведение традиционных морских промыслов только для коренных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока. Беломорские рыбаки-колхозники, не обладающие этим статусом, остаются с носом.

"На наш один колхоз выделяют квоту на лов трески и пикши 800 тонн на год,— объясняет мне председатель колхоза "Беломор", одного из 11 колхозов области, Сергей Самойлов.— В месяц мы пароходом можем освоить 750 тонн. Полтора-два месяца мы работаем, а потом или стоим у стенки, или ищем арендатора, у которого квота еще есть, либо продавца квоты. В прошлом году квота трески стоила от $900 до $1200 за тонну. Тысячи "арендованных" тонн нам хватит на 50 дней, и стоить это будет миллион с лишним долларов. В этот момент мы экономической выгоды уже не ищем, смотрим, что судно работает и экипаж получает зарплату". Зарплаты у моряков неплохие: за 30 полных дней в море капитан может получить до 200 тыс. руб., матрос — около 100 тыс. Но мелкий местный бизнес поглощается крупными транснациональными корпорациями, которые действуют по единой схеме: в колхоз назначаются новые управляющие, его подводят под банкротство, а в качестве взыскания у колхоза выкупают рыбные квоты.

"Сейчас практически все поморские деревни оказались без средств к существованию, после того как были захвачены колхозные квоты на вылов океанической рыбы",— говорит организатор "Поморской экспедиции" Александр Шаларев. Его этнографическая и социологическая группа единственная сейчас исследует прибрежные территории Белого моря. "После наших экспедиций по побережью нас стали звать этносепаратистами, обвинять в том, что мы поднимаем тему поморов,— рассказывает он.— А мы просто показали, что за последние 20 лет 50% сел уничтожено — войны в стране вроде нет. Но есть экономическая война. Вот он алмаз, вот она рыба, вот нефть — вот он местный, который мешает".

Шаларев рассказывает о когда-то богатом колхозе "Поной" на одноименной реке на Кольском полуострове, где раньше вылавливали до 80 т семги за лето. Сейчас квоты на эту рыбу принадлежат ЗАО "Река Поной", сайт которого отсылает к "международному организатору поездок" Ponoy River Co. с офисом в Великобритании. Местных жителей в селе больше нет. Этой зимой экспедиция Шаларева увидела там только двух охранников, "вооруженных и обалдевших от того, что кто-то к ним на лыжах пришел". Огромные старинные поморские дома они разбирают на дрова. На территорию никого не пускают, особенно летом в период нереста. Если заплывают туристы на байдарках, их снимают с маршрута, вызывают вертолет и увозят. Вдоль берега стоят коттеджи, в основном для иностранцев, которые приезжают на рыбалку. Неделя такого отдыха стоит от $5 до $15 тыс., на лето, по словам охранников, все уже расписано. "Куда уходят эти деньги, сказать трудно. Это миллионы долларов, которые утекают из России. Туда не пускают даже губернатора Мурманской области, не то что обычных жителей. И в Мурманской, и в Архангельской области такие скупленные или захваченные деревни есть. Получается, мы на своей земле не хозяева",— говорит Мосеев.

Второй крупный бизнес на Северо-Западе — это алмазодобывающие компании. В области много кимберлитовых трубок, алмазосодержащих пород. Есть такое месторождение — имени В. Гриба — в 100 км от деревни Сояна в Мезенском районе. Летом до нее можно добраться только на самолете, в холода — по зимнику. Ее жителей называют бобылями, лесными людьми, чернотропами. Деревня расположена возле Соянского государственного биологического заказника, где в верховье древней нерестовой реки в 2011 году "дочка" ЛУКОЙЛа ОАО "Архангельскгеолдобыча" решила начать добычу алмазов. Инвестиционный проект стоимостью 20 млрд руб. был занесен в список приоритетных в Северо-Западном федеральном округе.

На общественных слушаниях в Сояне бизнесмены услышали от 418 жителей деревни твердое "нет". Поморы даже написали открытое письмо президенту и генпрокурору, обвинив лукойловскую "дочку" в стремлении разрушить уникальный по международным меркам природный заказник. Больше всего боялись за нерестовую речку и питьевую воду. В качестве примера возможного развития событий местные ученые приводили ситуацию с другой речкой в области, Зимней Золотицей: через несколько лет после того, как "Севералмаз" начал работы на месторождении имени Ломоносова, семга из этой реки исчезла.

На вторых общественных слушаниях в районном центре, Мезени, компания нашла больше поддержки. "Им там новую школу отстроили. А соянцы в итоге чешут затылки: школа в Мезени, они у реки, добыча алмазов начата с вырубки 100 га заповедного леса. Это так называемый открытый способ добычи полезных ископаемых, который в заказнике нельзя было применять. Земли из территорий заказника вывели. Ну обошлись штрафами",— рассказывает председатель колхоза Самойлов. Он уверен, что получение статуса малочисленного коренного народа дало бы деревням больше самостоятельности и рычаги давления на бизнес.

В компании ЛУКОЙЛ с такой оценкой конфликта не согласны: "Леса на территории месторождения отнюдь не заповедные. Свод леса "Архангельскгеолдобыче" был предписан самим государством. Более того, сведенный в ходе работ лес долгое время оставался невостребованным, так как областное министерство не могло его даже продать,— говорит официальный представитель компании.— Что касается верховьев реки Сояна, то работы на месторождении задевают лишь два небольших водоема — озеро Черное и реку Кукомку. При этом по результатам мониторинга работ негативного воздействия на биоресурсы бассейна Сояны не выявлено".

Не могут забыть федеральному центру и запрета на зверобойный промысел в области. Несколько лет назад в России развернулась кампания "Защитим белька": экологи, звезды эстрады выступали за запрет охоты на белоснежного пушистого детеныша тюленей. Началось с телевизионных сюжетов, где какой-то канадский охотник шел по снегу и "как косой налево и направо вспарывал этих несчастных бельков". Потом в Архангельск приехал звездный десант: Лайма Вайкуле, Артемий Троицкий, Александр Ф. Скляр. "Я у них спросил: вы чего сюда приехали, промыслы отцов и дедов запрещать? Может, взамен что-то привезли? Капитал, растениеводство, скотоводство? Ну они промолчали. Поехали на льды, сфотографировались, погладили белька — к нему, кстати, мать уже не подойдет после такого",— говорит Есипов. Результатом общественной кампании в 2009 году стал запрет на охоту на тюленей возрастом до одного года.

На самом деле, уверяет создатель автономии, поморы на бельков почти не охотились, это экономически невыгодно: они маленькие, а платят добытчикам за площадь шкуры. "Охотились на серку, половозрелую годовалую особь, которая уже самостоятельно промышляла рыбой, это как кабанчик или большой теленок,— объясняет Есипов.— Тюлени старше охотникам неинтересны, у них шкуры от брачных игр все в шрамах и укусах. Но вместе с боем белька запретили и бой гренландского тюленя возрастом до года. У нас этот сектор экономики сразу рухнул. При этом в Канаде и в Норвегии этот промысел до сих пор разрешен".

Чтобы успокоить северян, тогда еще премьер-министр Владимир Путин уточнил, что "промысел был одним из средств к существованию людей, которые живут в этом регионе, поэтому запретить недостаточно — нужно разработать систему мер поддержки". Поморам обещали 48 млн руб. компенсаций, но денег никто так и не получил, говорят местные жители. Тогда они попросили теплоход, который курсировал бы между селами. В Москве сказали: хорошо, купим вам холодильник. Но даже ненужного области хранилища емкостью 70 т до сих пор нет. Вопрос об обещанных компенсациях поднимается на каждом съезде поморов, но пока безуспешно. "А в этом году вместо компенсаций мы получили прямой посыл: вас, мол, не существует, вы сепаратисты. В общем, только грязью облили, это ж дешевле",— заключает Есипов.

"Лицом мы повернуты, конечно, не к Москве"

Пароходное сообщение между селами поморам действительно бы пригодилось. Архангельск — железнодорожный тупик страны. Белое море, призванное объединять Карелию, Кольский полуостров, Архангельскую и Мурманскую области, сейчас их разъединяет. Раньше между Мурманском и Архангельском было пять пароходных рейсов в день, сейчас ходит одна проржавевшая баржа. Чтобы соединить острова пароходной переправой, нужно построить на берегу Северной Двины причал, но только после разрешения Москвы — берег принадлежит федеральному центру. На рейде реки нет ни одного иностранного судна. Мосеев рассказывает, что в этом году в Архангельск хотели прийти девять туристических лайнеров, но город не может их принять, потому что причалы разрушены. При этом порт Архангельска — самый дорогой в Северо-Западном регионе. В основном из-за очень высоких ледокольных сборов российские цены за ледокольную проводку неконкурентоспособны. "А представляете, что бы было, если бы у федерального центра стало поменьше жадности? Как можно было бы здесь развивать туризм и экономические связи? Мы ведь на самом деле не тупик. Тупиком мы становимся только благодаря действиям федерального центра, который нам постоянно опускает современный железный занавес. А мы лицом повернуты, конечно, не к Москве, а в сторону моря".

До большинства деревень в области добраться можно только по воздуху: билет на кукурузник или вертолет стоит от 3 до 15 тыс. руб. Автомобильных дорог почти нет. Чтобы попасть в деревню Пурнему, мы с председателем колхоза Самойловым едем через Северодвинск 200 км по Онежскому тракту — дороге лесорубов, технологической трассе, которой нет на официальных картах. Потом, оставив машину у последней вырубки, идем пешком 8 км по лесу. В Пурнеме рассказывают, что эту дорогу, проехать по части которой можно только на тракторе с трехметровыми колесами, любят медведи. Местные шутят, что когда они заболевают и идут в поликлинику за больничным, то на выходе из леса уже выздоравливают и поворачивают обратно. Сотовая связь не работает, телефонные провода обрываются раз в месяц. Машина до соседней деревни стоит 2500 руб., вертолет до Архангельска — 4500 руб. За покупками ездят редко и покупают оптом. "У нас тут естественная автономия",— смеются в Пурнеме.

В деревне две заколоченные деревянные шатровые церкви XVII века: в подвале одной подростки пьют пиво, у второй обвалился свод. Для РПЦ эти северные церкви, которыми все восхищаются, как для Росавтодора — несуществующие дороги, по которым все ездят. Проще говоря, ими никто не занимается. В остальном колхозу в Пурнеме повезло чуть больше остальных: он не обанкрочен и не принадлежит транснациональной корпорации, пользуется своей квотой на рыбу.

"У нас тут отношение простое: мы государство не трогаем, и оно нас пусть не трогает",— говорит учитель химии и географии Дмитрий Дерябин. В деревенской школе восемь учеников, и, по новому федеральному закону о реформировании бюджетных учреждений, ее бухгалтерия, секретариат и директор теперь находятся в школе в соседнем селе, почта из которого идет в Пурнему неделю. На деле эта реформа означает сокращение ставок, зарплат и двойную нагрузку на завуча — и страхи, что школу могут закрыть вовсе как нерентабельную, а детей отправить учиться в головное заведение на условиях интерната. Видите, говорю, государство вас все же затронуло. "Да, ну а что нам делать? — отвечает он.— Перекрывать вон ту дорогу в лесу?"

Новый губернатор Архангельской области Игорь Орлов, занявший место уволенного Ильи Михальчука в феврале 2012 года, жителей деревень успокаивает: "Сворачивать поморские деревни никто не собирается, наоборот, нам необходимо поддерживать жителей сел, расположенных вдоль берега Белого моря. Нужны преференции для развития местного предпринимательства: туризма, рыбной ловли, сельского хозяйства. Совместными усилиями мы смогли бы вернуть Архангельской области статус рыбного региона России". Он говорит о недавно созданном в правительстве агентстве по рыбному хозяйству и надеется, что ему удастся инициировать внесение изменений в федеральный закон о рыболовстве, которым так недовольны местные жители сейчас.

Губернатор говорит, что поморское движение в области "нельзя назвать сепаратистским по простой причине": "Поморы не выдвигают политических требований, касающихся отделения от Архангельской области и России. Ассоциация поморов, действующая в Архангельске, нацелена на социально-экономическое, культурное развитие прибрежных территорий Белого моря. В чем же здесь сепаратизм?" Впрочем, присваивать поморам статус малочисленного народа Севера, по мнению Орлова, необязательно: "Возрождать традиционные поморские промыслы, культуру можно и без этого статуса. Просто пока это все происходило на словах".

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

"Догнал — отнял, совсем ведь он обнаглел"

На Севере об отделении говорят от отчаяния, считают местные жители. Притом что люди в деревнях самостоятельные и суровые. Один мезенский помор рассказывал, как после рыбалки медведь вытащил из его сетей на берегу самую жирную севрюжину. "И что?" — ахаю я. "Как что? Догнал — отнял, совсем ведь он обнаглел".

Особенно радикальными настроениями славится Кольский полуостров. "Там, к сожалению, настроения предреволюционные. Зажались и ждут",— подтверждает Шаларев. На Кольском больше дорогой рыбы, чем в Архангельской области, туда заезжает больше "уважаемых людей" из федерального центра. Местные рассказывают, как в 2010 году, когда по рекам хорошо шла горбуша, в верховье приехали два грузовика с вооруженной охраной, люди просто зашли в воду и потрошили живую рыбу: икру забирали, остальное бросали на берег. Деревенские просили отдать им хотя бы сами тушки, но их обматерили и предложили не соваться.

"Представляете себе отношение людей к этому? — говорит Шаларев.— Смех-смехом, а постреливают. Говорят, москвичам лучше не появляться. Как только вы говорите, что вы москвичи, у людей сразу возникает четкий негативный стереотип. Спрашиваете, почему?" И рассказывает, как недавно в Ворзогоры, древний архитектурный деревянный комплекс в сосновом бору на берегу Белого моря, приехала девушка на джипе с московскими номерами, вылезла и говорит: "Как можно купить вашу деревню?"

Недалеко от тех мест, которые хотела приобрести москвичка, живет отец четырех детей, у которого уже четыре условные судимости за лов семги. По новым правилам рыболовства помор имеет право добывать бесплатно "только выброшенные на берег водоросли и ракушки". За все остальное нужно платить. Поэтому рыбака каждый раз забирают как браконьера, везут на суд в Мурманск, судья смотрит, сколько у него малолетних детей на иждивении, и дает условный срок. Другой работы в деревне нет, и "браконьер" готовится идти за пятой судимостью. "Понятно, что, когда встанет вопрос "мочи власть", он с великой радостью пойдет,— говорит Шаларев.— Это вопрос легитимности либо его, либо власти".

Заведующий сектором этнографии Института языка, литературы и истории Коми, доктор исторических наук, профессор Юрий Шабаев уверен, что поморское движение приобретает негласный статус одной из основных оппозиционных сил. "Несмотря на отсутствие официальной поддержки, активность этнических сепаратистов на Севере не ослабевает, а, наоборот, усиливается. При этом общественные инициативы, которые можно бы успешно использовать для созидательных целей, все более работают на дестабилизацию ситуации в северных регионах,— говорит он.— Видимо, можно говорить и о том, что на Севере возник конфликт государства и местных сообществ".

"Надо, чтобы самоуправление было не только в том, что мы мосты и причалы деревенские на свои деньги чиним. Дайте нам распоряжаться собственной землей, это и будет настоящее самоуправление",— объясняет свою позицию председатель колхоза Самойлов. "Если людям не давать нормально работать, происходят социальные взрывы,— уверен руководитель экспедиций Шаларев.— Управление надо менять, если мы хотим выживать. А не кричать, что, если человек назвал себя помором, это значит, что он хочет отделяться. От общей политики у меня такое впечатление, что нас хотят отрезать и присоединить к Северной Европе. Довести, чтобы народ сказал "Да ну вас на фиг с вашей Москвой, пойдем к норвегам, они нас давно ждут"".