Объяснения не нужны. Все и так ясно: от его лица невозможно было оторвать глаз, его голос, раз услышав, невозможно было забыть, его глаза, кажется, смотрели только на тебя и видели насквозь, даже если рядом сидели еще несколько сотен таких же зрителей.
Даже очень крупные актерские дарования имеют границы, за которые лучше не заступать: великий исполнитель героических ролей часто не умеет быть смешным, прекрасным характерным артистам не даются романтические или трагические роли. Ступка — из тех немногих, что с легкостью, хитро подмигнув строгим пограничникам-искусствоведам, пересекал любые рубежи и в любом жанре чувствовал себя как дома. Мало кто так же, как он, оказывался равно убедителен в театре и в кино. Вел ли его за собой непостижимый, природный инстинкт игры? Безусловно. Он был лицедей до мозга костей, неутомимый и неукротимый комедиант — в высоком, старинном смысле этого слова.
Но, конечно, не только природный талант сделал его одним из первых актеров той большой страны, где он родился, и уж точно первым — той, язык которой был для него родным. Богдан Ступка не был податливой, мягкой глиной, из которой можно вылепить на экране и на сцене все что угодно. Он был, безусловно, выдающейся, оригинальной личностью, чутким и мудрым человеком, щедрым на общение и всегда окруженным другими людьми. Многообразие мира было для него источником вдохновения и удивления, объектом наблюдения и изучения. Именно поэтому, наверное, Ступка, всегда естественный и точный в деталях, легко переходил в ролях от конкретного характера к большой теме. Поэтому же, видимо, непостижимым образом он сочетал перевоплощение с узнаваемостью, никогда не прятался за ролью, всегда был другим и всегда самим собой.
Когда уходят актеры такого масштаба, зрители начинают сокрушаться: почему так мало сыграл. И если кинобиография Ступки значительно обогатилась именно в последнее десятилетие (в первую очередь сейчас вспоминают его роли в драме "Водитель для Веры", в сомнительном по художественным достоинствам костюмном блокбастере "Тарас Бульба" и в фильме Киры Муратовой "Два в одном"), то свои знаковые театральные роли он сыграл еще в Советском Союзе, будучи просто актером того театра, руководителем которого проработал последние десять лет жизни — киевского Национального театра имени Ивана Франко.
Сегодня кажется символичным, что трех самых своих знаменитых героев Богдан Ступка сыграл в произведениях трех главных авторов трех народов — украинского, русского и еврейского. Войницкий в чеховском "Дяде Ване", о котором театралы со стажем помнят до сих пор, Микола Задорожный в "Украденном счастье" Ивана Франко, Тевье-молочник в театральной версии одноименного романа Шолом-Алейхема — последнюю роль он играл больше 20 лет, с конца 80-х годов и до начала прошлого года, когда болезнь разлучила его со сценой.
Он родился на Западной Украине, освоил азы мастерства и обрел славу во Львове, где по прихоти истории пересекаются следы многих культур и пути многих народов. В нем самом все эти следы удивительным образом откликнулись и примирились. Тем, кто с подвохом в последние два десятилетия вопрошал, существует ли вообще украинская культура как явление, хотелось указать именно на Богдана Ступку: вот она, национальная украинская культура. И тем, кто спрашивал, а есть ли до сих пор кто-то, кто символизирует истинное, не декларативное, единство многих культур на постсоветском пространстве, хотелось указывать опять же на него. Беда в том, что фигур, равновеликих Богдану Ступке, больше и не было — ни на Украине, ни на упомянутом пространстве. Значит, теперь нет вообще.