Они очень разные — трехлетний Миша и его организм. Миша на удивление спокойный и рассудительный. Правда, сейчас, во время химиотерапии, которую он переносит не очень хорошо, а то даже и совсем плохо, Миша иногда капризничает. А так-то он покладистый, что ни попросишь — все делает, старательно и охотно. Был бы у него еще и организм такой же отзывчивый и послушный, глядишь, химиотерапией бы и обошлось. Еще той — первой, августовской. Но упрямый организм не поддался, и врачи записали: "рефрактерное течение". Это значит, невосприимчивость к лекарствам.
Миша у Ольги второй сын, и первые его болезни — всякие там простуды и даже вирусная пневмония — Ольгу заботили, но не пугали: она опытная мама. Но что там мама — даже врачи далеко не сразу распознали у Миши острый лимфобластный лейкоз. И винить их трудно: в начальной стадии этот лейкоз похож на разные другие — менее опасные болезни. Вот их и записывали в графе "диагноз". Была даже такая запись: "бронхит на фоне хорошего здоровья".
Ольга испугалась два раза. Первый — когда в Гатчинской районной больнице, куда их привезли на скорой, сделали анализ крови и тут же унесли сына в реанимацию, сказав, что гемоглобина в несколько раз меньше нормы. Второй раз это был даже не испуг, а ужас — когда объявили диагноз: "Острый лейкоз".
— Я только недавно,— говорит Ольга,— пришла в себя, а то мне казалось, что это сон, что вот проснусь — и все будет в порядке.
А с Мишей у нас разговоры производственные: мне ведь еще и фотографировать надо. Вот и прошу его: то посмотреть на меня, то мимо меня, то сесть, то встать, то маму обнять, то инфузоматом поинтересоваться — это такая автоматическая капельница. Миша все делает послушно и в тот же миг; слово "инфузомат" ему хорошо известно, как и всем пациентам клиники, где он лежит, кроме совсем уж несмышленых малышей. Клиника эта — Институт детской гематологии и трансплантологии имени Р. М. Горбачевой, инфузомат для здешних детей так же привычен, как для других — стол или тумбочка.
— Слушай, парень,— говорю Мише,— ты для трех лет уж очень сообразительный.
— Да,— подтверждает он серьезно.
Ольга потом говорит, что не мне одному это кажется: даже психолог сказала, что ребенок развивается с опережением своего возраста. Он и ходить начал рано, и говорить.
Фон здоровья у Миши оказался неважным. С фоном жизни получше. Что нужно в этом возрасте? Есть мама и папа, есть старший брат Саша и бабушка. Дом есть, и Мише он не кажется маленьким, ему хватает. Хотя на самом деле это всего лишь четвертушка деревенского дома: большая комната да кухня, удобства на улице.
Но эти подробности — уже фон жизни родителей, которым даже ради купли этой четвертушки пришлось использовать материнский капитал и продать машину. И тут же — Мишина болезнь. И тут же — Мишин отец Николай потерял работу. А в деревне работу потерять легко, найти трудно. Правда, теперь уже нашел. Потому что он опытный автослесарь и ответственный человек.
А еще есть у Миши самая настоящая страсть. Это машинки. Николай смеется:
— Наверное, мои автослесарские гены.
Миша с машинками не просто играет, как все мальчишки. Он с ними разговаривает, он их строит то в шеренгу, то в колонну, а то в круг. Одной-двух-трех машинок ему мало, ему нужен целый автопарк. Ольга говорит, что пришлось с собой в клинику брать три пакета машинок. И теперь даже врачи ходят в 710-ю палату не только по делу, но и на Мишины машинки посмотреть. Но для фотосессии Миша выбрал не машинку, а смешную собаку. И я почему-то обрадовался.
Итак, химиотерапией дело не обошлось, организм на нее не ответил. Даже на 22-й день лечения в крови было 67% бластов — незрелых клеток, от которых один вред. И Мишу из группы промежуточного риска перевели в группу высокого риска, назначили ему высокодозную противорецидивную терапию. Но главное, стало ясно, что не обойтись без крайней меры — трансплантации кроветворных стволовых клеток. Или, как чаще говорят, костного мозга.
Мишин брат Саша на роль донора не подходит. Значит, нужен полностью совместимый неродственный донор. В общем-то с ним проблем быть не должно — в мировой базе по первым прикидкам таких доноров для Миши 240. Теперь нужен детальный поиск и активация, но бюджет оплачивает только саму трансплантацию. А Мишиной семье такие деньги, которые нужны для детального поиска, даже и не снились.
Вот сейчас дописываю, звоню Ольге, чтобы узнать, как дела. Говорит, накануне Мише было плохо: температура, давление, трудно дышать. Высокодоз редко кто хорошо переносит: химия травит больные клетки, а при этом и здоровым достается... Но сейчас, говорит Ольга, уже получше. И тут слышу в трубке Мишин голос: "Мама, а это чья машинка, Андрея?" Андрей — это сосед по палате.
И, правда, получше...
Вот такая Мишина история, такой, можно сказать, фон жизни. Надо ему помочь, чтобы сам фон сохранить. Жизнь то есть.