БРАВО, ОКТЯБРЬ!

Выставка в Пушкинском

Культура

Работ голландца Пита Мондриана (1872 — 1944) нет в русских собраниях, и выставка в Пушкинском для многих откроет его впервые. Хотя это один из крупнейших художников XX века — не зря ведь именно его картину немецкое издательство Taschen вынесло на обложку тома, подводящего итоги искусства двух последних столетий. По влиянию на мировую живопись лидера группы «Де Стиль» часто сравнивают с Казимиром Малевичем. Оба действительно настояли на переходе от реализма к абстрактным формам. Хотя, если вдуматься, и путь их, и внутреннее самоощущение были совершенно разными. Да, оба начали с постимпрессионизма — горячего, радостного у Малевича и хмурого, сумрачного у Мондриана. Но если у первого все растворилось в черных дырах его квадратов, то расчерченные разноцветными линейками полотна Мондриана просветляют своим внутренним оптимизмом (напоминая, должно быть, сеточку голландских каналов). Не зря ведь и смерть была у них столь разная: один умер отвергнутым гением, другой — прижизненным классиком.

Книжная ярмарка во Франкфурте:
незамеченное событие

Крупнейшая ярмарка в мире была посвящена на этот раз литературе Ирландии — что выразилось лишь в особом павильоне для нее и нашествии ирландских писателей. А так — десяток тысяч издательств предавались своему излюбленному занятию (покупали и продавали книги), а сотни тысяч посетителей бродили по этому Вавилону, построенному на берегах Рейна, в 48-й раз.

Поскольку журналистам на роду написано быть скептиками, то и эта ярмарка показалась многим последней. Кризис, испытываемый прозаиками (практически нет новых имен и хороших романов), — ничто по сравнению с кризисом «нон-фикшн». Нет, популярные работы о психологии (например, детей), истории (например, человеческого мышления в средние века) и жизни (например, немецких женщин при фашизме) по-прежнему могут занимать большую (и лучшую) часть цивилизованного рынка. Но слишком ожидаемы тематические планы издательств, специализирующихся на подобных книгах, и уж тем более ожидаемо содержимое. Конечно, и здесь не без скандалов. Так, «Кредо белого человека» Алена Рускио (брюссельский Editions complexe) слишком неприглядно описывает колониальные взгляды французов в последние два века. Причем автор, известный историк, делает это на фактическом материале: описывая стереотипы белых и их реакцию на всякие «непредусмотренные правилами случаи» вроде браков белых мужчин с негритянками или белых женщин с неграми.

Но в целом когда-то самая динамичная отрасль книготорговли оказалась в кризисе. Свидетельством тому — скорая продажа берлинского Akademie-Verlag, одного из лучших издательств бывшей ГДР, принадлежащего ныне американцам. Среди последних его работ подготовленный Карлом Шлегелем объемистый том о русских эмигрантах в Германии. От повседневной жизни беженцев до Набокова — самые разные темы проанализированы в 34 статьях русских и немецких авторов. Интерес к бывшему СССР по-прежнему велик в Европе. Calmann-Levy выпускает «Частную жизнь Сталина» Лили Марку, известной уже своей недавней работой об Илье Эренбурге. Масса архивных документов, записей бесед с родственниками Сталина и Надеждой Аллилуевой делают книгу любопытной и для русского читателя. Но кому переводить, а главное — печатать подобные издания в России? Издательства наши заняты исключительно производством «верняка», в то время как 9 из 10 выпущенных в Европе книг не окупается.

«Синдром Золушки» — выставка в Кусково

Усадьба Шереметевых в Кусково всегда сулит сюрпризы. Вот и на этот раз — редкая даже для Москвы выставка «Синдром Золушки». Не случайно она оказалась, пожалуй, самой популярной выставкой Москвы в августе и сентябре. А в октябре устроители задумались: а не продолжить ли? Обувь, как и одежду, как шляпы, например, всегда фетишизировали, наделяли особой символикой. Верный подданный, например, получал в награду сапог с правой ноги, что соответствует высшим правительственным наградам нашего времени. В кладку дома замуровывали башмак, отгонявший нечистую силу от будущего жилища. Никогда раньше не приходилось видеть обувь наших российских монархов, да еще в одном месте: парчовые туфли Екатерины Великой, обувь Павла, ботфорты Александра I — по ним можно представить и стать, и рост их августейшего владельца. А башмаки «Томми» (в два метра высотой) фирма-спонсор выставки «Доктор Мартин» изготовила в цехе голливудской «Коламбиа пикчерс» — в них Элтон Джон снялся в фильме «Томми».

СЕНТЯБРЬ-96

Нехудожественная литература. Книги

• Нина БЕРБЕРОВА. «Курсив мой». Автобиография. М.: Согласие. 736 с.
  
• Владимир ПАПЕРНЫЙ. «Культура Два». М.: Новое литературное обозрение. 5000 экз. 384 с.
  
• Юрий НАГИБИН. «Дневник». М.: «Книжный сад». 35 000 экз. 700 с.
  
• Виктор ТОПОЛЯНСКИЙ. «Вожди в законе». М.: Права человека.
  
• Михаил ГАСПАРОВ. «Занимательная Греция». М.: Новое литературное обозрение.
  
• Астольф Д'КЮСТИН. «Россия в 1839 году» в 2-х томах. 5100 экз.
  
• Павел СУДОПЛАТОВ. «Разведка и Кремль». Записки нежелательного свидетеля. М.: ТОО «Гея». 500 000 экз. 508 с.
  
• Э. ЗАХАРИАС. «Секретные миссии». О. ПИНТО. «Друг или враг?» М.: ТЕРРА. 304 с.
  
  

В опросе участвуют критики:
Роман Артбитман, Лариса Беспалова, Вячеслав Воздвиженский, Михаил Золотоносов, Александр Иванов, Юрий Нечипоренко, Владимир Новиков, Григорий Чхартишвили, Игорь Шевелев, Олег Шишкин и сотрудники отдела культуры «Огонька».

Японская осень в Москве

Еще одна хорошая традиция установилась в Москве: едва начинает опадать листва, сразу же приезжает множество японцев. Они показывают оригами (складывание игрушек из бумаги считается довольно философским занятием), поют национальные песни, устраивают чайные церемонии и проводят выставку кимоно, выполненных мастером Окубо Генсай только в этом году и нигде еще не показывавшихся (Третьяковская галерея на Крымском валу, до 16 октября). А Пушкинский музей являет публике гравюры из хранящейся здесь огромной коллекции Китаева, а также современные японские гравюры (17 октября — 3 ноября). Два года назад листы из китаевской коллекции возили в Японию, и успех там был феноменальным. Фестиваль японской культуры, посвященный на этот раз 40-летию мирного договора между двумя странами, включает в себя и конкурс японского языка, и турнир по национальной игре в «го» на приз посла Японии, и множество концертов и спектаклей. Увы, все — только в столице.

Ирек Мухамедов в Буэнос-Айресе...

Ирек Мухамедов, ведущий солист Большого театра, любимый ученик Григоровича, покинув СССР во время гастролей, несколько лет назад стал солистом английского театра «Ковент-Гарден». Недавно знаменитый королевский балет гастролировал в Аргентине, в театре оперы и балета «Колон» (Ирек танцевал в поставленном специально для него балете «Испуганные симметрии»).

— Если это не секрет, как вы оказались в Лондоне?
— О моих переговорах с королевским балетом никто в Большом не знал. Мы с женой Машей потихоньку распродали все вещи. Квартиру я оставил первой жене. Чего я опасался? Сам не знаю. Советский Союз тогда трещал по швам. Я вырос из штанов Большого. Мне очень хотелось попробовать себя на сцене королевского театра. Заслуга Григоровича в моих успехах несомненна — это его школа. Впрочем, англичанам трудно понять, как можно быть «зверем» на балетной сцене. У них танец очень консервативен. Отточенная техника вытесняет эмоции.

Евгений Колобов переписал заново
«Евгения Онегина»

Замахнулся на этот, прямо скажем, рискованный эксперимент дирижер Евгений Колобов — человек-загадка, музыкант-фантазер, художник непредсказуемый и вечно ищущий. Первоначально предполагалось, что главным персонажем спектакля станет не Татьяна и даже не Онегин, а отделившаяся от тела душа Татьяны. Души в новом спектакле не оказалось (увы?). Зато мы увидели шокирующе неожиданную развязку событий. Гремин застает Татьяну в объятиях Онегина. Героиня мечется по сцене от одного к другому, словно затравленная птица, и вдруг падает замертво. Генерал швыряет перчатку. Вместо традиционного «Позор! Тоска! О жалкий жребий мой!..» — Онегин вдруг поет фразу из черновиков либретто: «О смерть, о смерть, иду искать тебя!» Скорбной траурной процессией выходят на сцену все персонажи и под музыку «по мотивам Чайковского» с немым вопросом смотрят в зал — глаза в глаза. Так заканчивается этот странный, восхищающий и удивляющий спектакль.