В АНГЛИИ ЛЮДИ ДРУГИЕ, НО ЖИТЬ С НИМИ МОЖНО

Частная жизнь

Десять лет Морозова была тренером сборной Советского Союза. Последние шесть — тренер юношеской сборной Великобритании. В конце 91-го года Ольга, уже на чемоданах, дала большое интервью «Огоньку», где одной из главных причин отъезда называла желание дать тогда 12-летней дочке Кате настоящее теннисное образование. Что из этого получилось, а что нет — Ольга расскажет...

Она вернулась к своим болельщикам, правда, пока только голосом. Анна Дмитриева, ее старшая подруга по сборной 70-х, пригласила Морозову вести совместные репортажи с крупнейших теннисных турниров. Пожалуй, никто из говорящих по-русски не знает так хорошо, как Ольга, о всех событиях в мировом теннисе.

— Итак, главная причина переезда семьи в Англию — это Катя. И хотя она была первым номером в Англии, но в мировом юниорском рейтинге она среди первых пятидесяти. Наверно, это не то, что вы от нее ждали. Не стал ли Катин теннис трагедией в семье?
— Я сейчас вспомнила то прежнее интервью и там было примерно так сказано: «Мы попробуем сделать из дочки теннисистку. Если получится чемпионка — у нее моя генетика, если нет — папина. Так что Витя во всем как всегда виноват. Я шучу, конечно.

В теннис играют миллионы способных детей, и есть тысячи хороших тренеров. Но на вершину попадает не больше сотни. А Граф вообще одна и Сампрас один. Наверно, стать чемпионом невозможно, чемпионом надо родиться. Я считаю, у Кати очень красивый теннис, и она может хорошо играть, сможет ли она, предположим, войти в тридцатку, не знаю... Но знаю — все от нее зависит. Но я, как тренер и мать, буду от нее требовать, чтобы она добилась своего максимума. Пусть это будет в спорте, пусть это будет в учебе — не важно. Теннис дает для получения прекрасного образования в лучших университетах Англии и Америки отличные возможности. Мы с отцом решили, что не отступимся и поможем ей стать твердой по отношению к выбранному пути. Никто не будет заставлять Катю делать что-то немыслимое. Нам ее теннисных денег не надо.

— Кстати, о деньгах. Звезды вашего поколения — Кинг, Казалс, Эверт — даже мечтать не могли о тех деньгах, которые получает сейчас первая десятка. Это портит вам жизнь?
— Меньше всего страдаю я, потому что вообще ничего не получала. Нет, никто не переживает и не завидует. Нужно наслаждаться тем, что есть. Но все перечисленные вами теннисистки заняли в жизни достойное место. Их уважают, они работают, почти все на телевидении, немного тренируют, знают себе цену и получают от жизни удовольствие. Никто из моего поколения не говорит о деньгах. Может, за исключением нескольких игроков, которые их потеряли. Вот они-то и считают доходы Навратиловой и Граф.

Конечно, обидно, что я не могла в тот период оставлять для себя хотя бы часть суммы, которую заработала, вложила бы ее в какое-то дело, и проблем бы сейчас было куда меньше. Но у меня не было другого варианта — и что это обсуждать. Но в то время, в той стране я была самая счастливая, я же увидела весь мир, а это было доступно единицам.

— Можно сказать, что вы пожертвовали карьерой, все же были тренером первой команды страны, ради дочки, или это преувеличение?
— Первый момент: почему я уехала из Советского Союза. Я уже знала, что его не будет, значит, не будет и моей должности. Второй момент: мне стало совершенно неприятно мое материальное положение, в котором я находилась по отношению к собственным спортсменам. Оно было настолько неравноправным и унизительным, что я уже не могла это переносить. Я, единственная, кто поднялся до пока еще никем не достигнутых в стране результатов, получала мизерные суточные, что обрекало меня держать в номере кипятильник, а девочки могли нормально есть в ресторане. Конечно, еще и Катя. Тогда она была одной из первых в стране, и я надеялась, что смогу помочь ей встать на «теннисные ноги». И, наконец, хотелось остаться в том же ранге, что был до этого — тренер национальной сборной и не в какой-нибудь экзотической стране, а в Великобритании — на родине тенниса.

— Но из Москвы вы уехали не только с Катей, но и с мужем. Сейчас я объясню читателям: Виктор Рубанов, 48 лет, мастер спорта по теннису, играл с будущей женой еще в юношеской сборной, окончил МАИ, стал преподавателем в военной академии, подполковником в 35 лет, а потом, в одночасье, ему пришлось перейти в детские тренеры на «Спартак», окончить институт физкультуры, заставить комиссию партконтроля ЦК КПСС восстановить себя в партии (зачем?), снять все ложные обвинения (к ужасу в Академии, так как место уже заняли) и быть тем первым тренером, который научил играть Аню Курникову... В конце концов быть тренером — это и есть настоящее призвание Вити?
— Я могу высказать оригинальную мысль? Дело в том, что мой муж — очень большая часть моей жизни. Мы в этом году отпраздновали двадцатипятилетие нашей семьи. Как сказала моя мама, «очень рано вышла замуж и до сих пор замужем, причем за одним и тем же». Я уже говорила, как для женщины важна опора, причем не столько материальная, сколько моральная.

Как ни странно, когда мой муж был в армии, был офицером, я чувствовала себя уверенно. Я знала, что армия с неизбежным для нее унижением для Вити была мукой, но он на это пошел из-за семьи. Я была игроком сборной СССР, получала по тем временам приличные деньги, а Витя не хотел быть ни в чем ниже меня. Наш отъезд в Англию был для Вити героическим поступком. Поехать за женой, которая получила работу, оставив в Москве свое дело. Мы решили: Витя занимается Катей, у меня на это времени уже не было. Но он постепенно, постепенно проявил себя. Помог и случай. Девочка, с которой он немного позанимался, заиграла лучше всех в стране. Дальше так сложились обстоятельства, что он с ней заниматься не стал, но появилось много желающих у него тренироваться, и в конце концов Английская федерация подписала контракт и с Витей. И теперь мы работаем вместе.

— Прежняя жизнь имела четкий график: работа, пенсия, профком, партком, не более четырех выездов за границу... А сейчас вы как-то планируете свою жизнь?
— Единственное, что я себе планирую, единственное, что я себе говорю, — я должна получать от жизни удовольствие и не ждать, что мне его кто-то даст, а самой делать то, что нравится. Например, с моей любимой нью-йоркской подругой Лолой Зеленовой мы стояли на 5-й авеню в очереди под снегом, чтобы попасть на выставку Шагала. И почему-то были счастливы. Жизнь проходит, и надо в ней все время находить чудесные мгновения. Может быть, вместо них я бы заработала больше денег, но зачем их тогда зарабатывать? А ведь раньше у меня ни на что времени не было. Конечно, страшно встретить старость в бедности, но, я думаю, дочь вырастет и не позволит, чтобы со мной такое случилось.

— Как вы прижились в Англии? Характеры у наших народов все же не очень похожи?
— Да. Они совершенно другие. Для них, если говорить о спорте, главное — участие. Они очень любят Кубертена. А у нас, у русских, все же главное — выиграть. Мне кажется, эту отстраненность они в себе развили. Потому что, когда на чемпионате Европы по футболу сборная Англии выигрывала, они орали так, как Николай Николаевич Озеров в лучшие годы «гол!» не кричал. Конечно, чемпионские амбиции у них существуют, но они их в себе заглушают, потому что вроде в Англии — это неприлично. Родители у моих учеников такие смешные. Они, допустим, аплодируют игроку, против которого играет их ребенок: «Ах, как она замечательно сыграла!» Их дочь в слезах, а они друг другу: «Замечательно сыграла». У нас в этот момент мамочки или ругаются, или волком друг на друга смотрят, а у них «замечательно сыграла». В принципе, они не такие, как мы, но жить с ними можно.

— По-моему, в Англии уже не осталось школы, где бы не учились дети из России. Поскольку и Катя у вас здесь оканчивала школу, вы, должно быть, точно знаете, оправданна ли эта мода?
— Образование здесь в младших классах намного слабее, чем у нас. Вспомните, какое количество литературы мы изучали в школе. Здесь тебе дают как бы чуть-чуть узнать, а потом ты сам должен что-то для себя выбрать. Катя три года с одной книжкой ходила. Заданий домой не задают, контрольных нет — как контролировать ребенка? Но зато три года после восьмилетки — это сильнее, не меньше, чем наш техникум или первый курс университета.

— Легко ли вы врастали в чужой быт и обычаи?
— Устраивалась я очень сложно. Потому что человек, воспитанный не платить налоги, не умеет их платить, не умеет открыть кредитную карточку, не знает, как оплачивать счета, куда как надо одеваться. Очень хотелось, грубо говоря, не быть дурой. Помогал адвокат, помогали женщины на работе. Сейчас я почти разбираюсь в налогах. Что можно, а что нельзя? Почему здесь такая красивая трава, такие хорошие дороги — налоги. Ужасно не хочется их отдавать, больше трети заработанного, но что делать.

— Неужели ничего не вызывало отторжения?
— С первого дня я себе сказала: «Меня никто не уговаривал здесь жить, поэтому я должна понять, как они живут, и соответственно себя вести». Но слезы были, слез было много. Слезы от непонимания, от трудностей. Потому что Витя тогда не говорил по-английски и все решения должна была принимать я. Он ничем мне не мог помочь. Конечно, он старался, но мы многого не знали, обычных, даже элементарных, вещей. Сейчас мы смеемся над этим — как же все просто! А в первые годы мы должны были принимать решения (все время), не зная как. Ну, в общем, ничего — все обошлось.