ЭЛЛА ПАМФИЛОВА: «У МЕНЯ ЕСТЬ РОСКОШНЫЙ ОСОБНЯК…»
Так много сегодня о деньгах и так мало о хороших людях. А мы решили специально для них вывесить «Доску почета». И каждый из «повешенных» назовет свои кандидатуры. Представляете, как много достойных имен и дел станут таким образом известны? Почему мы начинаем с Эллы Памфиловой? Сначала была публикация в «Огоньке» (№ 9, 1997 г.) о детях с официальным диагнозом «необучаемые» и о людях, которые этот диагноз изменили. «Роднику» — московской организации, в которой от этих детей не отступились и разработали уникальнейший метод их обучения, правительство Японии выделило 30 тысяч долларов. А позже полномочный министр посольства Японии в России господин Кедзи Комачи пригласил нас на ужин: директора «Родника» Анну Волжину, организатора и руководителя общероссийского общественного движения «За здоровую Россию», в которое входит и «Родник», депутата Госдумы Эллу Памфилову и меня, как автора публикации. И мы разговорились.
Премьера рубрики
— Элла, если прочитать ваш послужной список, не зная имени, можно себе представить человека, который всегда, простите, «при галстуке». Депутат Верховного Совета СССР, министр социальной защиты населения, депутат Государственной думы. Как вам удавалось и удается всем этим званиям соответствовать, будучи человеком ну просто категорически не чиновничьего склада?
— Раньше с трудом, сильно мешал мой максимализм. Сейчас проще, хотя хорошо понимаю, что и сегодня, если бы я была ограничена своей депутатской деятельностью в Госдуме, так чувствовала бы себя глубоко несчастной. Потому что я человек действия, конкретного действия, а система законодательной власти предполагает иное, она обезличивает. Вот эта как бы коллективная ответственность и коллективная безответственность.
— То есть в Думе проходит не самая главная часть вашей жизни?
— Не совсем так. Я добросовестно участвую в разработке многих законов. А если учесть, что писем и обращений ко мне приходит больше, чем в иные думские комитеты, то можете представить мой объем работы.
— Но все же главную ставку, а может быть, даже, точнее, свой собственный смысл вы сегодня видите...
— Я вижу свой собственный смысл в движении «За здоровую Россию».
— Звучит скучновато.
— У нас почему-то всегда все, что нормально, вызывает чувство скуки. Вот склоки, скандалы, чужие большие гонорары — это да, это журналистам интересно.
— Может быть, сами политики в этом виноваты: слишком велики амбиции и уж очень много поводов для скандалов?
— Да, я вам скажу, что у нас в Думе процентов 70 времени уходит на заседаниях на шумные, конъюнктурные, театрализованные игры. Я не трачу на это свое время, разгребаю шелуху. Слава богу, что у Думы недостаточно возможностей для того, чтобы все это проводить в жизнь.
— Наверное, психологически это сложно: все время отодвигать такое количество шелухи. Не придавливает?
— Нет. Я, знаете ли, научилась не реагировать на людей, которых распирает гордыня. Ну надувает он сегодня щеки из-за своего поста, ну душат его амбиции, так надо его пожалеть: слабый, ущербный.
— Вы сейчас повторили слово в слово характеристику, которую дал одному из известных политиков автор книг «Эпоха Жириновского», «Судьба и власть» и других, психоаналитик А. Белкин. Год назад я брала у него интервью, и он сказал, что чаще всего на политический олимп рвутся люди, которые в детстве служили объектом всяческих насмешек, пережили какую-то тяжелую душевную травму, были сильно закомплексованы.
— Я родилась и выросла в Средней Азии, недалеко от Ташкента. Тепло, большой дом, огород, сад, хозяйство самое разное, живность. 90 процентов времени проводила на улице, 8 — 9 месяцев в году даже спала в саду на матрасе под виноградником. Туда и свет был проведен; когда мама ругала, что хватит читать, так читала с фонариком под одеялом — все как положено в детстве. И училась легко, была круглой отличницей, и в то же время росла подвижной, живой, активной. То есть я была не из тех, кто заставляет себя чахнуть над уроками, водилась с «хулиганами» — так называли ребят, которые на самом деле были просто шаловливыми мальчишками. Они запускали учебу, над ними зависала угроза остаться на второй год, а я их вытаскивала, помогала разобраться в сложных примерах. Мой младший брат потому всегда ходил героем, никто не смел его пальцем тронуть, говорили: «Не обижайте его, это Элкин брат...»
Еще был спорт, который никак не назовешь — просто бесконечное лазанье, я, как птичка, могла часами сидеть на заборе или на верхушке дерева, спрятавшись в ветвях так, чтобы меня никто не видел: следить за улицей, за движением, фантазировать, мечтать. Дедушка у меня был замечательным мастером — ну просто золотые руки. В доме вся мебель была сделана им. И вот он смастерил для меня в нашем саду маленький домик, чуть больше собачьей конуры, но с крышей, с детской мебелью. Мама дала тряпок красивых, я сшила занавесочки, такое было счастье — свой, абсолютно собственный мир. И вот там с детворой мы играли в зиму, там ведь практически не было настоящей зимы. Решили из старого патефона сделать печку и взялись всерьез ее разжигать. Ну... и загорелось.
— Будущему министру тогда здорово досталось?
— Здорово. Дедушка пытался достать меня виноградной лозой, а я по другой лозе, как кошка или как обезьяна, уползла вверх. Это был единственный случай, когда я вывела из себя своего добрейшего дедушку.
— Какие картинки детства чаще всего сегодня вспоминаются?
— У нашей семьи — у первой из всех соседей — появился телевизор, и все приходили смотреть. Мне было лет шесть, и тогда показывали фильм такой — «ЧП». Я влюбилась в героя, которого играл Тихонов. Очень как-то серьезно переживала — ну буквально настоящая первая любовь. Смешно, но мне еще часто вспоминается, как мама меня мыла под колонкой. Знаете, я носилась весь день босиком, в трусиках, а на ночь мама намыливала меня и прямо под колонкой, холодной водой купала. Была, конечно, баня, но это — в выходной. А так вот, ежедневно — прямо под колонкой. И ничего — никаких простуд.
ОТРОЧЕСТВО
— Вот теперь как-то яснее стало название вашего движения «За здоровую Россию».
— Ну а если серьезно, почему суперважный вопрос для общества — из-за чего Чубайс поссорился с Березовским? Да для чего все это нужно, когда люди несчастны? Они должны быть востребованными, понятыми. И тогда снизится агрессия внешняя и одновременно — внутренняя. Чем меньше сам человек агрессивен, тем меньше по отношению к нему агрессивен окружающий мир — такая вот странная закономерность наблюдается. А это все зависит от качества жизни. Упал уровень жизни — человеческий потенциал. Вот где проблема, которой мы должны уделить чрезвычайное внимание на федеральном уровне.
— Это в вас говорит бывший министр социальной защиты населения?
— Меня просто вынесло на эту должность перестроечной волной. Это была смелость неофита, ведь многие более достойные этого поста люди понимали всю катастрофичность ситуации. И они не решались. А я видела только верхушку айсберга. Но это и хорошо: был такой порыв, такая высокая чистая эмоциональная волна, казалось, что я все смогу.
— Я так понимаю, что в тот период времени на семью у вас совсем не оставалось?
— Да, в тот период у меня все было подчинено работе. Дочь была уже подростком, но знаете, иногда мать может находиться рядом целый день и ничего ребенку не дать. А иногда достаточно пяти минут общения в день. Другое дело, когда ребенок только родился и его сразу же отдают няне. Вот этого я никогда бы не допустила. Танюша у меня родилась, когда я была на первом своем взлете карьеры, но тогда я сразу все бросила и с ней сидела. Первые годы жизни ребека очень важны, нельзя рушить эту связь.
— А первый взлет карьеры — это на заводе?
— Да, первый взлет был на заводе, я там работала инженером, занимаясь в том числе и охраной труда. Я просто не могла этого не делать, представьте: четыре тысячи человек работают в тяжелейших, невыносимых условиях труда — вибрация, высокая температура. Ремонтный завод «Мосэнерго», он обслуживает все электростанции Москвы и Московской области. Меня выбрали председателем профкома, а это все социальные вопросы: детсады, ветераны, продукты. Я всегда очень увлеченно занималась общественной работой. В студенческие годы это был оперотряд. Там, кстати, я и познакомилась со своим будущим мужем, тоже студентом. Смешно, но это было так.
— Вместе ловили преступников?
— Ну, больше бродили по ночной Москве. Три года бродили, прежде чем пожениться.
— Это была вторая любовь после героя Тихонова?
— Да что вы! Я в школьные годы влюблялась без конца. Я очень влюбчива и романтична. В десятом классе была, пожалуй, самая настоящая любовь — мальчик посвящал мне стихи.
— Я просмотрела несколько писем из вашей почты, люди к вам очень расположены. Вот строчка: «В ваших глазах читается сострадание». Это пишет сельская учительница из Владимирской области. Многие вас называют чуть ли не единственным политиком, в котором чувствуется человечность, посвящают вам стихи. Вы столько времени проводите в Думе, где глаза у многих депутатов просто стекленеют от бесконечной говорильни...
— Как я умудряюсь не стекленеть? У меня мама была очень жизнерадостной, она никогда не говорила, что «вот, я ради вас...», что ей тяжело. Она старалась всегда к празднику сшить мне новое платье: «Эллочка должна быть лучше всех». А я совсем не чувствовала, как, какой ценой ей это давалось. Она не давала почувствовать, потому что все делала радостно.
— Расскажите подробнее о вашем движении «За здоровую Россию».
— Как оно возникло? Мой, такой непростой, опыт, люди, с кем вместе работали, с кем уже что-то сделали, — все это никуда не делось. Это не было востребовано вовремя, но это все как-то подпирало меня, нарастало снизу. Можно сказать, что люди буквально просто заставили меня организовать это движение. Оно не благотворительное, есть много фондов, организаций, которые заняты сбором и распределением денег между нуждающимися. Значительная доля этих денег идет на содержание и проедание самой этой структуры. У нас такой структуры просто нет, все делается на общественных началах. И мы помогаем только тем, кто, уже преодолев грандиозные какие-то трудности, поднялся сам. Вот как «Родник», о котором вы писали. Опыт, умение, знание — вот что ценится. То есть это не движение просящих — движение душ. Которые хотят и уже делают что-то — они объединяются, взаимодействуют. К примеру, есть такая Вера Андреевна Новосельцева, преподаватель, профессор, которая, уже выйдя на пенсию, стала успешно заниматься бизнесом. Но прибыль стала класть не себе в карман, а отдавать людям, нуждающимся в поддержке. Я могу называть и называть — по России огромное количество таких людей: инициативных, творческих, добрых. Они создают институты реабилитологии, экологические центры, детские театры и библиотеки — а все это вместе и есть ресурс выживания. В декабре прошлого года мы их собрали всех вместе на конференцию. И мы ощутили, как нас много. Раз у нас так остро стоят проблемы и это на уровне государства не осознается, значит, общественная активность — может быть, единственный выход. Она изменит ситуацию, я в это твердо верю.
— Во что вы верите еще?
— В любовь. Когда женщина не находится в состянии влюбленности, она тускнеет.
— Политические романы?
— Нет, политических романов у меня никогда не было.
— Вы до сих пор влюбчивы?
— Да, и если я не влюблена, то нахожусь в предчувствии любви. Такой эмоциональный настрой. У меня всегда был острый вкус к жизни. Небо чистое, птицы летят — я счастлива. Еду в машине, слушаю музыку Вивальди, Рахманинова — восхищаюсь. Люблю Высоцкого, Окуджаву. Люблю танцевать по утрам — это заряд на весь день.
— Чего же вы не любите?
— Помните, у Высоцкого: «Когда я вижу сломанные крылья, нет жалости во мне...» Я не люблю сломанных крыльев. Я очень ценю людей, которые делают невероятные усилия для того, чтобы трудности преодолевать. Вот таким особенно хочется помогать.
— Вы не собираетесь снова выйти замуж?
— Я 17 лет была замужем. Теперь мне не 20 лет, чтобы решиться. Замуж — это значит непременно в чем-то менять привычный, сложившийся образ жизни, а значит, ломать себя. Не проблема выйти замуж, я могу это сделать хоть завтра. Но...
— Вы не домашний человек?
— Вот парадокс — я как раз человек очень домашний.
— Вас никогда не тяготит одиночество?
— Нет, одиночество мне не грозит, а вот побыть в уединении получается крайне редко. Я даже устраивала себе специально такой Новый год несколько раз — одна встречала праздник в своей избушке. Печь топила и наслаждалась тишиной.
— А что это за избушка?
— Деревянный домик на краю Московской области.
— Первая и единственная в свое время женщина-министр могла бы себе позволить и роскошный особняк. Вы не богатый человек?
— Откуда? Я не умею ничего просить для себя. Хотя вообще-то я богата. У меня есть роскошный особняк в душе — это любовь к дорогим мне людям.
— Вы не собираетесь написать книгу?
— Я их пока с трудом успеваю читать. У моего лежбища стопки книг: обязательное чтение, полезное чтение и чтение для души. Может быть, когда нибудь, когда отойду от дел. Только из этой книги, если она будет, никто не узнает о каких-то деталях, порочащих известных людей. Как бы я к ним ни относилась, я никогда не стану использовать когда-то случившиеся кухонно-банно-застольные беседы для публичного толкования. Я унесу это с собой, потому что все-таки существует кодекс чести. Он есть — просто его нарушают...
На фото:
— Я 17 лет была замужем. Теперь мне не 20 лет, чтобы решиться. Замуж — это значит непременно в чем-то менять привычный, сложившийся образ жизни, а значит, ломать себя. Не проблема выйти замуж, я могу это сделать хоть завтра. Но... Вот парадокс — я как раз человек очень домашний.
* * *
ДОСКА ПОЧЕТА ЭЛЛЫ ПАМФИЛОВОЙ
Фото Л. Шерстенникова