Он не говорит, а формулирует.
«У собаки есть хозяин, а у волка есть Бог».
«Писателю должно повезти не с женой, а со вдовой».
«Кто знал много женщин, тот знал женщин, кто знал одну женщину, тот знал любовь».
«Мужчина счастлив тем счастьем, которое испытывает, а женщина — тем, которое приносит».
Слушаешь. Восхищаешься. Прилежно конспектируешь. Тайно завидуешь. А после вдруг хлопаешь себя по лбу: да он же цитирует свои собственные пьесы! Дурачит?
Пожалуй, нет. Жизнь и Театр для Эдварда Радзинского — сообщающиеся сосуды, сиамские близнецы. И не поймешь, когда говорит он, а когда — его пестрые персонажи, где авторская исповедь, а где — мистификация, лицедейство, игра. Интересно, а сам-то он понимает?!
Я слеплен отцом 
«Он никогда не говорит о том, что его по-настоящему волнует, — с Виталием Вульфом, знатоком многих театральных тайн, можно не спорить. — У Радзинского слава человека, который пишет для коммерческого театра, для успеха, для публики, но он ничего не рассказывает о своей личной жизни. Никогда!»
Энциклопедии на факты тоже скупы.
Эдвард Станиславович Радзинский родился в Москве, 23 сентября 1936 года. В 59-м закончил Историко-архивный институт. В 63-м стал членом Союза писателей. И далее — внушительный список пьес, для которых «характерны гротеск, фантастика, комедийность», упоминание об исторических повестях и документальной книге о расстреле Николая II и его семьи. Негусто. Телевизионное его творчество — то, что в последние годы снискало Радзинскому огромную популярность (критик Лев Аннинский назвал его «бесспорным лидером среди наших телеведущих») и достойно отдельного рассказа, — в энциклопедии попасть не успело. Хотя процесс эволюции — от гротеска к преступлению века, от какого-нибудь «Обольстителя Колобашкина» до «Последней в доме Романовых» — заставляет задуматься. Нас, но не Радзинского. Его логика железна: он всегда занимался тем, что интересовало его: «Я никогда ничего не делал потому, что это было кому-то надо. Надо было только мне...»
Говоря о своем характере, Э.С. подчеркивает: «Я ослеплен отцом». Его отец — адвокат, позже — журналист. Близкий друг Юрия Олеши и Сергея Эйзенштейна. Для заработка он работал над инсценировками. Он и привил сыну любовь к Мельпомене и Талии.
«Он был интеллигентом, помешанным на европейской демократии. Почему он не уехал за границу — он, блестяще образованный, свободно говоривший на английском, немецком и французском? Обычная история: он любил Россию...» (Забегая вперед, замечу, что единственный сын самого Радзинского, Олег, сейчас в США, он бизнесмен.)
В юности Станислав Радзинский вступил в кадетскую партию, в годы сталинских репрессий за этот факт биографии можно было поплатиться жизнью. Не понравилось бы большевикам и то, что до революции их семья жила в Польше, где матери Эдварда принадлежали дома и фабрики.
«Отец всегда улыбался, всегда был невероятно вежлив. Я перебиваю собеседника — я все-таки нормальный человек из Советского Союза, — и когда устаю слушать, перебиваю. А отец вообще никогда никого не перебивал». Радзинский-старший прожил 80 лет и успел застать громкую славу своего сына. Вышедшую недавно и ставшую мировым бестселлером книгу «Сталин» Радзинский посвятил памяти отца. Истины ради, далеко не все приняли это исследование с восторгом. Сталинский внук, народный артист России Александр Бурдонский, заметил: «Радзинский ко мне приходил. Видимо, хотел во мне как в режиссере найти еще какой-то ключик к характеру Сталина. Он пришел ко мне якобы меня послушать, а сам четыре часа проговорил монологом. Я с удовольствием сидел и слушал. Но истинного Сталина он не понял, мне кажется».
Сердцевед и сердцеед 
Подобно другим шестидесятникам (сам-то он от принадлежности к любым группам, поколениям, клубам, союзам, стаям и мафиям всячески открещивается), знаменитым Эдвард Станиславович стал «еще в детях» — в двадцать пять лет, когда заставил советских женщин комкать носовые платочки над его «104 страницами про любовь».
В наши дни такого оглушительного, ослепительного успеха достичь почти нереально: «104 страницы...» играли в 120 театрах СССР, по ним был фильм («Еще раз про любовь» с Татьяной Дорониной, говорившей с придыханием: «Очень веселый товарищ...») и даже балет!
К тому времени «молодежный автор» написал уже три пьесы, и, как ни странно, они были поставлены. Особенно хорошо — почти через день — шло произведение, названное в стиле времени «Вам 22, старики!». «А потом... — рассказывает Радзинский с равнодушной интонацией, — случилось то, что должно было случиться. Это нормальное везение. Я абсолютно верю в судьбу».
Нормальное везение? В России?! Такого не бывает. Бывает ненормальное. За «104 страницы...» он рискнул бороться с самой «Екатериной Великой».
Тогдашний министр культуры всемогущая Екатерина Алексеевна Фурцева сочла пьесу безнравственной. Проезжая по Москве, она заметила афиши со странным названием (а Радзинский обожает называть свои пьесы длинно и вычурно, одно «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано» чего стоит!) и устроила разнос директору Ленкома. За что? За то, что там собираются показывать... «104 способа любви»!
Смешной, рыжий и юный, но уже познавший мед славы автор явился в Министерство культуры (там работала одна из его приятельниц, она и сообщила о царском гневе ночным звонком) в то самое злополучное утро, когда министр собралась воспитывать директора театра.
«Она вылетела из кабинета, как вылетает после спячки медведица из берлоги, — вспоминал драматург, выступая недавно по ТВ. — Тогда женщины делились для меня на две категории: красивых и очень красивых. Эта была очень красивой... Потом культурой руководило множество мужчин с тухлыми глазами, я множество раз пытался их в чем-то переубедить, они просто не слушали...»
Фурцева его выслушала, потому что «она была Женщина, страдала от любви, по легенде — вены себе резала. Я ее очень боялся, умирал от страха, но все-таки объяснил, что эта пьеса — не про шлюшку, пьеса про свободу, про любовь, про сентиментальную жажду чистоты».
«Вы только не волнуйтесь...» — сказала ему министр и... дала воды. Когда Радзинский закончил свою спонтанную речь, глаза у Фурцевой стали с поволокой, она обвела взглядом зал и печально заметила: «Как нам всем должно быть сейчас стыдно, что мы с вами уже не умеем так любить!..» Про любовь и про ее отсутствие Радзинский сочинит потом не сто четыре, а гораздо, гораздо больше страниц. Он кончал одну пьесу и сразу садился за другую, считая, что жизнь — это работа. Пьесы-шлягеры так и назывались: «Она в отсутствии любви и смерти», «Продолжение Дон-Жуана», «Приятная женщина с цветком и окнами на север». На них ломилась вся Москва. В 1966 году классика советской литературы Валентина Катаева сплюснула толпа, рвавшаяся в Театр на Малой Бронной на премьеру спектакля «Снимается кино», а самому автору милиционеры, охранявшие служебный вход, вмазали по шее.
Радзинский заработает репутацию сердцеведа и... сердцееда. Он очень влюбчив. С восторгом повторяет слова Пикассо: «Если бы мне некого было любить, я влюбился бы в ручку от двери!» Однажды под видом корреспондентки женского журнала к нему домой даже проникнет девушка, запутавшаяся в своей личной жизни. И долго будет выспрашивать ошарашенного писателя — какого из двух кавалеров ей предпочесть!
Но того таинственного эффекта Радзинский не добьется уже никогда. А мистика в том, что у многих актеров и актрис, игравших в «104 страницах про любовь», вспыхивало чувство и они создавали новые семьи, разбивая старые.
Эти страницы проявили свою загадочную сущность и по отношению к автору. Он познакомился с Татьяной Дорониной, игравшей в его пьесе у Товстоногова, в Ленинградском БДТ. И стал мужем восходящей звезды экрана и подмосток.
Любовь, похожая на сон 
Почему красавица и народная любимица выбрала своим «милым сотрудником по браку» именно его — человека, далекого от традиционных представлений о мужественности? Ни косой сажени в плечах, ни богатырской стати, ни металла в голосе... Это загадка Дорониной.
Причуды любви? Или расчет, пусть неосознанный, но свойственный людям, принесшим в жертву профессии все? Да, возможно, молодую актрису вдохновлял союз Чехова и Ольги Книппер. Но скорее всего она просто попала в плен магического, завораживающего обаяния Радзинского. Женщина, как известно, любит ушами, а когда Э.С. начинает говорить, он — Бог.
К тому же ее избранник — элегантнейший из мужчин. Знает толк в красивых вещах. Эти шляпы, кашне, плащи, свитера — богемные и нездешние. Он любит в них фотографироваться, принимая эффектные театральные позы. Он актерствует охотно и со вкусом, ведь в каждом драматурге сидит несостоявшийся лицедей. Не зря же недавно Радзинский объявил, что собирается... сыграть Моцарта в собственной пьесе! А как он играет сейчас в своих телерассказах! «Программа Радзинского — представление, — считает Сергей Юрский. — Он смел в интонациях и задает такие фиоритуры, какие и профессиональные актеры не часто себе позволяют. Как коллега я могу выразить восхищение».
Впрочем, все это глупость — шляпы, лицедейство... Смешно искать закономерность, если речь идет о Женщине. Как давно еще заметил Радзинский, «доля природы в женщине больше. И оттого в ней мало логики и много хаоса и безмерности... то есть природы!» Доронина, человек свободный и независимый, живущая — по словам ее бывшего мужа — «с интенсивностью вулкана», могла полюбить лишь себе подобного. Им и был Радзинский. Как и его любимейший герой — декабрист Лунин, он никогда не участвовал в мятежах, присущих толпе, и в заговорах, присущих лакеям. Он только свободно мыслил. И к тому же — «я не испытывал комплекса, когда все время нужно сообщать: я — гений! Я — самый ставящийся! Я и так был ставящийся. У меня шли пьесы в Америке, множество — по Европе. К примеру, «Старая актриса на роль жены Достоевского» игралась в парижском «Одеоне», в национальных театрах Бельгии, Финляндии, Японии и так далее. Был период, когда там у меня было больше театров, чем здесь. Но и в России не забывали...»
Не забывали? Да в его текстах, как в чемоданах из-за бугра, всегда искали второе дно! И время от времени, на всякий случай, до сцены их не допускали или уже дозволенное снимали из репертуара, хотя эти постановки были самыми кассовыми.
Однако вернемся к Дорониной. По мнению Г. Товстоногова, художественного руководителя БДТ, Татьяна Васильевна ушла из его театра, где была ведущей актрисой, потому что «вышла замуж за москвича». Каким же сильным должно быть чувство, чтобы ради мужчины бросить ТАКУЮ труппу и ТАКОГО режиссера!
О своей бывшей жене (они сохранили дружеские отношения, но кто, кроме них, упорно молчащих, скажет — почему они расстались?!) Радзинский рассказывал мне с блеском в глазах.
«Татьяна Васильевна — абсолютно загадочный персонаж! Она уникальная актриса и продолжает ею быть. Ее последняя работа — пьеса Ануя «Коломба», она назвала ее «Мадам Александра», — блистательна. Я смотрел ее вместе с Рощиным и Розовым, и, по-моему, все поражались одинаково тому, что видели. Великолепная актриса в дивной форме, которая играла замечательно! Это было пиршество! И если вы спросите о зависти, я абсолютно завидую Аную, потому что всякий раз, когда подавалась реплика, я говорил: «Боже мой, как жалко, что я бросил писать пьесы!»
А почему бросил? Еще одна загадка. И она, как оказалось, связана с Дорониной. «Свои пьесы о любви я писал в соавторстве с женщиной, — признается Радзинский, и нетрудно догадаться, кого он имеет в виду. — Я пересказывал ее мысли, рассуждения, старался воспроизвести ее поведение, ее поступки, и это меня увлекало. Мои пьесы продолжали и развивали мои отношения с конкретной женщиной, литературный роман становился частью романа реального. Сегодня у меня такого романа нет. И нет пьес о любви».
В сентябре 97-го года, когда Радзинскому исполнился 61 год, Доронина сказала: «Его популярность обширна, громка, иногда скандальна и, безусловно, закономерна. Я-то помню, как в течение долгого периода он не слышал в свой адрес ничего доброго. Сегодня иначе. Я рада за него».
Путешествие в себя 
И все-таки почему модный принцип «all for sale» — все на продажу — он не распространяет на свою частную жизнь? Какой, если вспомнить английскую поговорку, скелет спрятан в его шкафу? Загадка, еще одна загадка...
«Часть жизни, которая за занавесом, для меня, невероятно существенна, но туда никто не допускается. Есть тайны женщин, тайны друзей, и они открываются, когда я пишу книжку, пьесу. Очень часто написанное отражает все, что с вами случается. Там ловите! Поэтому ни на один из личных вопросов я не отвечаю. Все, что я могу сказать о личной жизни, — есть жена. И собака... Впрочем, собаку уберите — жена может обидеться».
Европейская знаменитость, а из всей недвижимости — небольшая, но с редким вкусом обставленная, двухкомнатная квартира в писательском доме на улице Усиевича. В ней лет двадцать не было ремонта, и в прошлом году на его письменный стол «просто упал потолок». Хозяин, к счастью, не пострадал. Сейчас стараниями жены, защитившей его от быта, жилье наконец-то приведено в порядок. Дача? Чужая, съемная. Правда, на престижной Николиной горе, но к шестидесяти годам можно было обзавестись и собственной... Автомобиль? «Жигули» девятилетней давности. Когда он поменял их на иномарку, возникла тысяча проблем, несмотря на то, что машина новая. «Я понял, что наказан. И я возвращаюсь к своей обычной привычке — не иметь».
Конечно, он умно срежиссировал свои отношения с масс-медиа, давно догадавшись, что дым слухов и туман намеков сделают его славу ярче, выпуклее, чем самые откровенные и сенсационные признания.
«Мемуары? Немножко подождем... — улыбается Радзинский. — Я напечатаю, и, может быть, скоро, большой-большой роман. Тогда многое обо мне станет ясно, вернее, о многом можно будет догадываться. Кое-что я уже сообщил в повести «Наш Декамерон», но, повторяю, занавес опущен очень плотно».
Но что готов рассекретить загадочный Радзинский? Пожалуй, он снова обведет всех вокруг пальца. Ведь, по его мнению, «путешествие в себя необычайно заманчиво. Оно очень радостно. Трактуешь как тебе хочется, хотя делаешь вид, что ты себя судишь, и главное — ты живешь там. Жить в прошлом всегда интереснее, чем сейчас...»
Влад ВАСЮХИННа фото:
- Пьесы Радзинского идут во всем мире. (На премьере спектакля «Лунин» в Копенгагене.)
- История цареубийства сделала Радзинского не просто продаваемым, а суперпродаваемым писателем.
- Его любила Татьяна Доронина, она играла стюардессу в фильме «Еще раз про любовь». Это — только одна его пьеса...
- Екатерина Фурцева на об-суждении пьесы Радзинского в Министерстве культуры едва не прослезилась...
- Одна из основ его жизненного успеха — в постоянстве привычек. Этот говорун необычайно скрытен. Этот гордец необычайно скромен. Этот любитель напустить романтический флер и кружево слов очень прост в жизни.
- Жаклин Кеннеди. Редактор американского издательства, сделавшая очень многое для того, чтобы книга Радзинского стала в США бестселлером.
- Новый замысел Радзинского стоит дорого. Этому замыслу заранее обеспечена и слава и касса. Потому что он опять удивит всех. И он это знает.
Фото В. Фридкеса, И. Гаврилова, В. Плотникова, ИТАР-ТАСС, В. Горячева, из архива Э. Радзинского и из архива «Огонька»