03. МЕДИЦИНСКИЙ СПЕЦНАЗ

Это самая надежная служба из трех всеми вызываемых. И самая безотказная. Бомж не станет набирать «01», ему некуда звать пожарных. Бандит не наберет «02». А «03» набирает человек любой профессии, достатка, национальности и прописки. «01» — спасает людей от стихии. «02» — спасает людей от людей. И только «03» спасает людей от них самих.

В этом году службе «Скорой помощи» исполняется сто лет, между прочим. Незадолго до юбилея Лужков одел службу «03» в синие комбинезоны со светящимися в темноте полосками. «Скорая помощь» — написано на спинах. В руках врача или санитара — оранжевый чемоданчик со всем необходимым. Из-за этого их теперь путают с водопроводчиками.

Прихожу рано утром на одну из подстанций «Скорой помощи». Готова обозреть и описать разруху, облупленные стены. Ничего этого нет. Недавно сделали ремонт — стены, окна и двери сияют новизной.

— Вы к Михаилу Гургенычу? Проходите.

Михаил Гургенович — начальник станции. У него в кабинете стоит шкаф, где за стеклом — около четырехсот моделей карет «Скорой помощи» всех времен и национальностей. Настоящих машин у него в распоряжении восемь. А всего по Москве ездят 840 машин, которые совершают пять с половиной тысяч выездов в сутки.

— Вам, наверное, катастроф надо? — спрашивает начальник. — Так они не каждый день бывают.

— Дайте мне самую лихую бригаду, Михаил Гургеныч, — прошу я. — Лучше тринадцатую, несчастливую.

— Шестнадцатая не хуже, — улыбается он.

В шестнадцатой двое — Виктор, фельдшер, студент мединститута, и Ольга Владимировна — врач с пятнадцатилетним стажем работы на «скорой». Михаил Гургенович приносит мне белый халат, и я вхожу в команду.

Дежурим. Сидим на кухне за огромным, человек на тридцать, столом, покрытым клеенкой. На плите шумит чайник. Есть тут и раковина, и холодильник — дежурят ведь сутками — с восьми до восьми утра. Зато потом трое суток — выходной.

— Работа у нас такая, — говорит Виктор, разлив в чашки с чайными пакетиками кипяток и достав бутерброды в пластиковой коробке, — что иногда некогда и чаю попить.

— Шестнадцатая, примите вызов! — голос диспетчера несется из репродуктора.

— Я же говорил, — Виктор ставит чашки на холодильник. — Пусть постынет пока.

Берем оранжевый чемодан и — в машину. Вы умеете оперативно садиться в машину «скорой»? Я научилась. Надо правой рукой взяться за дверную ручку, левую ногу поставить на подножку, подтянуться и быстро закинуть «корму» на сиденье. Быстро так — раз!

В бригаде еще один человек — совершенно незаменимый. Его называют Толя, он шофер. Толе остался год до пенсии. Он маленький, крепкий, в кепке и белом халате поверх пиджака.

— На Курском плохо ребенку, — говорит Ольга Владимировна, глядя в бумажку, — врачи из медпункта подозревают приступ аппендицита.

Подлетаем к Курскому. Десятилетний мальчик-азербайджанец лежит на кушетке. У него болит живот, но он не выглядит несчастным. Рядом восточные люди — суровый отец и беспокойная мать.

— Аппендицита у него нет, — говорит Ольга Владимировна, закончив пальпирование, — но в больницу не мешало бы, на всякий случай.

— Вай, какой больниц! Мы не можем, — кричат восточные люди, — у нас билет на Баку сегодня. Вы ему укол сделайте, а мы, как приедем, сразу к врачу пойдем.

Так и не отдали нам свое дитя.

Для «Скорой помощи» не существует национальностей. Кем бы ни был пострадавший, ему помогут. Межнациональные конфликты на работу медиков не распространяются.

Приехав, мы сняли с холодильника остывший чай и начали его пить. Вернее, два раза глотнули. Опять вызов.

— Чистый «антиквариат», — говорит Виктор, когда мы залезаем в машину. — Старушке плохо, что-то с давлением. «Антиквариат» чаще всего звонит. Им просто приятно внимание к себе чувствовать.

— Раньше только в крайних случаях «скорую» вызывали, а теперь — чуть что, — замечает Ольга Владимировна.

«Скорую» бабушке вызвала работник Красного Креста, убиравшая квартиру.

— Заберите вы ее, — просит она нас, — ее в больницу надо, лежит и лежит, никто за ней не смотрит.

Сорок процентов «населения» современных московских больниц — такие вот бабули.

На крылечке станции, куда мы, приехав, вышли покурить, я спросила у медиков, знают ли они, что «Скорой помощи» в этом году — сто лет.

— Знаем. А зарплату прибавят? — спросил один из них.

Зарплата фельдшера — 800 рублей, врача — около полутора тысяч. Операторы центральной диспетчерской получают 500 рублей. Еще совсем недавно диспетчеры работали на аппаратуре 40-х годов — черных телефонах. Сейчас в их распоряжении — компьютерные сети, благодаря которым можно узнать детальную информацию о каждом вызове. Звоня сегодня в «Скорую», знайте, что звоните в мощную структуру с сотней компьютерных операторов, которые передают вызов на подстанцию. Кстати, средняя скорость прибытия «Скорой» на улицу сегодня составляет 11 минут, на квартиру — около 20. Правда, без учета пробок.

А что такое московские пробки, знают все. Для нас сегодня они ужасны вдвойне: мы едем на прободение язвы.

— Сейчас увидишь и капельницу, и потерю сознания, — обнадеживает меня, заскучавшую, Виктор.

Жуткая пробка на Садовом.

— Ты, Толь, перестраивайся, перестраивайся, — мягко советует фельдшер водителю.

— Куда я тебе перестроюсь? На машины, что ль, полезу? Выйди лучше, помаши руками, чтоб пустили.

...Если не принять специальных мер, «скорую помощь» сейчас никто не пропустит. Не те времена. Мне говорят, что есть только один человек на подстанции, который может противостоять закону джунглей на дорогах. Это женщина по имени Сталина. Ей уже за шестьдесят, и своему имени она вполне соответствует. Когда пробка, Сталина попросту выходит из машины и разгоняет пробку, как тучу, руками. Причем без единого матерного слова...

Толя пытается перестроиться, Виктор сзади отчаянно машет руками. Бесполезно — раздается звук, будто ударились друг о друга две полные консервные банки, и сзади машины слышен крик:

— Давай деньги, б...! Ты понял?! Быстро!

Стильно патлатый парень лет тридцати осматривает свой белый «Крайслер». На дверце вмятина величиной с мужскую ладонь. Мы звоним в диспетчерскую и отменяем вызов. Не видать мне сегодня потери сознания и прободения язвы.

— Тебе, дед, дома надо сидеть, на печке! — кричит патлатый Толе.

В сущности, он не прав. Толя, во-первых, ездит даже медленнее и осторожнее, чем нужно, поэтому его и поторапливают. А самое главное — мы имели право перестраиваться и махали руками, а патлатый все равно ехал. Конечно, он же на «Крайслере», а мы на чем? Вот и довыпендривался. Но, с другой стороны, пострадавший — он. На чьей стороне закон?

Закон пришел, козырнул и увел в свою машину Толю и патлатого парня. Через пять минут оттуда вышел патлатый, за которым бежал Толя. У патлатого в руках были Толины права.

— За сто баксов на Сухаревке завтра получишь свои права, — сказал патлатый и, оглядев нас, как кучку говна, уехал.

Акт об аварии почему-то не был составлен. Дальше мы едем уже незаконно — без прав.

— Сто баксов — это сколько же денег? — спрашивает Толя. — Шестьсот тыщ? Говорил же — зачем под руку лезешь?! Кто его знает — придешь завтра, а тебе по башке дадут, и будешь ходить — ни прав, ни денег...

Прямо на Садовом получаем по рации вызов — поблизости, в театре, упал в обморок директор.

Шестидесятилетний, но крепкий, гипертонично краснолицый, выглядящий моложе своих лет, директор театра прижимает носовой платок к разбитому носу. Вокруг суетятся встревоженные коллеги.

— Как вы быстро приехали, надо же... — удивляется мужчина. — Леночка, дашь ребятам билеты на премьеру бесплатно!.. Вчера выпил сто грамм водки, не больше, сегодня решил похмелиться по обычаю. Хотя обычно я не опохмеляюсь! Просто хотел, чтобы голова прошла. А она как закружится, все поплыло перед глазами... От чего этот укол?

— От того самого, — угрюмо говорит Виктор, — от вчерашнего. Осторожнее надо быть. Уже ведь не двадцать лет. В больницу поедете?

— Нет, не поеду, ребята, мне некогда... Премьера скоро. Сам как-нибудь. Спасибо, ребятки. Надо же, как быстро приехали.

— Чего-то я не понял, где билеты, — Виктор ухмыляется, когда мы уже сидим в машине, — забыли в суматохе.

Больные вообще безответственны. То забудут номер собственного дома и назовут другой, то не назовут код, то окажутся вместе с медиками в плену собственной безопасности — металлических дверей...

Едем на Маросейку искать дом 50. Приезжаем — нет такого дома на Маросейке. Диспетчер перезванивает пациенту — пациент не отвечает. Значит, ложный вызов. Шутка такая. Спрашивается, кому нужны ложные вызовы в применении к «Скорой помощи»? Понятно, на вокзал там позвонить или в аэропорт, сказать, что бомба заложена — интересно. Наблюдаешь со стороны, как там все суетятся, бегают. А здесь в чем радость? Неужели за нашей машиной кто-то наблюдает со стороны и получает удовлетворение?..

В идеале для регистрации ложного вызова экипаж машины должен обращаться в милицию. Но милиция понимает, что вероятность раскрытия такого преступления стремится к нулю, и фиксирует такие случаи крайне неохотно. Поэтому зачастую ложный вызов записывают как отмененный. Так и мы запишем.

Иногда работники «Скорой» становятся жертвами наркоманов. Они делают вызов специально, чтобы отобрать ящик с лекарствами. А что сделаешь — отдашь.

— Наркоманов вообще последнее время много стало. Был такой случай, у нас двух женщин — врача и фельдшера — из квартиры не выпускали, — рассказывает Ольга Владимировна, — целая толпа наркоманов. Наркотики им не нужны были, зато были нужны девочки. Девчонки говорят: «Конечно, мы останемся, только дайте на станцию позвоним, а то ведь нас искать будут». «Давай звони, — говорят, — только попробуй вякни чего-нибудь не то». Она звонит диспетчеру: мы, мол, тут остаемся, вы нас не ждите. «Как это — остаетесь?» — диспетчер спрашивает. «Да поразвлекаемся». Хорошо, что диспетчер попалась понятливая: «Может, милицию вызвать?» — «Ну да». Приехала милиция, скрутили уродов...

Опять вызов — на Донской улице, 5, в помещении трамвайной диспетчерской находится девушка с симптомами отравления. Ей стало плохо на трамвайных путях. Приезжаем — в доме пять ни девушки, ни диспетчерской. Начинаем ездить вокруг дома №5. Из дома №7 выбегает парень и машет руками. Оказывается, диспетчеры неправильно назвали номер дома. Девушка лет пятнадцати кое-как заходит в машину, и ее укладывают на носилки. С ней два напуганных мальчика. Сопровождать ее в больницу можно только одному. Потому что я занимаю одно место. Мальчики некоторое время совещаются, кто поедет.

Врачи не имеют возраста, пола и стыда. У них только опыт. Виктор спрашивает девушку, нет ли у нее сегодня месячных, была ли она сегодня в туалете. Видно, что девушке первый раз задают такие вопросы в присутствии ее мальчика. Девушка отвечает слишком свободно, и из-за этого чувствуется, что она стесняется посторонних и отдельно — мальчика. Думаю, что после этого отношения между ними, если останутся, станут намного доверительнее.

Я начинаю понимать, почему так много литераторов выходит из медиков. Если у тебя хоть немного таланта складывать слова — невозможно не начать писать, увидев столько всего. Да и физические страдания, говорят, располагают к духовной жизни.

Постепенно темнеет, вызовы чередуют друг друга. Незаметно вкатываемся в ночь. После часа-двух ночи бригады начинают работать «на автопилоте». Пика это состояние достигает под утро. Бригада входит в подъезд, вызывает лифт, дожидается его. Все гуськом заходят в кабинку. «Какой этаж?» — спрашивает врач. «Первый», — смотрит в бумажку фельдшер. Так же четко, друг за другом, бригада выходит из лифта. Без смеха, без улыбки...

На «Скорой» текучка. Не хватает 574 врачей, 402 фельдшеров. Так было и в советское время. Для многих «Скорая» — только начало более солидной и спокойной карьеры. Но многие остаются здесь на десятки лет. И это не «люди, которые не могут найти нормальной работы», как думают некоторые умники, а — просто нравится.

Честное слово...

На фото М. Штейнбока:

• 12:16 Из центрального компьютерного центра очередной вызов передают на 21-ю подстанцию «Скорой помощи».
• 12:21 С территории 21-й подстанции стартует бригада интенсивной терапии: врач Сергей Яковлевич Куприяшкин и фельдшер Александр Викторович Хроменков.
• 12:48 Больному введен кавинтон, ноотропил и сульфат магния. Предварительный диагноз: острое нарушение мозгового кровообращения в области ствола мозга.
• 12:55 Больного перемещают на специальные носилки.
• 13:04 С помощью соседей больного переносят в машину «Скорой помощи».
• 13:15 Врач Сергей Яковлевич Куприяшкин во время движения «скорой» следит за состоянием больного.
• 13:35 Больной доставлен в реанимацию 23-й больницы.