ПРЕДВЫБОРНОЕ БРЕМЯ
НЕСЕМ МЫ В ПЯТЫЙ РАЗ
Пятые (считая с весны 1989 года, когда выбирали народных депутатов СССР) свободные выборы в парламент проходят в обстановке редкостного безразличия как к парламенту, так и к праву выбирать в этот парламент. Иностранный путешественник, погуляв по улицам русских городов и даже посмотрев телевизор, вряд ли даже сообразил бы, что в стране выборы. Уличной рекламы крайне мало, а в телевизоре только беспрестанная ругань между различными властными группировками. Из передач НТВ и ТВ-Центра можно узнать, что одна категория начальников (обитатели Кремля) — очень плохие люди, из передач ОРТ и РТР — что деятели столичной мэрии и их приверженцы также весьма нехороши. Но поскольку телевизионное перегавкивание для России уже не первый год есть привычное бытовое явление — добрые люди шесть дней в неделю работают, а на седьмой отдыхают и Бога хвалят, мы же, русские, шесть дней в неделю зубы точим, а на седьмой грыземся, — то понять, что усиленное «гав-гав-гав!» связано именно с выборами, не так-то просто. Ведь ключевые предвыборные слова, такие, как «урна», «бюллетень», «список №...», «ваш выбор» etc. в ходе перебранки не звучат вообще. Имеет место тяжелая свара, не сопровождаемая никакими оргвыводами представительно-демократического свойства, ибо резюме типа «NN — редкостный мерзавец» если и оргвывод, то чрезмерно абстрактный, с торжеством идей народного представительства никак непосредственно не связанный. Вторая часть мемуарной трилогии тов. Л.И. Брежнева, называющаяся «Возрождение» и повествующая о восстановлении разрушенного войной металлургического завода, открывается эпическим зачином — «Брехали собаки». Вздумай сегодня кто-нибудь написать мемуары под названием «Народовластие», лучшего, чем у Леонида Ильича, зачина ему не придумать.
Причины того, что предстоящее 19 декабря торжество демократии граждан никак не пронимает, многоразличны.
Многим нынешняя странная картина обязана думцам, принявшим новую редакцию закона о выборах, и Центризбиркому, горячо взявшемуся проводить новый закон в жизнь. В похвальном стремлении пресечь предвыборные злоупотребления, не допустить недобросовестной агитации etc. законодатели и правоприменители переусердствовали, в результате чего мы получили стандартные плоды скрупулезного регулирования: закон что паутина — шмель проскочит, а муха увязнет. Недобросовестная агитация, а равно иные злоупотребления, как были, так и остались — да и куда же они денутся! — но просто агитация, то есть общедоступное и широковещательное разъяснение принципиальных позиций различных партий по ключевым вопросам внутренней и внешней политики, исчезла начисто. Что легко объяснимо: грязные методы на то и грязные, чтобы применять их по возможности анонимно, визитной карточки не оставляя и расплачиваясь за все черным налом, за расходование которого перед ЦИК не отчитываются. Эти методы как были, так и остались, только еще погрязнели, а ударили законодательные новации прежде всего по более или менее легальным и пристойным видам политической полемики, которые оказались обложены таким количеством ограничений, что лучше рта не открывать и вообще не агитировать. Ту истину, что чем больше бизнес регулируют, тем больше он уходит в тень, вроде бы уже поняли, ту истину, что к предвыборному бизнесу это также относится, решили усваивать методом проб и ошибок, и сейчас у нас самые пробы, то есть на поверхности тишь да гладь, а все интересное под спудом. Отсюда и такая внешняя скука.
Другая причина может быть связана с царящим в умах глубоким непониманием того, зачем вообще нужны выборы. С тем, что они вообще-то для чего-то нужны, всяк согласится, ибо как же можно отказываться от такого важного и интересного права, как право голоса, но вот на вопрос, для чего именно это право голоса нужно, ответ получить вряд ли удастся. Социологи давно уже работают в лихорадочном режиме, посредством репрезентативных опросов высчитывая, сколько голосов получит тот или иной блок, сколько граждан пойдет на выборы etc., но, кажется, еще ни разу исследователи общественного мнения не пробовали исследовать вопрос о том, зачем, по мнению избирателей, им нужны депутаты. Вероятно, не спрашивают, чтобы не ставить в неудобное положение не столько даже граждан, сколько самих себя. Ведь возможны весьма различные ответы: для защиты граждан от непосильных сборов и податей, а равно иных злоупотреблений (первоначальное назначение парламентов); для раздачи житейских благ (советская практика депутатской комиссии по распределению жилплощади); для формирования правительства (практика отсутствующей в России парламентской республики); для озвучивания протестных настроений; для «прикола» (прежнее амплуа В.В. Жириновского); для составления полезных и необходимых стране законов etc. Если выяснится, что исчисляемые рейтинги отражают готовность граждан не просто голосовать, но голосовать непонятно за что и непонятно зачем, то могут возникнуть известные претензии к социологам, доселе скрывавшим столь важные особенности народного волеизъявления.
Когда в обществе царит известное согласие на предмет того, для какой именно из вышеназванных целей нужны депутаты, когда эти цели по крайней мере как-то ранжированы по их приоритетности, мы имеем ту или другую устоявшуюся модель выборов в представительное собрание, а сам сценарий выборов отчасти прогнозируем. Когда люди понимают, для чего им нужны депутаты, они на основании этого понимания строят какую-то программу отбора. Когда этого понимания нет, максимально безответственным и небрежным оказывается как само голосование, так и подготовка к нему, то есть та самая бессмысленная избирательная кампания, наблюдаемая нами сейчас.
В принципе довольно было бы и того, что парламентаризм России еще не отстоялся даже на уровне теоретического понимания того, какая именно из многочисленных моделей народного представительства (их ведь на самом деле много) была бы более уместна. Если нет даже теоретического согласия, откуда же в широких массах вдруг возьмутся устойчивые практические избирательные навыки? Однако для того, чтобы запутать все окончательно, уже вторая избирательная кампания оказывается приурочена к президентским выборам, предваряя их на полгода и фактически являясь президентскими праймериз. То есть мало того, что нет ясности в критериях выбора депутата как такового, мало того, что смешанная пропорционально-мажоритарная система вообще непроста для понимания и применения, так в придачу ко всему этому сама процедура голосования осуществляется с оглядкой на выборы грядущие — «депутата пишем, президент в уме». Тот, кто справляется с такой многофакторной задачей, тот истинный гений, но поскольку не всякий избиратель гений, большая часть граждан окончательно запутывается во всей этой невнятице и голосует сердцем — то есть Бог знает как.
Именно оглядка на предстоящие президентские выборы и определила многие странности кампании по выборам в Думу. Например, избирателям было бы понятнее и, может быть, даже приятнее, если бы различные партии живо и смело критиковали друг друга, раскрывая взаимные слабости и недостатки и тем самым давая публике обильную пищу для раздумий. Между тем этого не происходит. За криками «Доренко! Доренко!» мы просмотрели капитальнейшую особенность нынешних выборов, которую можно охарактеризовать как «перемирие в печати» или, если угодно, «странная война». Странность в том, что практически все политические силы — за исключением «ОВРАГа», оказавшегося в изгоях общества, — неукоснительно блюдут условия молчаливого перемирия. Кремль, коммунисты, яблочники, ЛДПР, правые не то чтобы вовсе отказываются от традиционной перебранки, какая-то предвыборная перебранка есть, но только производится она от силы процентов на пять от реальных пропагандных мощностей. Это именно «странная война», отличающаяся от братания тем, что никакого взаимного вылезания из окопов с целью обцеловывания противной стороны не происходит, и даже два-три винтовочных выстрела в сутки все-таки производится, но никакого желания развернуть эти ритуальные выстрелы в настоящее горячее дело нет ни у той, ни у другой стороны. Все предпочитают вялотекущее сидение в окопах.
Простейший пример. В период активной борьбы с антинародным режимом коммунисты готовы были устраивать вселенскую смазь по любому поводу, сколь бы он ни был сомнителен, и даже вовсе без такового — государственный переворот, анонсируемый каждую неделю геноцид русского народа, грядущий голод, неслыханные злоупотребления и Бог знает еще что. С августа с. г. поводов для вселенской смази и коммунистам, и прочим партиям, именующим себя оппозиционными, искать больше не нужно. Информационные сюжеты в изобилии и ежедневно поставляются как мировой прессой (отмывание денег, «Мабетекс», кредитные карточки Ельцина, гуманитарная катастрофа в Чечне), так и «ОВРАГом» — регулярный хорал Ястржембского — Малашенко — Караганова «Вихри враждебные веют над нами, темные силы нас злобно гнетут». В ходе хорального пения сообщается о стольких конкретных злодеяниях, как уже совершенных Кремлем, так и замышляемых, что тем же коммунистам с яблочниками даже и фантазию напрягать не нужно — достаточно было бы с подъемом подпевать, разоблачая нынешнюю власть (что в электоральном смысле всегда вроде бы полезно) и тем самым набирая предвыборные очки. Но не подпевают, ограничиваясь ритуальными ругательствами, на которые никто особенно не обращает внимания.
Периодически возникает версия о сговоре Кремля с КПРФ и «Яблоком». «ОВРАГ» любит ее озвучивать, объясняя тем самым и сколь нечестна нынешняя избирательная кампания — «темные силы нас злобно гнетут» еще и посредством сговора, — и сколь беспринципны мнимые оппозиционеры. Был ли фактический сговор, может сказать только тот, кто при этом сговоре свечку держал, а ни автор этих строк, ни политологи из «ОВРАГа» этим похвалиться не могут. Проще задаться вопросом: а нужен ли был такой форменный сговор?
Договоренность о том, чтобы совместно ломать комедию, во-первых, просто маловероятна, ибо предполагает запредельный уровень цинизма всех участников соглашения, во-вторых, чревата скандалом в случае огласки, в-третьих, непонятно, как должна выглядеть с чисто формальной точки зрения. Что действительно вероятно, так это соглашение по умолчанию. «Ты не тронешь — я не трону». Если ни командование, ни бойцы с обеих сторон не жаждут ожесточенной схватки, нет особенной нужды в специальной присылке парламентеров с белым флагом. Тут срабатывают, скорее, инстинктивные, чем договорные механизмы.
А инстинктам — прежде всего инстинкту самосохранения — в настоящей ситуации есть где развернуться. Все страшные, гневные и возвышенные слова, произнесенные лидерами наших партий по поводу Кремля и его политики, вряд ли полностью отбили у них способность к анализу и соображению. Анализ же показывает, что распространенное в политической тусовке прозвище «дедушка» является в высшей степени точным. Дедушка — это тот, кто может поворчать на чересчур расшалившихся внучат, при случае может прикрикнуть, но представить себе дедушку, который обращает внучат Гену и Гришу в раболепных холуев, трясущихся от одного его появления и принужденных униженно восхвалять любые его самодурства, чтобы не быть выгнанными на мороз в чем есть, — все же несколько затруднительно. А вот представить себе, что дедушки больше не будет и в доме станет заправлять чужой злой дядька со скверным характером — это вполне возможно. От здания Госдумы в Охотном ряду, где внучата наслаждаются беспечальным детством, до Петровки, где находится другая дума — Московская городская, четверть часа прогулочного ходу и неодолимая пропасть. Лидеры фракций Госдумы Г.А. Зюганов, Г.А. Явлинский, В.В. Жириновский, В.А. Рыжков — ньюсмейкеры, статусные люди, блистающие на телевизионных экранах и международных форумах как власть имеющие, а не как книжники и фарисеи, говорящие о важнейших проблемах российской и мировой политики. В четверти часа от Охотного ряда сидят тридцать пять безвестных и бессловесных человечков, которых именно за покорную бессловесность там и держат. В советские времена статисты — народные заседатели в суде — имели прозвище кивалы. Логично задаться вопросом: до какой степени нынешним думским героям желательно заделаться кивалами при одном из вариантов последедушкина режима, связанном с определенной политической структурой, именующей себя центристской? Скорее всего, ни до какой, чем и объясняется избранная для нынешней думской кампании тактика «странной войны». Иного рационального объяснения этой тактики не просматривается.
С одной стороны, осуждать наших партийцев за такое превосходное благоразумие было бы странно — спасая свое положение думских витий, они вынуждены попутно спасать и нас, грешных, от установления «отечественного» режима, при котором ни витиям, ни нам не поздоровится. Хвалить их за это тоже не надо — кроме того, что мотивы, движущие ими, нимало не идеалистические и не альтруистические, но самые что ни на есть эгоистические, дело еще и в том, что похвалам такого рода они никак не обрадуются, а с пеной у рта станут опровергать грязные домыслы о каком-то сговоре — хотя бы и молчаливом. В принципе так и надо — пусть опровергают, лишь бы перемирие продолжалось, а оно будет продолжаться, ибо, повторяем, речь идет о самосохранении нынешней многопартийной аристократии.
С другой стороны, такая мудрая и в чем-то даже спасительная для страны тактика — «остановим партию совсем уж диких чиновников, а между собой всласть доругаемся после», — будучи построена на чрезвычайных недомолвках и умолчаниях, никак не способствует открытой и внятной предвыборной дискуссии. Какая там внятность, когда объективно все партии консолидируются в защиту режима против невменяемого лужковско-примаковского отряда начальников, а субъективно признаться им в том стыднее, чем в содомском грехе.
Одно из самых парадоксальных следствий такой ситуации заключается в том, что выиграть (или по крайней мере существенно улучшить свои шансы) сможет тот, кто догадается первым назвать вещи своими именами. Скорее всего, в последние две недели избирательной кампании станет ясно, что Кремль и антинародный режим со всеми своими свинцовыми мерзостями более не является столь безотказным жупелом, как то принято думать — народный режим «ОВРАГа» публике еще поприятнее покажется, — и речь идет не столько о многопартийной борьбе, сколько о сюжетах типа «Фашизм не пройдет!» Ибо серьезный фашизм — это не «Спас» и РНЕ с сомнительным А.П. Баркашовым, а это система, где есть близкий к народу фюрер и отец нации, каковой отец отечески плюет на все законы божеские и человеческие ради удовлетворения своих властных (бывает, что и имущественных) похотей. На парламенты такой отец плюет тем более.
Тот, кто сумеет в нужный момент первым и без обиняков донести до граждан эту простую мысль, тот и будет нечаянным фаворитом избирательной гонки. Если избирателям стало совсем скучно, их можно утешить: при столь серьезных ставках, как в эту кампанию, в последний момент станет совсем не скучно, а, напротив, чрезвычайно интересно.
Максим СОКОЛОВ
|