СТРЕЛЬБА ПО НЕПРАВИЛЬНЫМ ГЕНАМ
ПРОДАВЦЫ ГЕНОВ
На минувшей неделе было объявлено о том, что геном человека расшифрован. Все информационные агентства мира, все телевидение, вся пресса сообщили об этом открытии как о главной сенсации недели. Она, эта сенсация, затмила собой и политические новости, и войны, и катастрофы — то, чем обычно питается телевизор. Человечество затаилось в ожидании. Что же на самом деле реально произошло? Что нам от этого будет? В западной прессе еще можно найти какие-то объяснения по этому поводу. В нашей — почти никаких. Ученые справились с самой главной тайной человека, его генетичеcким кодом, за рекордные сроки — всего за двенадцать лет. Фантастический успех ученых объясняется в первую очередь громадными вложениями в эти работы. Понятно, деньги вкладывались не зря. Если теперь какой-то корпорации удастся запатентовать хотя бы часть генетического кода человека — человечество попадет в полную зависимость от нее. Появятся новые лекарства, да и вообще способы влияния на нашу жизнь, которые полностью перевернут привычное существование мыслящих особей
Последние два года ознаменовались настоящим бумом по вложению огромных средств транснациональных фармакологических компаний в поиск и поимку человеческих генов, и в первую очередь — генов болезней человека. В результате уже создано несколько так называемых геномных компаний, крупнейшие из которых — Myriad Genetics, Incyte Pharmaceuticals, Newman Genome — существуют всего от 2 до 4 лет и имеют довольно неплохой для столь юного возраста заявленный капитал — от 100 до 160 млн. долларов. При этом размеры инвестиций в них, сделанных такими фармакологическими гигантами, как Johnson & Johnson, Bayer, Schering Plough, SmithKline Beecham, и некоторыми другими, как правило, остаются закрытой информацией.
ТАБЛЕТКА ДЛЯ РЕЙГАНА
Носительница наших генов — ДНК — попала в поле зрения фармацевтических корпораций отнюдь не случайно. Традиционные аспирин и анальгин — вчерашний день. Современное лекарство — это молекулярная «пуля», бьющая точно в мишень, — нарушение обмена веществ на том же молекулярном уровне. Отлить нужную «пулю» для любой болезни, даже для тех, что сейчас считаются неизлечимыми или смертельными, — задача вполне разрешимая. Но только при одном условии: если четко определена мишень. А вот с этим сложнее. Докопаться до исходной поломки в организме на молекулярном уровне сегодня удается далеко не всегда. Чаще идут обходным путем — ищут ген или несколько генов, или точнее — аномалию в них, которая и служит истинной причиной болезни, а потом подбирают нужное лекарство среди уже известных препаратов или синтезируют новый.
Но сам поиск ущербного гена — процедура сложная и дорогостоящая. Помимо чисто лабораторных исследований она включает популяционно-генетический скрининг, то есть выявление частоты встречаемости этого гена среди людей, связанных (и не связанных) узами родства с больными. Классический пример: выделение генов болезни Альцгеймера, или прогрессирующего старческого слабоумия. Болезнь начинается с незначительных нарушений памяти на имена и близкие по времени события и в течение 2 — 3 лет приводит к полной деградации личности и мучительной смерти. Болезнь Альцгеймера стоит на четвертом месте как причина смертности в развитых странах и на втором — по затратам на обслуживание больных. Еще несколько лет назад врачи не могли предвидеть развитие болезни Альцгеймера у своих пациентов, а порой даже неправильно ее диагностировали.
ЦЕНА ЗНАНИЯ
Возникает вопрос: сколько стоит такое знание? Для носителя подобной генетической мины замедленного действия оно бесценно. Для его родственников — в зависимости от того, что они за люди. А вот, например, для страховой компании знание этого факта оценивается вполне конкретной суммой возможных потерь. Как, впрочем, и для фармацевтической компании — только уже не потерь, а прибыли, если эта компания готова предложить обреченному человеку пусть не спасение, а хотя бы просто средство, которое поможет оттянуть кульминацию болезни как можно дольше и максимально облегчить мучения больному. Это, если хотите, классический пример того, что стоит и какую прибыль может принести фундаментальная наука. И она ее приносит.
Создание препарата против болезни Альцгеймера — вопрос ближайших нескольких лет. Пока для лечения используют то, что уже есть под рукой, — некоторые противовоспалительные препараты. Но как только на рынке появится специализированное лекарство от болезни Альцгеймера, оно будет обречено на коммерческий суперуспех.
Например, полученный генно-инженерными методами препарат эритропоэтин для лечения некоторых болезней крови приносит фармацевтической компании Amgen по 2 млрд. долларов в год. В свое время в разработку эритропоэтина эта компания вложила 300 млн. долларов.
Однако на сегодняшний день подобные сверхприбыли сулит только каждая десятая научная разработка, и, соответственно, риск капиталовложений пока составляет 9:1 не в пользу коммерческого успеха. На Западе эту проблему решают двумя путями.
БИРЖЕВОЙ БУМ
Первый — привлечение денег со стороны путем открытого акционирования. Так, в ноябре 1993 года уже упоминавшаяся компания Incyte Pharmaceuticals пустила в свободную продажу на фондовом рынке свои акции по $7,5; в декабре 1995 года цена акции составляла уже $241.
Второй путь снижения риска инвестиций в геномном бизнесе — это вложение капиталов в самые «плохие» гены и, что важнее, в самые лучшие мозги, какие только есть в мировом сообществе молекулярных биологов. Кстати, определить первое (перспективные в коммерческом плане «больные» гены) невозможно без второго (совет настоящего специалиста стоит дорого). «Большая охота» в ближайшие годы развернется за генами шизофрении, рака простаты, астмы, атеросклероза, ожирения, депрессии, катаракты и глаукомы.
Все вновь открываемые гены человека патентуются. После двухлетних горячих споров (и, по всей видимости, не без нажима крупных фармацевтических ТНК) патенты на генетический код (информацию о гене) стали выдавать во многих странах, включая США. В дальнейшем владелец патента может рассчитывать на получение части прибыли от лекарства, созданного в том числе и на основе его труда.
Подобное патентование на Западе стоит порядка 20 тысяч долларов. В России, для сравнения, — примерно 200 долларов. Но никому не интересно патентовать подобные вещи в стране, где заведомо нельзя наладить производство с целью извлечения прибыли из открытия в области высоких технологий. Гены патентуют в развитых странах, а транснациональные фармацевтические корпорации втихую скупают человеческие гены на корню, отдавая предпочтение самым «плохим», ущербным генам. Между прочим, в самое последнее время замечен интерес к генам со стороны космических фирм.
Многие богатые люди на Западе склонны вкладывать немалые деньги в «охоту за генами», отчетливо понимая при этом, что первая прибыль (если таковая вообще будет) пойдет, скорее всего, их наследникам. А некоторыми, возможно, движет и вовсе не коммерческое стремление увековечить свое имя — при везении — в истории науки, а при большой удаче — даже в истории человечества.
Василиса АКСЁНОВА
|