Комсомол я не перевариваю органически. Если вам больше тридцати, вы меня хорошо поймете. Поэтому, когда весной я увидел по телевизору митинг пропутинского движения «Идущие вместе», проходивший на Красной площади, мне поплохело от красных маек с изображением президента
Василий ЯКЕМЕНКО:
Я ЗНАЮ, МОИ ИДЕИ УТОПИЧНЫ...
Как оказалось, моих друзей этот митинг тоже шокировал. Они грустно качали головами: «Начинается... Любовь, путинмол и весна...» Да, они многих напугали, эти новые комсомольцы... Я тогда и предположить не мог, что судьба сведет меня с главным путинмольцем страны по фамилии Якеменко и по имени Вася, потому что и без вопросов к Васе мне все было ясно: митинг и само движение инспирированы и проплачены Кремлем, старые комсомольцы вспомнили прошлое и потянулись сбиваться в свои структуры...
Я ошибался. Действительность оказалась гораздо прикольнее.
«Идущие вместе» сами связались с нашей редакцией. У них была только одна просьба: напишите о нас правду. Путинмольцы очень обижены на прессу за ее ернический тон в освещении того злополучного митинга, за ложь, за...
— Телевизионщики принесли пустую пивную бутылку, положили и сняли, типа наши ребята пьют на митинге!.. Они надевали наши майки на каких-то бомжей и брали у этих бомжей интервью... Врали, что мы завлекаем в свои ряды, раздавая пейджеры и отпуская студентов с лекций... И никто не хочет писать правду. Вы же вроде за Путина. Мы только одного хотим: напишите правду.
И я пошел писать правду... Созвонившись ближе к вечеру с лидером путинмольцев Васей Якеменко, я узнал, что лидер сейчас выдвигается за город, в район Салтыковки, покушать на природе шашлык, а меня возле метро будет ждать красный «ниссан-террано», который и довезет до места отдыха руководящего состава. «Ну вот, — подумал я. — Начинаются старые комсомольские замашки — после трудового дня шашлычок с девочками, личные водители на джипах... Хорошо быть кремлевским приспешником. И шашлык небось жрут у кого-то на державной даче». Собственно, опытному журналисту этих фактов уже было бы достаточно для написания роскошного материала без всякой беседы с комсомольцами. Но я, будем считать, журналист неопытный. Я решил пройти путь горьких знаний до конца.
...Красный «ниссан» оказался четырнадцатилетней развалюхой с разбитой грохочущей подвеской. Личный шофер — одноклассником Василия. «Но уж дача-то должна состояться!» — подумал я, завидев за одним из салтыковских заборов огромный роскошный дом. «Дом Брынцалова», — пояснил водитель в красной майке с изображением Путина. По дороге водитель рассказал, как они периодически ездят на Селигер кормить комаров и как там хорошо на природе, никакие моря не нужны... Вскоре мы заехали на лесную лужайку, на которой небольшая компания разливала из пластиковой фляги (в таких обычно питьевую воду продают) самодельное домашнее вино...
Как-то вся эта самодеятельность не вязалась с Кремлем, и я начал испытывать вполне понятное журналистское разочарование. И вместе с тем недоверчивое любопытство: неужели в наше время возможно появление общественных организаций прокомсомольского типа по инициативе снизу? Вот так с нуля взять и начать создавать движение? Набрать в него за год несколько тысяч народу? Зачем? На какие шиши?.. А между тем прыщ на ровном месте (извините за грубость) так раздулся, что его теперь с перепугу принимают за имплантант.
Гражданское общество, что ли, у нас проклевывается в самом деле? На моих глазах это уже вторая по-настоящему общественная организация, возникшая из ничего. (Первая — это Всероссийский союз атеистов, родившийся на почве возмущения от засилья клерикализма, приключившегося у нас в последние годы.) Разве не любопытное явление? Разве не стоит поговорить с идейным вдохновителем движения, всех перепугавшего, которого зовут Васей?..
— Василий, вам сколько лет?
— Две недели назад стукнуло тридцать.
— Большой уже... А чем вы до «Идущих вместе» занимались?
— Бизнесом. На вертолетном заводе ряд проектов двигал. Еще издательским бизнесом немного занимался... А теперь вот «председатель совета общероссийской общественной организации «Идущие вместе» — так правильно называется. Лидер движения, короче.
...Честно говоря, бизнес — это не мое. Я давно хотел построить организацию, которая будет заниматься воспитанием молодежи, детей лет одиннадцати-двенадцати... Другое дело, что пару лет назад не было какой-то фигуры, вокруг которой можно было объединиться. Никакого просвета я с Ельциным не видел при всем моем величайшем уважении к нему как к демократу с большой буквы... И когда появился на горизонте Путин, я подумал: кажется, оно! И мы стали делать организацию. С марта прошлого года стали работать, а в июне зарегистрировались.
— Цель?
— Мы объединяем молодежь от четырнадцати до двадцати восьми лет. У нас есть несколько проектов для них. «Живая история» — посещение исторических мест... Они хоть немного должны узнать о своей стране. Они же ничего не знают! 99%, например, не могут ответить на вопрос, откуда у России взялась Сибирь. Пусть узнают, каким трудом это досталось, как все строилось, сколько поколений прошло перед ними... Они должны понимать, чем гордиться в этой стране и за что бороться.
Проект «Иная Россия»... Здесь мы хотим дать им понимание того, что жизнь может строиться по иным принципам, не только ради денег, ради карьеры... Когда я был в передаче «Национальный интерес» на третьем канале, этот мой тезис вызвал гомерический хохот всего зала. Смеялись «яблочные» комсомольцы и молодежное «Единство». Они пытались убедить меня, что молодежь — как трава, которая сама вырастет. Я всегда придерживался другой позиции: само собой ничего не бывает; молодой человек, предоставленный самому себе, пойдет по пути наименьшего сопротивления. Его буквально нужно заставлять что-то делать полезное.
— Плохое слово «заставлять».
— Почему? Ни у кого же не возникает вопроса, для чего ребенка нужно заставлять учиться читать, писать, играть на пианино... Дети не любят ходить в школу. Обучение — это насилие над личностью. Но почему учиться писать его нужно заставлять, а любить свою страну, быть нравственным не нужно?
— Как можно заставить любить?
— Сейчас предполагается, что любовь к родине и нравственные начала придут к нему сами по себе — из семьи, общества, из книг... Но семья ему ничего не дает, общество тоже, книг они не читают... У психологов есть такой термин «педагогическая запущенность». У нас сейчас почти все дети такие.
Мы организация не религиозная, но я говорю им: ездите в монастыри! Смотрите, как живут монахи. Эти люди живут во имя совершенно иных идей, поймите — есть иные модели жизненного устройства нежели те, к которым вы привыкли.
Дальше. Проект «Книги». Две тысячи наименований. Это книги, которые они обязаны прочесть.
Проект «Патриотический блок» — это не только походы по местам боевой славы... У них должна быть память об этих событиях, понимание, почему это произошло, что такое нацизм...
— ...Сталинизм.
— Безусловно! В нашем «Моральном кодексе» дана оценка сталинизму и коммунизму... За это нас Зюганов не любит... Есть еще проект «Мое кино» — огромный перечень фильмов, которые ребята должны посмотреть, чтобы понять, что такое настоящая актерская игра, профессионализм в кино.
Как все происходит? У нас есть две ступени: кандидат в члены организации и член организации. Никто никого не заставляет вступать, человек сначала приходит и присматривается. И находит в нас людей, которые живут несколько иначе, чем его окружение. Привыкает к правилам, которые существуют внутри организации, какими бы странными поначалу они ни казались. У нас есть «Моральный кодекс» — не пить, не курить... И если человек понимает, что без всего этого у страны нет никакого будущего, он принимает решение перейти в действительные члены организации. И вот тогда, да, огромные перечни: что нужно посмотреть, прочитать, узнать, понять, увидеть — становятся для него обязательными на протяжении четырех лет.
Организация разбита на «пятерки». В отрядах по пятьдесят человек. Координационные корпуса — по тысяче человек.
— Черт возьми... «Моральный кодекс»... По местам боевой славы... Отряды по пятьдесят человек... Что за нафталинная терминология? Новое время требует смены интерфейса!.. А у вас даже полувоенная организация, как у подпольщиков, «пятерки» какие-то...
— Дело не в терминах. Дело в сути. Военное построение дает определенную четкость в организации. Ни один человек у нас не может попасть в больницу, чтобы мы об этом не узнали на следующий день. Мы всегда можем помочь любому члену нашей организации. Дальше... У командира есть план работы для своих пятидесяти человек. Он предлагает ребятам: к концу года мы должны вот это прочитать, вот это посмотреть, туда-то съездить. Вот в эти детские дома сходить. Ветеранам помочь... Мы учим ребят состраданию, чему вообще никто не учит.
— И сколько у вас уже народу?
— Всего по Москве двенадцать тысяч вместе с кандидатами, по России — тысяч сорок. А действительных членов организации в Москве около двух с половиной тысяч.
— Все эти поездки по городам и весям стоят денег... Откуда дровишки?
— Есть огромное количество спонсоров. Причем людей не очень, как я понимаю, искренних. Просто, видя, что мы поддерживаем президента, они считают, что через нас смогут прислониться к власти. Очевидно же, что сейчас происходит расстановка каких-то политических приоритетов, установление новых политических координат. И они почему-то полагают, что через нас смогут занять более устойчивую позицию на политической доске. Ну и ради бога! Если эти деньги не на крови, если все это в конечном итоге идет на ребят, мне все равно, что они там про себя думают... Таких людей, особенно в регионах, очень много.
— А вы, Василий, какую-нибудь зарплату получаете как лидер движения?
— Нет. Я живу за счет остатков своего бизнеса... Зарплату у нас получают командиры отрядов — от восьмисот до тысячи двухсот рублей.
— Негусто.
— Да. Потому что это подвижническая вещь. Я им сразу говорю: ребята, в нашей организации денег вы не заработаете. Все эти разговоры, что мы звали на митинг за пятьдесят рублей — бред сивой кобылы. Таких денег у нас просто нет... И это хорошо! Потому что нельзя призывать людей к каким-то идеалам и при этом платить им пятьсот баксов.
— А какие у вас отношения с Кремлем?
— Непонятные отношения. Когда там узнали про «Идущих вместе», меня пригласили в администрацию, в отдел по связям с общественностью. Я им рассказал о своих идеях, они сказали, что у них как раз идет переформатирование Главного управления внутренней политики, и пригласили поработать. Я согласился, два месяца проработал и ушел. Потому что не уйти — означало погубить организацию. Администрация — это замечательный чиновничий аппарат, в котором каждое решение движется месяцами. Я-то думал, у меня будет инструмент, чтобы помогать моему делу. Но оказалось, пустая трата времени. И я понял, что мне нужно выбирать: организация или администрация.
Я был начальником отдела по связям с общественными организациями. На уровне начальника отдела основное слово, которое ты получаешь в ответ на свои инициативы, — «нецелесообразно». И я кремлевских прекрасно понимаю. У них есть горячие задачи, бастующие шахтеры, ПРО... Им не до воспитания людей. Им не до задач, которые я считаю важными. А я не хотел решать их задачи, теряя свою. Да, кто-то должен быть поглощен текучкой, но кто-то же должен думать и о том, что будет через десять лет.
Мне показалось, правда могу и ошибаться, что их мало интересует глубина моей работы, их больше интересовали практические задачи — ну, например, какую-то акцию провести.
— Значит, та самая демонстрация была искренней, а не инспирированной Кремлем?
— Конечно! Конечно! Мы ее придумали еще 7 ноября, когда вышли на Васильевский спуск в поддержку президента. Тогда нас было всего пять тысяч человек, и нам показалось: плохо! Прошло все как-то незаметно, не получило никакого резонанса в прессе. А мы хотим общество наше заснувшее — тормошить! Поэтому и придумали эти майки с Путиным, сделали их пятнадцать тысяч штук, раздали. По три доллара за штуку, насколько я знаю... Я, правда, в финансовые дела не лез, спонсор расплачивался непосредственно с производителем...
— Дороговато по три доллара. Я в Стамбуле клевую футболку за два доллара купил в магазине. Значит, с фабрики в магазин она по доллару ушла... Кстати, эти майки вам потом боком вышли. Сразу заговорили о культе личности.
— Мы так и рассчитывали, что все всколыхнутся и начнут кричать: «Культ личности!..» (Довольно смеется.) Всерьез же о культе говорить нельзя, это бред... Культ личности бывает там, где потоки информации строго лимитированы. А у нас при всех визгах о зажимании свободы слова вообще об этом глупо говорить — до тех пор, пока существует Интернет. Кстати, для членов организации Интернет бесплатный... Хотя, если честно, я не знаю, правильно ли это — бесконтрольность Интернета. Никто не знает, к каким последствиям для человечества он приведет.
— Это еще что такое я слышу?!
— Никто не знает!.. Я только знаю, что последствия телевидения — это колоссальное духовное обнищание и одурачивание населения.
— Хм. Заслуга телевидения не в том, что оно духовно невероятно возвеличивает, а в том, что оно распространяет культуру и информацию на самые широкие слои. Естественно, что качество этой культуры и информации за счет такого масштаба распространения сильно размывается. Картина висит в музее одна, а репродукции можно развесить в каждой квартире — качеством похуже, размером поменьше, но демократично для всех. Так было всегда в истории человечества. Накопленная высокая культура рано или поздно становилась достоянием не отдельной группы лиц, а достоянием масс. Сильно теряя в качестве при этом. Зато дальше набор новой культуры, новых знаний шел уже с иного фундамента. Так было даже с христианством — религией маргиналов, которая, распространившись по широким слоям общества, сильно потеряла в качестве по сравнению с теми столпами мысли и их идеями, на которых базировался Христос. И тем не менее на этом построилась целая цивилизация.
— Я все же полагаю, что телевидение — отупляющая и оболванивающая система.
— И кого оно оболванило, кроме Минкина? Меня? Вас? Те двенадцать тысяч человек, которые к вам пришли?
— Меня не оболванило, потому что я не смотрел в детстве телевизор. Правда, там и смотреть было нечего.
— Ага-а! Значит, качество телевидения все-таки улучшилось: теперь есть что смотреть!
— Нет, то поколение, что сейчас растет на MTV, — это роботы. Из-за телевидения 95% студентов вузов не читают книг вообще! И я спрашиваю себя: а где тогда они берут идеалы, понимание того, как нужно жить? Где они берут ответ, как поступить, если твоя забеременевшая девушка пришла к тебе и говорит: «У нас будет ребенок»? Я брал этот ответ, когда читал Анну Каренину. А они где берут?
— Видимо, из других источников...
— Каких? Каких источников?
— Интернет, например.
— И что там?.. Я знаю их источники! Это тупорылое телевидение и их не менее тупорылые друзья... Знаете, мои любимые писатели Куприн, Толстой, Достоевский. Дайте людям нормальные книги, культуру!
— Нормальные с чьей точки зрения?
— С общечеловеческой!
— А как вы будете отделять общечеловеков от недочеловеков, чтобы «нормальную» точку зрения отобрать?
— Да с точки зрения, проверенной веками! Шопен, например, — это прекрасно!
— Только не для меня! Во-первых, я не жил веками, а на веру чужого мнения брать не хочу. Во-вторых, я не люблю музыку вообще... Слушайте, а вам не кажется, что вы идеалист?
— Я абсолютно уверен, что я идеалист! Я знаю, что мои идеи утопичны, я отдаю себе в этом отчет. Я просто полагаю, что на волне нашей организации родится некая новая небольшая формация людей, которые будут иначе мыслить, чем остальные. Я уверен, что они будут играть значительную роль в нашей стране, где нет ни одного нормального человека. Я ведь считаю, что после Сахарова и Лихачева в стране нормальных людей нет...
— Солженицын повесится, когда прочтет... А мы с вами тоже ненормальные?
— Я считаю, что мы с вами ненормальные. Мы продукты системы, которая нас выращивала. Но я надеюсь, что поколение тех, кого я хочу воспитать, даст нам много сахаровых и лихачевых.
— Сахарова и Лихачева воспитал Сталин.
— Да, бывают такие случайные выбросы, которые доказывают величие человеческого духа... А это должно быть правилом. Наших ребят, например, где-то уже третируют, говорят, что они чудаки или продались. Через нас проходят десятки тысяч людей. Остаются в организации сотни — те, кто поверил, что нравственная основа в человеке первична. Кто понял, что карьера — лишь инструмент, чтобы нести счастье людям.
|