Это не манифест и не обличение. Это не исповедь и не статья. Это капитуляция. Поскольку сопротивляться уже бесполезно...
ДЕТИ ЛЮБИТЕЛИ ЖИТЬ
20 лет назад: ЦК ВЛКСМ наступает на рок-н-ролл, милиционеры заставляют детей быть дома после 21 часа и устраивают облавы, взрослое общество пытается победить подростковый протест. Сегодня: брит-поп, хаус и прочая туфта убивают рок-н-ролл и авторскую песню. Быть старше сорока просто стыдно: никуда не берут...
Моя московская соседка, дама в годах, ужасно недовольна тем, что через перекресток расположен Российский государственный гуманитарный университет: тот, где ректором Афанасьев. Мальчики и девочки щебечущей стаей заполняют Миусскую площадь, их машины запаркованы в два ряда. Хозяйка считает, что студенты пьют пиво, ругаются матом, живут на нечестные деньги и все такое.
— Идут и орут передо мной: «Дрянь гонимая!» Сами они — дрянь гонимая! — возмущается бывшая работница авиационного КБ.
— Дрябь голимая, — машинально поправляю я, и она в ужасе всплескивает руками.
У друзей разом стали студентами дети. Мой ребенок — на втором курсе. У нас вообще молодая страна. Маше и Кате Путиным 14 и 16 лет. Наташе Касьяновой 17 лет. Олегу Грефу 20 лет. Учатся в институтах дети министра обороны, министра образования, директора Эрмитажа. Они тонизируют жизнь родителей. Мне нравится жить под боком университета, где преподом работает Максим Галкин. Худенькие фигурки студенток заставляют втягивать живот и расправлять плечи. Поток новой речи и лиц забавен в своих извивах и перекатах.
Новояз. «Зацени», «приколись», «ботва», «туса», «отстой», «колбаситься» царапают ухо чужака. Но это первый собственно молодежный сленг в истории страны. Доселе усваивалась речь либо профессиональная («чувак», «лабать»), либо — и чаще — криминальная («забитая стрелка». Куда, спрашивается, делась Белка?). Открытие собственного лексического сундучка означает, что новое поколение взяло на себя функцию не столько возрастную, сколько социальную, со своим сектором на рынке потребления и труда. Это 10 лет назад российский рынок определялся вкусами 40-летних: кашемировые пиджаки, казино и непременный «шестисотый». Сегодня на деньги молодых ребят и их подружек растут сети кофеен, интернет-центров и кинотеатров с dolby stereo, что удачно совпадает с мировым трендом. Откройте любой журнал мод: вот уже пару лет даже Dior представляют девчонки в make up для ночной колбасни. Просто теперь Россия моду не догоняет, а усваивает так, как будто сама изобрела... Завершая со сленгом: что касается собственно модных фенечек, то есть кульных фишек, то сегодня актуально использовать китайские словечки, отчего московская воробьиная речь вскрикивает ласточкой. Минимальный набор («ни хо» — привет, «во ай ни» — я тебя люблю, «байчи» — гнусный) содержится в любом романе Сорокина.
Чтение. Кстати, о романах. Книга для этих ребят больше не учитель и не кладезь мудрости, а всего лишь одно из жизненных удовольствий (речь не об учебниках и не о профчтиве). В принципе читать — тот же прикол. Но если студента филфака вдохновляет Марциал в подлиннике, то студента-почвоведа вполне могут вставлять исключительно японские комиксы. Можно вообще не брать в руки книг (бывает, чтение фиолетово и перпендикулярно, что не порок), но большинство читает много и активно. Ролинговский «Гарри Поттер» — модникам, Павич и Фаулс — продвинутым, Акунин — снобам, играющим в демократов, замолкший Пелевин — всем остальным. Бунин, Куприн и Толстой прочитаны в школе и вторично будут открыты осенними вечерами в собственных пригородных домах, в окружении домочадцев, псов и котов, под шум дождя и треск камина: в общем, довольно скоро.
Учеба. Образование — инструмент, орудие для зарабатывания денег. Отношение к нему невероятно прагматично. И две подружки, едущие в Питер ради ночи в клубе «Остров» (400 рублей только за вход, вращающийся танцпол с льющейся водой, chill-out в виде пляжа, с пальмами и подвешенными к потолку плетеными креслами), и мальчик, колбасящийся в московском «Вуду Ланж» (бесплатные уроки латиноамериканских танцев в понедельник, bamba la bamba, двухметровый кубинец в роли мосье Трике), по объему учебы их родителям вполне могут показаться «ботаниками». Читальные залы всех библиотек, от районных до национальных, забиты студентами. Гусарская доблесть прежних лет — сданная на «шпорах» сессия — таковой больше не признается. Курса с четвертого все работают по профессии, а работодателя не обдуришь.
Деньги. При этом заработок не должен быть отстоем. Работать день через два ньюс-редактором интернет-портала, или по мере предложения — моделью для рекламы, или репетитором со старшеклассником, или готовить квартальный отчет в трех-четырех фирмочках, или танцевать стриптиз — все приветствуется, коли идет в охотку, и все перечисленное может предприниматься одним и тем же лицом. Если влезать на холм экономических обобщений, картина под ногами будет такой: основная занятость приходится на сектор, вызванный к жизни ровесниками. В кофейнях, забитых молодежью, не встретить официантки старше двадцати пяти; менеджеры интернет-кафе искренне полагают 27-летнего Артемия Лебедева патриархом, а песенка Земфиры со строчкой «крутят мои винилы подростки» верна и в том смысле, что большинство DJs из нежного возраста еще не вышли. Забавно, что мир молодежной экономики вовсе не прочь сотрудничать с миром взрослых, но опять-таки, если этот мир повернется к ним развлекательной, прикольной стороной. Модельер Денис Симачев сажает на майку цвета хаки портрет Путина, обрамляя венчиком из роз, продажи идут на ура, в музыкальном проекте «Иван Купала» участвуют старушки из сел Дорожево, Белынь, Лопшенька — диск «Кострома» становится бестселлером. Работа в стиле «медленно и торжественно» остается уделом стариков. Если же кого интересуют конкретные суммы дохода: среднему студенту из благополучной московско-питерской семьи до $100 в месяц дают родаки, еще минимум столько же он зарабатывает сам. Стипендия уходит на пиво в первый же день.
Стимуляторы. У ближайшего к моему дому ларька с напитками одна и та же сцена. Пара-тройка старшеклассников заговорщически перемигиваются, передают продавцу деньги — и забирают свою «колу-лайт». Чем моднее круг, чем выше социальный тинейджерский статус — тем меньше употребляют алкоголь. Принимать на скамейке в парке что-либо, кроме пива, по весне голимо, если хочется выпить, иди в кафе, бар, клуб. На брэнды крепкого спиртного — своя мода (прикольно, например, мешать коньяк с тоником). Курение не осуждается, но — угольный фильтр, пониженное содержание никотина, все в категории low & light. То же с наркотиками. Собственно, травку пробуют многие, но ею баловался в боевую молодость Клинтон, и не поручусь, что не пробовал Путин. Однако марихуана — особый разговор. Когда нынешние 20-летние вырастут, ее легализуют, потому что не смогут объяснить, почему за «косяк» нужно сажать, а за бутылку пива (удар по рассудку от которой сильнее) — нет. С другой стороны, героин и все виды внутривенного — вне культуры. Это удел аутсайдеров, рабочих кварталов, портовых городов. В Москве и Петербурге подлинный хит молодежного потребления — чистая минеральная вода.
Спорт. Невероятный, никогда не существовавший в стране культ здоровой жизни. Сети фитнес-клубов усиленно тралят московское море и перекидываются на провинцию. Ирина Краг-Тимгрен, создательница «Планеты Фитнес», или Ольга Слуцкер, владелица World Class, — звезды, по которым ориентируются молодые девочки. В спортзале, куда я хожу, жмут штангу на машине Смита и качают бицепсы на скамье Скотта пара бизнесменов, актер, стилист. Но все же половина постоянных посетителей — студенты со смышлеными глазами: бесплатная институтская физкультура не обеспечивает им должного рельефа фигуры под облегающим свитером-стрейч. Модно все, что свидетельствует об активности. Горные и равнинные лыжи, сноуборд, бассейн, роликовые коньки, яркая форма, движение, музыка серебряных спиц — и остается пожалеть нечаянных любителей рубенсовских форм.
Секс. Коллегу напрочь сразил сын-выпускник, заявив, что с пятнадцатого, ну максимум с двадцатого июня французский поцелуй больше не актуален, а кульны поцелуи в верхнюю и нижнюю губу. Коллега: «Я с 15 до 25 лет вообще не думал ни о чем, кроме секса! Мы через секс утверждались, а для них это один из вариантов досуга. Я говорю с намеком: мол, мы заночуем у друзей, а он: пап, да не волнуйся, я на этом не задвинут, мы все равно в «Летчике» (клуб «Китайский летчик Джауда». — Д.Г.) будем колбаситься до утра». Коллега подметил все точно. Секс для молодежи — лишь часть «жизни вообще». Прикольная, яркая, но все же такая же часть, как музыка, танцы, спорт. Сексуальная революция свершилась и завершилась самым непредсказуемым (для взрослых) образом: койка уютно расположилась в отведенной ей спальне. Вот уже второе generation P знает все о менструации, мастурбации и дефлорации еще до того, как эти этапы проходят. Массовое положительное отношение к безопасному сексу (презерватив вроде коньков на катке) следует считать величайшим достижением нашего времени. Терпимость. Какая-то вполне взрослая компания, по телевизору — концерт группы «Тату»: «Я сошла с ума, мне нужна она». Подростки на экране начинают целоваться: девочка с девочкой, мальчик с мальчиком. На минуту повисает молчание, затем следует смущенное: «Все-таки должен быть предел. Представляете, сколько девочек теперь попробуют друг с другом просто из интереса?» — «А что, лучше, если после Зыкиной они не попробуют вообще ни с кем?» Разговор продолжается: как говорится, проехали. То, что взрослым кажется спорным и требует доказательств, невзрослыми принимается лишь потому, что существует. Револьверы неукоснительных правил палят мимо цели. Мальчик-гей забавен так же, как девочка, сменившая косу на дрэды. Замечание: «Как тебе не ай-ай-ай?» парируется простым: «Но я такой (такая)» — попробуйте возразить. Советская доблесть, состоящая в борьбе с собой и с миром вплоть до полного их уничтожения, вызывает сочувствие. Мир полон красок, трансвеститы — герои Вселенной. При этом нет установки, накачки на непременную любовь в 17 лет, составлявшую когда-то суть журнала «Юность»: любовь может прийти в 12, может в 32, а может и вообще не прийти. Разоблачен и воспитательный обман, что любовь необходимо заслужить. Оказывается, любовь дается просто так и в той форме, которую сама выбирает. В фильме Trainspotting («На игле») главный герой говорит: «Вопрос только в предпочтениях. В эстетике, можно сказать. Ну и в морали, конечно... Через тысячу лет не будет ни парней ни девчонок. И мне это нравится».
Музыка. Спросите любого зайца, что прыгает с танцпола на танцпол: «А что сегодня в музыке модно?» И он просто не поймет вопроса. Ювенильное море больше не волнуется ни под единый на всех шейк, ни под столь же единое «диско». Танцуют все и подо все. Одним хип-хоп, другим рейв, третьим прогрессивный шведский house, четвертым техно, пятым то, что зовется «евроданс» с неизменной Кали Миноуг. Эстеты слушают Diamonds are the best girls friend Монро, завсегдатаи рокабилли-клубов оттягиваются под Джерри Ли Льюиса, а поклонники Марио Варгаса Льосы и Жоржи Амаду надевают красные подтяжки, собираясь пройтись мелким бесом под Manu Chau. Словом, та же всетерпимость: даже скучно писать.
Мода. Самые обычные дети, не из миллионерских семей, одеты в то, что их родители мечтательно называли «фирмой». Это поколение реагирует на брэнд, а правила брэнд-мира определены страницами Cool, Cosmopoliten, Men's Health и экраном MTV. И пока родаки вздрагивают от статей «Как поколбаситься на шопинге» и «10 способов не залететь», дети воспринимают их руководством к действию. Больше нет просто курток, просто сапог или просто рубашек: есть стиль жизни от Nike, MEXX, Chevignon и т.д. Только если девочка в Москве думает, купить ей маечку от Calvin Klein или же разориться на Fendi, ее ровесница в провинции берет на рынке фальшивый Reebok. Но и та и другая, скорее всего, расплачутся, если мамы из лучших побуждений купят им вещицу просто потому, что «симпатичная, практичная и недорогая». Для детей нет никаких «практичных и недорогих», а есть торговая марка как материализация стиля. Ничего страшного: это и есть тот социально устойчивый, безопасный мир, ради которого строили баррикады в 91-м...
Организация жизни. Пожилой академик О. как-то сетовал, что собираются повысить налоги на дорогие автомобили: «Представляете, кто-то всю жизнь копил на «мерседес», а тут бац — и налог!» Ясное дело, имел он в виду себя: сына века, в котором на всю жизнь даются одна машина, одна квартира, один утюг и два костюма. К уважаемому академику внуки отнесутся, скорее всего, как Светлана Аллилуева к своему отцу: не отказываясь от родства, откажутся от наследия. У них другое: tempora mutantur, et nos mutamur in illis. Меняемся вместе со временем. Машина подержанная, на пару сезонов: приподнимемся по деньгам — заменим. Квартира съемная: на следующем курсе перееду ближе к центру. Стрижка, шмотки, фенечки — пока не надоедят и не выйдут из моды. Профессия — пока забавляет и приносит кусок хлеба. Город и страна — пока нравятся. Молодость пока молоды. Есть такой американец Perry Barlow, написавший брошюрку Cybernomics. Toward a Theory of Information Economy. Книжечка вызвала переполох в крупнейших научных центрах. Барлоу утверждал, что в постиндустриальном обществе преуспевает тот, кто копирует биологическое устройство жизни. То есть не придерживает информацию, а передает, не застывает, а меняется. И хотя Барлоу практически неизвестен в России, есть ощущение, что в наших школах его штудируют под партами.
...Я завершаю. Размышления о молодежи принято украшать такой типа ботвой, что она наша типа будущее. Так вот: она никакое не наше будущее. Будущее любого поколения — это оно само.
Слой нынешних дедушек-бабушек прожил в уверенности, что жизнь есть борьба, череда страданий. Именно это восприятие мира, а не экономическая целесообразность гонит их засаживать шесть соток бесконечной картошкой и прятать красивые вещи в шкаф, проводя повседневную жизнь в затрапезе.
Поколение нынешних сорокалетних изменило формулу, решив, что в жизни есть кайф, но к нему надо идти через борьбу: условно говоря, оттяг на week-end и отпуск в Турции есть награда после трудов тяжких.
Ребятки, растущие сегодня, живут по принципу: «В человеке все должно быть прикольно». Удовольствие приносят и учеба, и работа, и отдых. По сути, это наше первое поколение, сформированное рынком со всей его свободой выбора и глянцем. Но то, что кажется старшим хоть и красивой, но чужой жизнью, для них есть жизнь своя, реальная и единственная.
Велик соблазн грозить, предостерегать, напоминать о тяжких временах и холодах. Но у старших поколений нет никакого на это права. По большому счету все претензии старших к младшим идут от банальной зависти, от страха посмотреть правде в глаза и признать, что твоя молодость была куда менее многовариантной, сытой, яркой и что вся твоя жизнь ушла в удобрение для этой цветочной клумбы. Хотя это весьма созидательный вариант.
Можно, конечно, ворчать и лечить все живое вокруг, но самое разумное — получать удовольствие от вида резвящихся на лугу молодых лошадок и кое-чему поучиться у них.
Дмитрий ГУБИН
В материале использованы фотографии: Владимира МИШУКОВА