В прошлом году мы опубликовали беседу со слепым профессором Анатолием РАКИТОВЫМ — главным научным сотрудником ИНИОН, директором Центра информатизации, социальных, технологических исследований и науковедческого анализа. Ракитов тогда предложил новую национальную идею для России. Беседа нашим читателям запомнилась. Сейчас мы вновь обратились к профессору, но уже по другому поводу. Дело в том, что весной Путин подписал один очень важный документ, который повлияет на жизнь нашей страны, быть может, больше нежели все экономические программы и разные бюджеты, вместе взятые. При этом документ остался совершенно не замеченным широкой публикой. А называется он «Основы политики Российской Федерации в области развития науки и технологий...»
НАУКА ОТ ТАРАКАНОВ
В свое время, будучи советником Ельцина по вопросам науки, Ракитов разрабатывал принципы научной политики России. К кому же еще было обращаться за комментариями по поводу свежеподписанного документа?.. Однако начался наш разговор не с основ научной политики, а с того, чем завершился в прошлый раз, — с национальной идеи и национальной психологии...
СДЕЛАЙТЕ НАМ КРАСИВО
— Анатолий Ильич, слова о том, что только наука, только наши могучие мозги могут спасти Россию, уже стали общим местом. Но, боюсь, за этой общей фразой граждане нашего свободного, вольнолюбивого государства не видят никакой конкретики. Можете привести пример того, как наука волшебным образом преобразует окружающую мрачную действительность, в которой оные граждане имеют честь проживать?.. Хорошо сказал...
— У нас не так давно в Кемерове опять взорвалась шахта, где добывают коксующиеся угли. За последние десять лет она седьмой раз взрывается. Не государственная шахта, заметьте, приватизированная. Но все равно — поскольку человеческая жизнь ни хрена не стоит, хозяевам дешевле похоронить десяток шахтеров, чем обеспечить безаварийную автоматическую добычу угля.
Я напомню рассказ одного «малоизвестного» автора, которого сейчас никто не цитирует. Он описал такую историю из своей ссыльной жизни: случилось жуткое наводнение, начала тонуть лошадь — провалилась под лед. И мужики, рискуя жизнью, начали спасать ее. Автор спросил мужиков, зачем они из-за лошади жизнями рискуют, неужели лошадь дороже человека? Ему ответил крестьянин: конечно, лошадь дороже, человека-то я и сам сделать могу, а лошадь денег стоит!.. С тех пор отношение к людям у нас ничуть не изменилось.
— С каких пор? Кто автор этой дивной истории?
— Некто Сталин... В мире, где развитые технологии и мощная наука, обучить шахтера или пехотинца стоит очень дорого, их жизнями не рискуют. Их ценят и берегут. Именно потому на Западе жизнь человека стоит дорого, что она дорого стоит! Из экономики рождается гуманизм... В Германии давно существуют автоматические шахты. Там стоит уйма датчиков, предупреждающих все виды возгорания, автоматика улавливает даже пары алкоголя, если человек пришел на работу нетрезвым... Вот для чего нужна наука — чтобы сделать жизнь человека достойной и ценной.
Или ситуация с генералом, которого на Дальнем Востоке сожгла браконьерская мафия... Проблема безопасности ведь тоже имеет чисто научное решение! Израильтяне недавно решили обезопаситься и вдоль Иордана построить стену — 360 км, через каждые 50 метров — приборы слежения, данные с которых стекаются в центральный компьютер. Это большая наука. И они хотят соорудить подобный комплекс всего за шесть месяцев. А ведь это большое дело — расчет, математическое моделирование...
— У нас денег нет на автоматизированные шахты и системы защиты главных пограничников от мафии.
— Во-от. А почему нет денег? Ведь наука — дело доходное. Американцы же вкладывают огромные деньги в науку не из большой любви к познанию, а потому, что это самый доходный бизнес в мире. Оттого две трети инвестиций в науку делают корпоративный и частный капиталы.
Но дело не только в деньгах. Дело еще и в отношении. Вспомните рассказ Сталина. Между прочим, на некоторых шахтах у нас были попытки ввести автоматизированный процесс добычи угля, сделав шахтеров операторами, — мне рассказывал об этом ректор Горного университета. Это была немецкая автоматизированная система — вырубка тонких пластов, автоматическая транспортировка, датчики, система не допускала к работе пьяных, требовала ритмичной, дисциплинированной работы: по звоночку перерыв, по звоночку работа... Сломали! Нарочно вывели из строя оборудование в несколько миллионов марок. Им было проще рисковать собой, устраивать штурмы, авралы, пьянки.
Одна из моих иногородних секретарш снимает комнату у старухи. Ей за семьдесят пять, она бывшая проводница. Не очень образованная больная женщина. А посередине комнаты у нее стоит роскошная, абсолютно новая, с бронзовыми инкрустациями кровать под роскошным же покрывалом — вся завернутая в полиэтилен. При этом сама старуха спит на полу. Секретаршу к своей кровати старуха не подпускает, говорит: я всю жизнь мучилась, всю жизнь копила и специально купила эту кровать, все сбережения на нее потратила, я на ней буду помирать...
Вот вам разница менталитетов. Нормальный европейский человек лег бы на кровать и получал удовольствие, а у нашей жизни цель — помереть красиво. Нам легче похоронить генерала по высшему разряду, привезти гроб в Москву, чем истратить те же деньги на систему охраны главного пограничника, который борется с рыбной мафией... К счастью, уже приходят новые люди, молодежь, которая не хочет прыгать на амбразуры, а хочет жить красиво. Это здорово! Приходит молодежь, не ориентированная на традиции. И это вдвойне здорово! Я всегда цитирую Тойнби: «Общество, ориентированное на традиции, обречено на вымирание». Ориентироваться надо даже не на современность, а на будущее!
Мне говорят: молодежь не знает истории, малокультурна... Это, конечно, плоховато. Но это не самая большая беда. Главное, чтобы она была энергичной и страстно хотела прожить жизнь не мучительно больно, а с наибольшим комфортом. Современная цивилизация живет ради комфорта. Комфорт — та и только та национальная идея, которая в состоянии вытащить страну к цивилизации. Потому что цивилизация — это и есть комфорт.
— Кажется, мы сейчас вырулим на вопрос о смысле жизни.
— А чего мы, собственно, в жизни хотим? Екклесиаст говорил, что искать в жизни смысл — все равно что ветра в поле. Я думаю, это правильно. Потому что смысл — это содержание мыслей, а жизнь — это не мысль, а деятельность человека. Свой ответ на вопрос, что человеку в жизни нужно, я дал в своей статье «Общество глобального комфорта». Она была опубликована несколько лет назад и прошла, как мне казалось, незамеченной. Но потом Путин в своем первом послании Федеральному собранию одной фразой обмолвился, что нужно сделать жизнь комфортабельной.
— И в этом году повторил! И тоже в речи Федеральному собранию.
— Путин озвучил фундаментально важную вещь, которая и должна стать национальной идеей. Или мы будем жить как скоты — взрываться в шахтах, бродить между кучами мусора, воевать пушечным мясом. Или... Вот американцы — фирма Сикорского — приступили к разработке боевого беспилотного вертолета-робота. Дорогой пилот-оператор будет сидеть в комфортном бункере и нажимать кнопочки.
Наша национальная идея комфортной жизни напрямую связана с научной политикой. Комфорт немыслим без здоровой экономики. А экономика напрямую связана с наукой, потому что все современное производство — даже сельское хозяйство — сидит на научной базе. Например, в современном мире рентабельно только то сельское хозяйство, которое позволяет собирать по два-три урожая в год, — это минимальное требование. У нас в России с ее жутким климатом и ужасными почвами по два урожая не получается. Закрывать село?.. Только с помощью высокой науки можно исправить положение — создать, скажем, генномодифицированные морозоустойчивые помидоры с таким вегетативным процессом, который позволит получать два урожая в условиях средней полосы. Не нужно, как требуют наши аграрии, дотировать сельское хозяйство, чтобы крестьяне производили раз в год нерентабельные помидоры. Нужно вкладывать эти деньги в генетику! Огромные на первоначальном этапе затраты, вложенные в науку, на следующих этапах приводят к резкому снижению себестоимости продукции и в конечном счете окупаются. Вот это и есть научная политика современного государства.
Тем более это важно в России. Потому что, несмотря на огромную, казалось бы, территорию, треть нашей страны — вечная мерзлота, какая-то часть — горы, болота. Только 24% территории России сегодня пригодны к обитанию. Наука может раздвинуть эти «горизонты».
— Но ведь существуют не только научные, но и чисто социальные проблемы. Например, безработица.
— Нет ненаучных проблем! Скинхеды занимаются дурью, потому что им нечем заниматься. А кто может придумать, чем им заниматься? Отвечаю — социальные психологи. Пацаны хотят героической жизни, и все зависит от того, кто и как этот материал будет направлять. Это готовый гитлерюгенд, если их в руки возьмут мерзавцы. И это первоклассные охранники, туристическая полиция, если за дело возьмется социальная наука.
МОЗГИ В МИРОВОМ МАСШТАБЕ
— По поводу утечки мозгов... На встрече Путина с Бушем какая-то студентка задавала этот вопрос.
— В марте Путин, выступая на совместном заседании Совбеза, Госсовета и Президентского совета по науке и высоким технологиям, сказал, что утечка мозгов за пять лет составила 800 тысяч человек. Это ошибка. Ему помощники неправильно написали — то ли чтобы драматизировать ситуацию, то ли просто поверили необразованным журналистам-публицистам, которые до «жареного» охочи... 103 тысячи уехавших с 1996-го по 2000 год — вот официальные данные. Между прочим, внутренняя утечка мозгов была выше, чем внешняя, — мозги из науки утекали в бизнес, на вещевой рынок... И, кстати, возвращаясь к национальной идее, утекали они потому, что жизнь здесь была некомфортной. Был дискомфорт с книгами, транспортом, научным оборудованием, бытовыми условиями...
Учитывая все это, Путин поручил разработать проект Основ научной политики. Готовили его разные специалисты. Чем этот документ хорош и чем плох? Он конкретен, он рассчитан на реализацию.
Самое принципиальное, что в стратегических приоритетах документа первым идет не укрепление обороноспособности, как когда-то, а повышение качества жизни населения. Более того, там сказано, что наука и научная политика являются высшим приоритетом государственной политики. Это на официальном уровне признано в России впервые.
— Значит, первый пункт — сделать жизнь граждан комфортной. А что во втором, третьем?..
— Обеспечение устойчивого экономического развития... Развитие фундаментальных исследований, культуры, науки и образования... И только после этого идут дежурные слова про обороноспособность страны, создание военных технологий и тому подобное... Все приоритеты в государстве — впервые в истории России! — поставлены с головы на ноги!
— То есть строить Россия теперь будет для людей и ориентироваться в своей деятельности на науку?
— А других глаз, кроме науки, у человечества нет. В конце концов только наука может спасти цивилизацию от гибели. Вся мировая нефть при нынешних темпах потребления будет исчерпана к 2040 году. А жизнь без энергии по-другому называется смертью.
— А неразведанная нефть? Шельфы?
— Ой, да подсчитать-то просто — известно происхождение нефти, нефть растительного происхождения. Можно прикинуть растительную биомассу в домеловом, доюрском и прочих периодах и прикинуть, сколько из этой биомассы превратилось в нефть, газ, уголь... Про нефть я сказал. Запасы газа будут исчерпаны примерно к 2060 году, а угля — к концу столетия. Дальше что, погибать? Жрать друг друга?.. Проблему спасения может решить только наука. Срочно нужны новые источники — нужен термояд. Строго говоря, он нужен «вчера», чтобы не жечь нефть, а сэкономить ее для вещей более необходимых — для химической промышленности. 90% лекарств у нас делаются из нефти, пластмасса... То же самое с рудами. Металлы ведь тоже не бесконечны.
— Но ведь это же проблема не только российская. Здесь наша научная политика должна быть объединена с мировой.
— 11 сентября в США произошел теракт. Через полмесяца у меня уже был готов отчет для Миннауки об изменении научной политики в США и мире в связи с терактом. Теперь в мире возникнет целый комплекс новых научных технологий, призванных бороться с терроризмом. Раньше военные технологии постепенно проникали в быт, как, например, тефлон для сковородок. Теперь в быт будут проникать «антитеррористические» разработки. Для того, например, чтобы отслеживать террористов, чтобы перекрыть их финансовые потоки, нужны принципиально иные информационные технологии, необходимо анализировать миллионы гигабайт информации, циркулирующей в мировой Сети... Нужны супермощные машины, которые могут по особым программам синтезировать вещества, способные молниеносно проанализировать вирус или бактерию и дать способы их уничтожения. Потому что иначе невозможно будет бороться с опасностью генно-вирусного и генно-бактериального терроризма. Ведь с помощью генной инженерии можно наделать ранее не существовавших новых микроорганизмов. И «противоядие» от них должно быть найдено, разработано и сделано именно молниеносно — прежде чем эти бактерии уничтожат десятки миллионов людей. А будучи брошенными где-нибудь в районе Великого Европейского водораздела, они запросто смогут выкосить пол-Европы... Эта задача, быть может, для завтрашнего дня, но это совершенно научная задача — задача борьбы с терроризмом. Которая «побочно» выдаст принципиально новые формы борьбы с болезнями... И Россия в международной интеграции может внести свой вклад, если наука в ней расправит плечи.
СКОЛЬКО СТОИТ НАУКА?
— Вы сказали, что наука — выгодное дельце для вложения капитала. Почему же в нашу науку никто не вкладывает? Мы как-то ушли от этого вопроса.
— Российская наука невыгодна по большей части! Возьмем тот документ, который мы обсуждаем, — Основы научной политики. Он противоречив — с одной стороны, прагматичен и стратегически верно отточен, с другой... Там сто раз повторяется выражение «фундаментальные исследования». Не нужно бы сейчас России увлекаться фундаментальными исследованиями! Сейчас главным направлением должна быть прикладная наука, которая дает быстрый экономический эффект. А фундаментальная наука только зря сжирает деньги и ничего не обещает в обозримое время.
Знаете, что моя жена назвала самым великим научным достижением? Оно у меня на кухне висит... Ловушка для тараканов! За долгие десятилетия мы перепробовали все средства. А потом купили американскую ловушку за семьдесят рублей. С тех пор три года у нас ни одного таракана. Вот какая великая наука нужна! И когда российская наука будет делать такие вещи, тогда в нее будут вкладывать в больших масштабах.
— Боюсь, что никогда. Нам бы к звездам полететь, покорить чего-нибудь — полюс, или Марс, или атом, а тараканы... мелко, не по русской душе. Русский будет сидеть за столом с ползающими тараканами и мечтать о смысле жизни.
— И ошибаетесь. Скажу вам по секрету, вкладывают все-таки в нашу науку. Немного, но вкладывают. И это показательно, и это то зерно, из которого можно вырастить дерево новой отечественной науки. На котором будут и «фундаментальные ветки»... Вот, например, питерский Технологический университет информатики и связи. Государство, как водится, финансирует его слабо, но университет сейчас имеет зарубежных заказов на 10 миллионов долларов. Примерно на такие же суммы имеют заказы МИФИ, некоторые другие вузы. Они платят по два-три доцентских оклада аспирантам!
— Что же это за заказы такие заграничные у МИФИ?
— МИФИ делает реакторы для атомных станций в Иране... А питерский Электротехнический университет вообще меня потряс. На общем фоне развала они оборудуют рабочие места для ученых. Одно исследовательское место — 4,5 миллиона долларов. По последнему слову науки и техники... Есть в Москве академические институты, где ученые зарабатывают по 2000 долларов в месяц. Но это все — счастливые исключения. Они таковыми и останутся, потому что в Основах научной политики есть одно очень слабое место, которое должно быть немедленно исправлено... Понимаете, как плод коллективного разума документ получился очень компилятивным, хотя я его и считаю большой победой команды Путина.
А слабое место таково — там везде подчеркивается, что нужно усилить права государства на интеллектуальную собственность, сделанную за счет госбюджета. Это означает, что по-прежнему ученым делать открытия будет не-вы-год-но! Вот он сделал открытие, запатентовал, а ему говорят: «Парень, ты же работаешь в бюджетном институте, поэтому открытие не тебе принадлежит, а нам...» — «А раз так, мать вашу, я и не буду ни хрена делать!» Действительно, зачем задарма работать? Тем более что институт в лице, скажем, директора, не будет никогда пробивать и внедрять чужое открытие или изобретение.
Вот вам одна история на эту тему. Мой знакомый профессор из одного подмосковного академгородка — интеллигентнейший человек — вместе со своей командой синтезировал несколько высококачественных лекарственных веществ. Теперь немцы делают это лекарство в промышленном масштабе, а патент принадлежит ирландцам. Почему так вышло? Потому что ученые работали над своим лекарством днем и ночью, а институт платил им по 1200 — 1300 рублей... И, чтобы выжить и сделать это лекарство, они где-то подрабатывали.
«Если теперь мы это лекарство здесь запатентуем, — сказал мне профессор, — нам пожмут руки и выдадут премию в 500 рублей. И если я своим ребятам предложу в России наше открытие запатентовать, они меня пошлют незамедлительно. А потом уедут. Поэтому для России мы написали отчет о проделанной работе, а на Запад продали патент». Получили, конечно, в десять раз меньше, чем получили бы за такую же работу западные ученые, — всего 25 тысяч долларов, в то время как реально такая работа в мире стоит четверть миллиона. Мало дали? Смотря с чем сравнивать. Если с 500 рублями русской премии, то очень даже немало. На эти деньги они купили оборудование для дальнейшей работы...
Так вот, чтобы инновационный процесс в науке шел, нужно, чтобы наука была выгодна не столько государству напрямую, сколько автору. Тогда он будет тужиться. Я разработал следующую схему: после патентования конкурентоспособной научной продукции изобретатель получает в первый год после внедрения 80% прибыли, завод-производитель — 15%, государство — 5%. Во второй год изобретатель получает 70%, завод — 20%, Родина — 10%. И так далее... Это гораздо выгоднее сегодняшней бездумно-жадной позиции государства. Выгоднее и для самого государства, и для ученого, у которого появляется стимул и который уже не будет скрывать свои изобретения. В основу честных, нравственных отношений между ученым и Родиной я кладу не псевдопатриотизм, а простую корысть.
Еще пример. Когда-то я был на Урале, там есть закрытый оборонный НИИ. Помимо оборонки у них большие достижения в области зеленых лазеров. А поскольку лазеры в этом НИИ не по профилю, директору приказали это направление закрыть. А он не закрыл, а спрятал в подполье. Он ребятам платил подпольно, за счет других работ, обманывал государство. Но теперь его люди изобрели основанную на зеленых лазерах диагностику, которая позволяет находить в подземных трубах дефекты без вскрытия почвы. И сейчас в эту лабораторию пошли инвестиции. А если бы тогда он ее разогнал... Вот это талантливый научный менеджер.
Парадокс — директора и ученые научную работу скрывают! Из-за жадности государства у нас возникла «теневая» наука! На хрена такое государство, спрашивается? Государство — это ведь не более чем обслуживающий персонал, которому через налоговую систему платит общество. Точно так же, как человек платит в такси или б... И качество услуг государства должно быть не ниже, чем у б...! А сейчас государство ведет себя как хамоватая советская продавщица, которую нельзя уволить или заменить. У нас не государство, а паханат. Поэтому еще одним достижением Путина я считаю его бюджетное послание, где он решил урезать количество надзорных (читай, грабящих) инстанций.
Вот в нашем научном центре работают сорок пять человек. Все работы мы делаем в срок. А недавно к нам пришли проверяющие, долго рылись, сказали: у вас есть нарушения. «Мы украли что-нибудь?» — «Нет, — говорят. — Но вы зарплату платили не по тем статьям. Надо было не платить большую зарплату, а платить маленькую, а уже надбавку делать в виде премии, а это другой номер статьи расходов». — «Да какая разница, деньги-то те же самые! Мы выполнили работу, мы довольны, заказчик доволен...» Нет, нарушение. Выписали штраф, 238 тысяч. И начали мы с этой тетей торговаться. И сторговались на меньший штраф!.. Государство, придирающееся по мелочам и допускающее торг, — это уже не государство, а бандитская «крыша». Вот почему я сказал про паханат.
— Сколько сейчас Россия тратит денег на науку?
— По закону государство должно тратить 4% от расходной части бюджета. Реально же наука в этом году получит 1,53%. По плану, который является приложением к Основам научной политики, к 2008 году — концу второго срока Путина — расходы на науку планируется довести до 3,3%. И только в 2010 году, уже при следующем президенте, на науку будут выделены предусмотренные сегодняшним законом 4%. Для сравнения: Австралия уже сейчас тратит на науку 7%.
ОФИГИТЕЛЬНЫЕ ПОЛКОВОДЦЫ
— На что государство предполагает обратить особое внимание в науке? На какие направления?
— Вот здесь как раз тоже беда... Я не раз писал, что у нас слишком много так называемых критических технологий, то есть технологий, на которые государство планирует обратить особое внимание и всячески развивать. В первый раз в 1996 году утвердили аж семьдесят направлений, за которыми скрывались двести пятьдесят восемь поднаправлений! Потом, в 1999 году, их число сократили до пятидесяти девяти. А их должно быть восемь-четырнадцать максимум... У Штатов, Японии критических технологий существенно меньше: больше даже самые развитые страны потянуть не могут. Сосредоточить внимание на десятке критических технологий государство может, а остальное — дело бизнеса.
И, кстати, нельзя принимать критические технологии сразу на десять-пятнадцать лет, их нужно корректировать ежегодно. Потому что сегодня это критическая технология, а завтра изобретут что-нибудь принципиально новое в какой-нибудь Танзании, и эта технология полетит кувырком.
Так вот, в первом варианте проекта Основ... действительно было девять технологий. Во втором их увеличили до пятнадцати. Но после того как в проект запустили руки и ноги все заинтересованные организации и лоббирующие научные генералы, их стало пятьдесят два! Вы можете представить себе полководца, который наступает по пятидесяти двум направлениям одновременно? Пятьдесят два — значит «нисколько». Лучше идти по пяти направлениям впереди планеты всей, чем по пятидесяти двум — позади.
Александр НИКОНОВ