Крушение «Трансвааля». Кто виноват: бетон? люди? конструкции?
ЖЕЛЕЗОБЕТОННАЯ ЛОГИКА
Причины трагедии в столичном аквапарке «Трансвааль» планируется обнародовать только к середине марта. А что до середины марта делать тем, кто живет в монолитных домах, еще вчера звавшихся в Москве «моноэлитными», особенно после того, как власти проявили желание проверить недавно построенные столичные высотки? К Андрею ЗВЕЗДОВУ, директору НИИ бетона и железобетона, вице-президенту Российской инженерной академии наш корреспондент шел, чтобы получить ответы на эти вопросы и успокоиться. Нельзя сказать, что Андрей Иванович сильно успокоил.
— Думаю, эта телевизионная картинка у многих еще долго будет стоять перед глазами — человек в каске разламывает бетон и говорит: «Вот так строили «Трансвааль».
— Этот человек, объявивший на всю страну о том, как плохо у нас строят, держал в руках не арматуру, а штукатурный слой с арматурной сеткой, отлетевший от колонн. К сожалению, у нас с легкостью судят о том, чего не знают. Я видел этот репортаж и могу утверждать, что это был не бетон. И никаких проблем, связанных с бетонами, мы не нашли. Я так уверен еще и потому, что именно наши специалисты сопровождали весь процесс бетонирования оболочки здания аквапарка. Работы выполнялись летом, в августе. Все двое суток, в течение которых непрерывно велось бетонирование, наши специалисты были там. Мы подбирали состав бетона, выдавали его заводу, контролировали его на заводе и на объекте. Эту работу мы знаем досконально. И выполнили ее абсолютно добросовестно.
А то, что сегодня начинают говорить о бетоне, как о материале, вызывающем вопросы, то это дилетантский подход. Любой вариант конструкций — из металла, сборного железобетона или, например, монолитный — сам по себе не опасен, если строительство ведется квалифицированно и по нормальным техническим документам.
— Говорят, в советское время была жесткая и совершенно определенная система обеспечения безопасности, а сейчас ее нет. И в этом проблема.
— Техногенные аварии случались и раньше. В советское время в одном из подмосковных городов тоже обвалилось большое общественное здание — также лавинообразно, очень быстро. Газеты, конечно, об этом не написали ни слова. Там тоже было большое перекрытое пространство, только конструкция была металлической и людей погибло меньше, потому что здание еще строилось. Тогда был фантастический скандал, шум, искали виноватых. А в итоге выяснилось, что причиной обвала стало совершенно банальное нарушение технологии — державшие конструкцию три металлических стержня, которые должны были пройти через одну точку, чтобы их усилия были направлены друг против друга, при сборке чуть-чуть раздвинули. Случайно. А здание рухнуло.
— В общем, от людей все зависит. А люди ошибаются. И поэтому их нужно проверять?
— Да. Нужна многоступенчатая система контроля. Бетон — достаточно сложный композиционный материал. Только на бытовом уровне это смесь цемента, воды и заполнителей. На самом деле сегодня можно создать бетон с любыми свойствами. Например, прочный, как сталь. Или внешне похожий на мрамор. А монолит — всего лишь технология укладки бетона. Сам же он должен отвечать требованиям, диктуемым технологией. Проектировщики сегодня задают строителям необходимые параметры, а те должны их обеспечить. Для этого состав бетона сначала подбирается и проверяется в лабораторных условиях, потом — на производстве, в третий раз — уже в готовой конструкции. Как правило, не разрушающими методами, которые во всем мире идентичны.
— И что же, каждое монолитное здание таким образом проверяется?
— Да, обязательно. Но в случае с «Трасваалем» правильнее вести речь об уникальном объекте. В советское время на такого рода штучных объектах качество конструкций, как правило, проверялось контрольными испытаниями. Их специально нагружали, определяли деформации и сравнивали с расчетными. Если обнаруживались расхождения, искали причины и устраняли их.
— Могли, например, укрепить конструкцию?
— Да, конечно. Когда-то это правило действовало как часы. Существовала система головных институтов Госстроя, и они в обязательном порядке осуществляли научно-техническое сопровождение процесса строительства уникальных объектов. Ученые участвовали в том числе и в проектировании. Конечно, сами они ничего не чертили, но это были суперпрофессионалы, способные найти слабые точки проекта. А сомнительные части проекта потом проверяли инженеры.
— Сейчас такого нет?
— Сейчас это необязательно.
— Значит, нет.
— Верно. Каждый теперь сопровождает проект так, как считает нужным.
— Московское правительство, когда речь идет хотя бы об особо важных стройках, с вами советуется?
— Да, все чаще и чаще. Мы обеспечивали научно-техническое сопровождение строительства храма Христа Спасителя, Торгового центра на Манежной площади, Третьего кольца, Сити... Правда, нас подпускают к частям проектов, которые, по мнению чиновников, являются «узкими». А в общем, все идет без нас, так, как хочет администрация.
— С аквапарком ведь было примерно так же?
— Да, мы не участвовали ни в проектировании, ни в расчетах, ни в экспертизе. Только контролировали процесс возведения оболочки здания.
— Полноценное научно-техническое сопровождение проекта, наверное, стоит недешево?
— По мировым и отечественным нормативам — от 3 до 5 процентов от сметной стоимости объекта.
— Ну тогда все ясно: у подрядчика вышла большая экономия. Интересно, а фирмы, построившие высотные дома, которые сейчас собираются проверять, тоже экономили? Ваших специалистов для технического сопровождения проектов кто-нибудь из них приглашал?
— Далеко не все. Это же личное дело фирм. Мы, например, работаем с «Капитал Груп», с НПП «Тема». Но вы же не напишете о них, скажете — реклама.
— За такую рекламу москвичи нам сейчас только спасибо скажут. Но кроме названных фирм существуют и другие, настроившие новых небоскребов.
— Да, я понимаю, о чем речь. Но я не хотел бы огульно кого-то в чем-то обвинять. Мы, технари, привыкли сначала пощупать материал, а потом говорить.
— А у вас была возможность «пощупать»?
— Нет. Мы ничего там не щупали. Слухи ходят разные. Но это только слухи.
— Интересно, а кто же там наблюдал за строительством? Лучшие эксперты, я так понимаю, у вас работают?
— Это абсолютно однозначно. У нас по-прежнему очень большой институт, 450 человек сотрудников, три десятка докторов наук, сто человек кандидатов. Здесь работают те, кто писал учебники для строителей, все нормативные документы по бетону и железобетону.
— Проверка высоток, по-вашему, необходима?
— Конечно. Если что-то там не так, то лучше исправить до того, как что-то случилось. Наверное, в первую очередь нужно проверить объекты, о которых много говорят. Шила в мешке не утаишь, информация так или иначе ходит на уровне слухов.
— Вот вы подчеркнули, что железобетонную оболочку «Трансвааля» делали в августе. Но монолитные дома в Москве строят сегодня и зимой. А зима в России холодная. Приходится применять противоморозные добавки, опасные для прочности конструкций.Классический пример — метромост в Лужниках, который из-за коррозии конструкций не так давно пришлось снести. Его строили зимой, по отечественному ноу-хау: чтобы бетон на морозе быстрее застывал, добавляли соль.
— Это не российское ноу-хау. Хлористый кальций часто добавляют в бетон в качестве противоморозной добавки для ускорения отвердения. Хотя ионы хлора агрессивны к арматуре, все это можно контролировать. Но бывает, конечно, головотяпство или недосмотр.
— У нас именно так всегда и бывает. Может, стоит как-то ограничить монолитное зимнее строительство — с нашей непредсказуемой погодой и непредсказуемыми людьми?
— В советское время так и делали. Все можно запретить. Но в этом нет смысла. Сегодня можно вполне квалифицированно и надежно вести зимнее бетонирование. А за уникальными объектами нужно наблюдать. И во время строительства, и после. Возьмем Останкинскую башню. За ней до сих пор ведется постоянный мониторинг.
— Значит, и за «Трансваалем» надо было следить?
— Конечно. Хотя вообще-то проект был достаточно банальным. Поэтому, кстати, так сложно понять причину трагедии. Я очень хорошо знаю Нодара Канчели. Это очень опытный человек, он столько всего действительно уникального построил и в Москве, и в России. И даже он не может понять, почему обрушилось здание аквапарка. Говорит, что у него нет версий.
Наталья ДАВЫДОВА
В материале использованы фотографии: Владимира СМОЛЯКОВА, «СТОЛИЧНАЯ ВЕЧЕРНЯЯ ГАЗЕТА»