Над балетом в годы перемен потешались юмористы, им попрекали прежнюю власть, а известную строчку про «в области балета» не повторил в последние годы только ленивый. Но странная вещь: как только страна опять начинает остро нуждаться в «большой победе», выясняется — именно в этой области мы по-прежнему впереди. И никто уже не смеется
ЛЕБЕДЬ С ХАРАКТЕРОМ
В судьбе российского балета опять наступила светлая полоса: заговорили даже о новом лице русского балета. Одно из таких лиц — Светлана Захарова. В свои 24 года она уже была примой Мариинского, а с недавних пор она ведущая балерина Большого театра. Недавний успех Большого театра на гастролях в Париже во многом случился именно благодаря ей:
— Светлана, вы сразу после Парижа танцевали в Японии. До вас там была группа «Тату». Кто сегодня круче: русский балет или «Тату»?
— Балет, я думаю, все-таки круче. Когда я вышла после спектакля из театра — я такого не видела еще никогда: стоит вокруг входа толпа, человек триста... В России, конечно, любят балет, но до таких атак все-таки дело не доходит. Секьюрити взялись за руки, сделали вокруг меня кольцо, и вот так я только и смогла пройти сквозь толпу, раздавала автографы... Если бы не охрана, меня бы точно задавили. Кричали: «Захарова-сан», руки тянули... Я чувствовала себя рок-звездой, а не балериной. У японцев самих сейчас сильный, современный балет, но они очень уважают наш классический — «Спящую», «Лебединое»... Правда, балет — и в Японии, и на Западе, конечно, — это развлечение для богатых...
— Детства ведь у балерины нет, правда? Как у суворовца: жизнь проходит мимо.
— Да, это ужасно. С 10 лет взрослая жизнь. Я жила в интернате. Без родителей, одна. В хореографическом училище (я училась в Киеве) сложно морально, но главное — физически. Я так уставала, что не могла делать уроки, иногда засыпала над книжкой. Пришлось забыть о любимых куклах, об игрушках, играх во дворе.
— Зачем, ради чего вы это терпели?
— Ну, во-первых, в балет бездарей не принимают. Могут, конечно, взять по блату какую-нибудь девочку, но потом она все равно не выдержит... Никакой блат не поможет. В принципе все дети рождаются талантливыми, и какие-то способности в детстве все равно есть. Когда меня принимали, сказали, что у меня хорошие данные...
— А что такое «хорошие данные»?
— Физические. Подъем, шаг, растяжка, выворотность. Сказали, что я способная. Ну раз «способная», значит, надо уже как-то дальше. Оправдывать... А до 10 лет у меня было детство, как у всех. Обычное. В городе Луцке. А про балет я вообще ничего не знала — у нас в городе ни театра оперного, ни студии балетной... Только по телевизору видела. Как-то скучно было, одним словом. Мы заговорили о детстве — я вдруг вспомнила зиму, санки, коньки... Сейчас мне даже думать об этом нельзя.
— Что, и на санках нельзя?..
— Ну можно раз в месяц скатиться с горочки... В порядке исключения.
— Ужас. Значит, это все правда, что вам ничего нельзя: ни пить, ни курить...
— Ну почему же... Можно. Многие танцоры, например, курят, хотя я — нет. Из спиртных напитков предпочитаю красное вино. Шампанское — только на Новый год, после него ноги становятся ватными — вообще это «вредный» напиток для балетных ног... Скажем, вреднее, чем водка.
— В общем, я понял, что балеринам даже побузить как следует нельзя...
— Это личное дело каждого танцора. Самоограничение, конечно, должно быть. Вот меня, например, мама еще очень во многом останавливает, от сумасшедших поступков... Как это она мне часто говорит: «Сними, пожалуйста, розовые очки». Вообще характер нужен, конечно. Железный. Потому что, бывает, люди с тобой хорошо, очень мило, по-доброму общаются, все тебе улыбаются... Ты веришь, что все к тебе хорошо относятся, а на самом деле понимаешь, что если в театре ты себя не отстоишь, лишний раз не напомнишь о себе, то другие просто перешагнут через тебя.
— Но главное — работать надо, да?
— Естественно. Только ты можешь хоть всю жизнь провести на репетициях, но на тебя никто внимания не обратит! Везение еще должно быть. Судьба.
— А вот если балерина на улице поскользнется и...!
— Тьфу-тьфу... Надо аккуратно. Особенно зимой. Я недаром попросила на машине заехать за мной. Вот сегодня на репетиции неудачно упала, подвернула ногу. Лед не положила сразу, теперь думаю — зря. Болит.
— А вы еще и на каблуках ходите...
— А это я специально... Я давно еще заметила: если растянул ногу, наденешь просто удобную, мягкую обувь, без подъема — и болит еще сильнее. А когда на каблуках — стопа растягивается, и меньше чувствуешь боль. А зимой по улицам на каблуках я, конечно, не хожу одна.
— Догадываюсь... А правда, что балерины друг друга страшно ревнуют — к ролям, к славе, пакости всякие делают...
— Со мной пока такого не было и, надеюсь, не будет. Ходят, конечно, разные слухи о жестокости в балетном мире, и отчасти это правда. Существуют и ревность, и зависть. Кто-то считает, что его недооценивают, не признают его талант. Такие люди часто озлобляются... Конечно же, есть и конкуренция, но парадокс в том, что без нее в нашей профессии тоже не обойтись. Конкуренция необходима, это тебя подстегивает, чтобы ты не останавливался на достигнутом.
— «Пара стройных ножек» — вот что привлекает в балете всякого мужчину, независимо от убеждений и образования...
— Может быть... Но в жизни я их обычно прячу. Наверное, потому, что на сцене ноги постоянно открыты, на репетициях... В жизни мне хочется спрятаться ото всех, наверное... Я вообще по улицам обычно в брюках хожу. Если нужно вечернее платье — тогда, конечно, надеваю. А так все время в брюках, их у меня много.
— ...Замечательную фразу я прочел недавно: «C изящной силой вскинутая за ухо нога. Невесомый прыжок, отчетливо фиксирующий в воздухе шпагат. Стальная надежность ввинчивающегося в планшет сцены вращения. Так танцует Светлана Захарова». Вот прочитаешь про «ногу за ухом» и думаешь: как же они там, бедные?...
— В целом никакого тут нет преувеличения. Это легко на самом деле... Вот иногда мы с мамой смотрим по телевизору фигурное катание, и я просто замираю от ужаса: у фигуристов ведь в отличие от нас вообще опоры никакой нет, один лед, а они и прыгают, и танцуют... Вот это для меня загадка.
— Балерины ведь суеверные очень. Вы тоже, наверное, перед выходом на сцену ритуалы всякие соблюдаете, да?
— У меня нет никаких примет. Раньше были, а сейчас нет. Чтобы мне ничего не подстроили... Знаете, я однажды просто договорилась с собой: у меня нет никаких примет. Аутотренинг такой. Мне так проще. Потому что еще в Мариинке перед спектаклем мне постоянно попадались уборщицы с пустыми ведрами...
— Это плохо?
— Не просто плохо! Это ужас! Для людей вообще, не только для балерин. Ну вот, значит, вышла в тот день, станцевала спектакль, был даже успех. Так, подумала я, пустые ведра меня не берут. Я только зря нервничала. Ну, думаю, наверное, на меня все действует наоборот... Потом опять иду на спектакль, навстречу — женщина с полным ведром...
—...Час от часу не легче...
—...Да. Страшнее только пустые ведра... Ну, думаю, все, мне сегодня крышка. И опять ничего! Вышла, станцевала, все получилось. И тогда я поняла, что у каждого... свои взаимоотношения с ЭТИМ. Кто-то только с правой ноги выходит на сцену, кто-то только с левой... Есть артисты, которые всегда идут на сцену одной и той же дорогой, не дай бог там какая-то декорация дорогу перегородит, это все, конец карьере! А декораций же много за кулисами! Очень неудобная примета. На «дорогу» я тоже себя проверяла. Специально иду на сцену всякий раз разными дорогами, сама себя испытываю. Ерунда все это, к тому же как-то не по-христиански. Человек сам себе создает проблемы.
— Даже очень удачливые люди боятся потерять удачу...
— Да. Ну и что? Сегодня есть успех, завтра — нет. Возможно, завтра вообще ничего не получится. Это с каждым может случиться.
— А вот зрительный зал — это какое животное?
— Всегда разное. Но не животное, а такое... атмосферное явление. В Париже во время последних гастролей Большого, когда я танцевала премьеру балета «Дочь фараона», был невероятный успех... Мы вышли на поклон, Пьер Лакотт, постановщик, тоже вышел с нами, зал безумствовал... Опустили занавес, зал продолжает скандировать. Занавес снова начали поднимать, и вдруг он застрял. На метр от земли. В зале... У них там просто извержение вулкана, все нас ждут, а мы стоим. Зрители поняли, что сломался занавес. Лакотт начал меня и моего партнера, Диму Белоголовцева, вот так вот выталкивать, чтобы мы пролезли под занавесом и вышли на поклон. А я вижу, что человек, который поднимает и опускает занавес, все время чего-то там нажимает на пульте... И мне вдруг стало страшно: что, если я под занавес полезу, а его в это время опустят прямо на меня. Он очень тяжелый. Тонны весит. Благодаря Лакотту мы все-таки оказались на сцене. И вот тогда я поняла, что такое «энергия зала». Это, как ветер, тебя обтекает, ты чувствуешь этот напор просто физически... Когда за тобой занавес открыт, энергия зала как бы растекается, а тут она вся — прямо на тебя. Мне казалось, что я сейчас от нее просто упаду!
|
— Барабанщик на рок-концерте может палочки в зал забросить. Балерине нечего бросать, кроме своих пуант...
— ...Только их не бросают в зал, конечно. Обычно после спектакля поклонники просят пуанты, в которых я выступаю, и хранят их с моим автографом. Кстати, за спектакль одна пара у меня железно уходит — протирается пятачок, на котором стоишь, там же материал тонкий... Каждый день новая пара.
— Вспоминаете подружек из училища? У них семьи, наверное, дети уже.
— У каждого свое счастье. Кто-то танцует, кто-то бросил балет, замуж вышел и сидит с детьми. Просто такая профессия — либо семья, либо балет, часто надо выбирать... Это как спорт. Только в спорте важно, чтобы физическая форма была, а здесь еще — эмоции нужны. Все время улыбаться. Или плакать... Надо, чтобы здесь (показывает), в сердце, светилось...
— Мало кто способен понять такой образ жизни?
— Почему? Вокруг меня, например, только те, которые понимают... Других нет.
— А злость нужна балерине?
— Бывает, на репетициях иногда устанешь... Совершенно ничего не хочется. И думаешь: может, сегодня только так, слегка позаниматься... В таких случаях мне мой педагог говорит: «Света, ты устала, может быть, сегодня вообще не будешь репетировать? Иди домой, завтра придешь...» Тогда меня берет злость, думаешь: ну, как я могла, сегодня вот пропущу, а завтра еще хуже будет, еще труднее, да как у меня мысль такая могла появиться. Другие пашут, а я... В общем, это такая здоровая злость, полезная. А так я незлой человек.
— Профессия всегда оставляет отпечаток на человеке. Извините, пожалуйста, но вот балерины иногда очень смешно ходят...
— Слушайте, но ведь в жизни они ТАК не ходят!.. Знаете, когда я иду по улице, в толпе, всегда сразу определяю: вот мальчик или девочка учится в хореографическом училище. И по походке, и по осанке, конечно же, но это даже не главное... У них просто особое выражение лица какое-то... Другое. И именно из-за этого и я, да и многие другие, думаю, в конечном итоге выбрали балет. Когда я только еще приехала поступать в хореографическое училище, то сомневалась, как-то даже не очень хотела, а мама мне сказала: Света, ну просто попробуй... Моя мама разбирается в балете — она сама когда-то хотела быть балериной, но ее родители не рискнули отпустить в другой город... А у меня мама очень современная, мы с ней вообще, как подруги... Она беспокоится, конечно, за меня, но она совсем нестрогая... Ну вот. Пришли мы поступать в училище, и когда я увидела, как дети там все красиво ходят, все в таких красивых костюмчиках, у всех шеи лебединые, и еще они не проходили мимо нас, а просто проплывали, пролетали... Ну специально еще, конечно, перед посетителями... Но все равно меня все это очень привлекло. И я вдруг сказала: «Я тоже хочу стать балериной...»
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ
В материале использованы фотографии: ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ПРЕСС-СЛУЖБОЙ БОЛЬШОГО ТЕАТРА,АНДРЕЯ БРОННИКОВА, ЮРИЯ ФЕКЛИСТОВАПри подготовке использованы: СТИЛЬ Марии ПУШКОВОЙ, МЕЙКАП Романа ИСАИЧЕВА, ПРИЧЕСКА Альбины ТРОЦЕНКОВОЙ