Сегодня литературные критики представляют для литературы такую же опасность, как и люди, не читающие книг. Обыватель ищет в литературе развлечения и увеселения, а критик мечтает превратить ее в искусство для немногих, «для избранных», в площадку для формальных языковых и смысловых игр. В последних романах Сорокин дает бой и тем, и другим. Трилогия о Льде (романы «Путь Бро» и «Лед», а также новый «23000») — массивный труд о равнодушии, каменном тупом бесчувствии, свойственных этому веку. «У него сердце, как лед», «растопить сердце» — из этих нехитрых, в сущности, народных приговорок Сорокин вырастил целый литературный миф о 23 000 братьев и сестер Льда, которые внешне неотличимы от людей, но на самом деле —
«23 000 лучей Света Изначального, породившие Вселенную и ошибочно воплотившиеся потом в живых существ на планете Земля… Когда они найдут друг друга, встанут в круг и заговорят сердцем,
Земля исчезнет, а они вновь станут лучами Света». Попутно Братство участвует во всех войнах, революциях и перестройках ХХ века, гоняясь друг за другом с ледяными молоточками.
Я с тоской пересказываю сюжет именно для того, чтобы читатель воскликнул: что за хрень! Потому что фэнтезийной чуши на сходную тему написано в России гигабайты, и этот сюжет с легкостью мог бы оказаться под румяной обложкой с бабой в кожаном купальнике и бластером в руках — про очередную войну миров, про дневной и ночной дозоры, про орды света, которые борются с силой темною, с проклятою ордой. А в конце не побеждают, а глубокомысленно прерываются на обед, поскольку автор уже работает над продолжением «всем полюбившейся истории». Сериальность, серийность — это основной закон, по которому живет книгоиздательский бизнес: сегодня выгодны только долгоиграющие проекты. Сорокинский сериал, однако, написан совсем с другой целью.
Он о том, что человек ХХ века, сделавший смыслом своей жизни приобретение вещей, постепенно сам превращается в вещь, в мясную машину. Он еще состоит из мяса и костей, но вкусы его определяются рекламой, и даже радость или грусть его программируются. Жизнь его есть бессмысленное выполнение механических действий: «Группа молодых мясных машин, напившихся перебродившего сока зерен, ехала в специальный дом, где в темноте показывают на белой стене тени мясных машин; молодые мясные машины бурно обсуждали эти тени, сравнивая и выясняя, какая из теней лучше; молодые мясные машины стремились походить на эти тени».
К людям и сам писатель Сорокин в трилогии относится без церемоний, презрительно, и это производит довольно сильное впечатление. Романисты прошлого даже в убийцах и сатрапах предполагали сложность, ХХI век оказался вовсе лишен героя, личности — пусть даже и со знаком минус, — и это серьезный диагноз. По словам Сорокина, причиной написания первого «Льда» стало именно разочарование в человеке. Однако подлинными героями третьей части — и в этом ее отличие от предыдущих — оказываются, как ни странно, те самые мясные машины. Выясняется, что без людей — глупых, противных, тупых и бесчувственных — все равно не обойтись. Даже самим Братьям Света. Когда братство уже готово замкнуть магический круг, взявшись за руки, выясняется, что двое из них — младенцы, которые сами стоять не могут. Следовательно, их кто-то должен держать на руках. Без людей — никуда. Братство света вынуждено признать, что не все мясные машины одинаковы и среди них тоже есть те, кто стремятся, пусть неосознанно, к свету. Это признание дорогого стоит.
Человек несовершенен, слаб, ленив. Но в нем всегда есть тоска — по чему-то чудесному, по идеалу. И в этом — его главная ценность и смысл. Возможно, вся кутерьма с Братьями Света была фикцией, игрой, была затеяна Кем-то специально, чтобы люди поняли что-то главное о себе. Обрыдлое слово «постмодернизм», одним из столпов которого в России считается Сорокин, — тоже не более чем игра, уловка. Любая игра, любой-изм ничего не означает и необходим лишь для того, чтобы человек не утратил интереса к искусству. Сегодня, правда, для этого надо прибегать к гораздо более сильным средствам, чем в прошлом веке, но суть остается неизменной: искусство учит человека говорить сердцем. У многих еще получается.