Человечество веками пыталось понять, что такое "идеальный человек". Древнекитайский благородный муж, универсальная личность Возрождения, Прекрасная Дама поэтов, строитель коммунизма... О них сочиняли трактаты, поэмы, романы, центральным персонажем которых был "положительно прекрасный человек" эпохи, нации, сословия — Дон Кихот, князь Мышкин или Хорст Вессель. Но стандарт "хорошего человека" порождается и культивируется не только религиозной и национальной мифологией и высокой литературой — его жизнь поддерживается служебными характеристиками, юбилейными поздравительными заметками, сообщениями о награждении орденами и медалями, фразами-девизами вроде тех, что многим памятны по "Семнадцати мгновениям весны": "истинный ариец, характер нордический, прекрасный семьянин". Однако дальше других здесь пошли, пожалуй, некрологи, в которых любое отрицательное качество характера усопшего может превратиться в положительное — уж таков закон жанра.
О мертвом или хорошо, или ничего
Именно так говорили древние, создавшие первые некрологи — надгробные эпитафии, высеченные на камне. Это не мешало им иногда писать нечто вроде: "Лишь погляжу на надгробье Мегакла, становится сразу, Каллия, жалко тебя: как ты терпела его?" Стиль, интонация, объем современного некролога — продукт узкой специализации, параметры которого зависят от издания, в котором некролог напечатан, и сферы деятельности усопшего: в статье об усопшем сапожнике авторы отметят качества, идеальные для его собратьев по ремеслу. Некрологи обладают и национальными особенностями — если в Италии это небольшие сообщения, которые являются чем-то средним между молитвой и кратким воспоминанием об умершем, то в Англии это целые рассказы о покойном, полные ярких подробностей. Так что в слово "некролог" русский, итальянец и англичанин вкладывают свои смыслы. Поэтому некрологи, напечатанные в одной стране, имеют ряд общих черт, позволяющих судить о различных национальных идеалах "хорошего человека".
На боевом посту, после тяжелой болезни
Многие еще помнят советский некролог: черная рамочка, стандартные характеристики вроде "талантливый руководитель" или "Строитель с большой буквы". Некролог обычно начинался со слов "После тяжелой и продолжительной болезни на таком-то году ушел из жизни...". Далее несколько абзацев, характеризовавших общественный статус ("член КПСС с 1925 года"), профессиональный путь и моральный облик усопшего. Подписывалась обычно такая заметка "группой товарищей".
Из личных качеств авторы советского некролога ценили больше всего преданность партии и работе. Ключевыми были фразы вроде "тридцать лет его жизни отданы производственной деятельности на родном предприятии" (об известном инженере) или "замечательный мастер и теоретик художественного перевода" (о знаменитом переводчике). Связаны с этим были и такие характеристики, как "яркий ум", "необыкновенные способности организатора и ученого", "кипучая творческая энергия". Личные качества перечислялись обычно в последнем абзаце — прежде всего это были качества гражданские: мужество, принципиальность, "способность взывать к лучшим чувствам", честность, доброта. Вне зависимости от того, кем был усопший — известным строителем или знаменитым художником, перед глазами всегда возникал один и тот же образ непоколебимого борца за идею, который на своем боевом посту работал на благо общества, преодолевая огромные трудности; винтика государственной машины, вносящего свою лепту в дело построения социализма и отказывающего себе во всех земных радостях ради общего дела. Такова была идея "хорошего человека" по-советски. Советский некролог всегда использовал одни и те же клише и отличался полным отсутствием интереса к конкретному человеку.
Вся семья и ее любимый покойник
Итальянская заметка об усопшем отчасти похожа на некролог советского времени. В любой итальянской газете, будь то крупная общенациональная "Репубблика" или местный листок "Алто адидже", печатаются целые столбцы некрологов, иногда занимающие по несколько страниц. Они четко структурированы (имя умершего, фото, текст, дата смерти, подпись составителей некролога), строятся на клишированных характеристиках: профессиональных ("страстный и преданный науке ученый", "одаренный, честный и обязательный адвокат", "талантливый человек, Творец с большой буквы") и личных (доброта, дружелюбие, искренность, теплота, "большое сердце"). Конкретного человека нет, перед нами некий типично-идеальный итальянец: добрый, щедрый, отличный профессионал — одним словом, свой, такой же, как все мы.
Но на этих чисто формальных деталях сходство советского некролога с итальянским и заканчивается. Главное отличие здесь в том, что итальянский некролог показывает не столько общественную ценность ушедшего человека, сколько его включенность в особую разветвленную сеть человеческих отношений: семья, родственники, друзья, коллеги. Итальянский некролог публикуется конкретными людьми и оплачивается их собственными деньгами. В основном это близкие родственники покойного — каждая семья считает своим долгом опубликовать хотя бы небольшую заметку об ушедших сыне, сестре, отце. В последнее время (особенно в местных газетах) все большее распространение получают заметки, в которых покойного называют по-семейному — папа, бабушка, Джузеппе... Итальянцы обязательно вспомнят, что усопший был "обожаемым и любящим отцом", "прекрасным братом" и "замечательным другом". В тексте не редкость фраза "Мы, его мать, жена, брат и друзья (следует перечисление имен), всегда будем вспоминать о нем с неподдельной скорбью, любовью и большим уважением".
Часто об одном человеке печатаются несколько некрологов: один публикует семья, другой — друзья, третий — коллеги. Известный деятель может удостоиться достаточно подробной статьи в республиканской газете и нескольких некрологов в местной прессе.
Истинный самурай думает только о работе
На другом полюсе стоят некрологи японские. Лаконизмом японский некролог напоминает резюме, которые составляются при приеме на работу: герой "закончил университет Киото, с 1953-го по 1968 год был профессором в том же университете", написал несколько книг по проблемам древнего искусства и "был избран в Японскую академию наук в 1977 году". Максимум эмоций, который может себе позволить автор японского некролога,— это назвать умершего (пару раз за всю заметку) известным или популярным. Краткость и "бесчувственность" японского некролога свойственна и другим жанрам, в которых обычно проявляется идеал "хорошего человека". Так, например, различные характеристики и рекомендации, которыми снабжают своего сотрудника, выпускника, аспиранта его начальник или научный руководитель, в Японии отличаются предельным лаконизмом. Возможно, все эти особенности объясняются традиционным нежеланием японца выставлять свои чувства напоказ, представлениями о главенстве профессиональной деятельности, долга перед предприятием, на котором он работает, над индивидуальными эмоциями и переживаниями.
Все это вполне соответствует нашим представлениям о японском характере.
Сэр Джон любил хорошо выпить и играл в крикет
Английская заметка об умершем — это эссе, в котором подробные сведения о его жизни и работе зачастую дополняются деталями личного характера. Обычно такие рассказы начинаются описанием семьи и детских лет героя, затем следует достаточно подробное повествование о его жизненном пути, личных качествах, увлечениях.
Каков же английский стандарт "хорошего человека"? После чтения некрологов возникает чувство, что такого представления об идеале в английской культуре нет. Зато есть представление о личности, частном лице как высочайшей жизненной ценности. Достойно упоминания все, что характеризует именно этого человека, что выделяет его из массы. Поэтому автор английского некролога прилагательным (прекрасный, великий и т. п.) предпочитает глаголы, позволяющие охарактеризовать действия героя, поступки, которые мог совершить только данный, особенный, отличающийся от других человек.
Детство у героя английского некролога чаще всего трудное. Так, например, известная художница, "одна из самых блестящих женщин своего поколения", была "слабым и болезненным ребенком", а знаменитый актер "с трудом заводил друзей" среди одноклассников и плохо учился. Со временем гадкие утята превратились в прекрасных лебедей, но только благодаря таким качествам, как упорство, настойчивость, воля к победе и даже "устрашающая энергия". Впрочем, упорство и стремление к победе никогда не становились самоцелью. Авторы некрологов часто подчеркивают, что эти качества всегда сочетались у их героев с мягкостью, милосердным отношением к слабым и обездоленным. Британское общество вообще ставит эти ценности не ниже успешности и не одобряет стремление "идти по головам", а потому нередкая для русских некрологов фраза "Кроме работы, для него не существовало практически ничего" немыслима для англичан. Безусловное одобрение вызовет скорее что-нибудь вроде "Она отказалась от успешной карьеры в Лондонском университете и уехала в Северную Африку с миссией доброй воли".
То же самое можно сказать и о личных, частных, семейных ценностях. Если в русском некрологе можно иногда встретить слова "подчас он забывал о семье", то английский автор непременно подчеркнет, что известная юрист удачно сочетала воспитание троих детей с успешной карьерой. Вряд ли это результат трепетного отношения англичан к семье и родственникам (оно традиционно прохладно), скорее это свидетельство того, что они ставят во главу угла наряду с профессиональными успехами чисто человеческие ценности: милосердие, сострадание, любовь... Поэтому трудно переводимое английское слово private ("личный", "частный", но также и "не склонный докучать своими проблемами окружающим") часто занимает в некрологах место в одном ряду со словами "успешный", "талантливый", "щедрый", "трудолюбивый", "скромный" и "порядочный".
Любой некролог в первую очередь посвящен работе и общественным успехам усопшего. И английский обязательно проследит путь героя от первой школьной награды за стихотворение о любимом хомячке до его избрания в палату лордов за заслуги перед нацией. Но при этом английский "хороший человек" всегда будет сочетать успешную карьеру с разного рода хобби: известная врач-гинеколог с детства увлекалась крикетом и садоводством, а знаменитый политик "пел в церковном хоре, играл на скрипке и органе и стал бы, наверное, профессиональным музыкантом, если бы, по его собственному признанию, ему в детстве не наступил на ухо слон" (даже некролог немыслим без английского юмора). Не забываются и другие увлечения или слабости героев, например: "она любила музыку, хорошую еду и вино" или "несмотря на председательство в комитете по изучению раковых заболеваний, он выкуривал по две пачки сигарет в день".
Мой друг Леха Иванов
А что же в России? Каков наш современный идеал "хорошего человека"? На эти вопросы ответить не так-то просто — прежде всего потому, что уж слишком разнородны некрологи, которые появляются в прессе эпизодически, часто по соседству с рекламой, сообщениями о юбилеях и выставках. Да и идеалы наши слишком размыты. Старая культура некролога неактуальна, а новая не сложилась.
Наряду с некрологом традиционным, публикуемым, например, в "Известиях" и "Литературной газете", появилась новая форма заметки об умершем человеке — нечто среднее между дружескими воспоминаниями и небольшой зарисовкой: "Утром 18-го позвонил наш общий друг. По интонации его 'здравствуй' я все понял. 'Все?' — 'Все'". Наверное, хорошо, что таких заметок становится все больше, что статуэточный образ "непримиримого борца" меркнет, а вместо него появляется реальный человек — друг, отец, муж, которого мы любили, с которым мы дружили и которого теперь вспоминаем вовсе не потому, что он был способен отречься от личной жизни на благо общества, а потому что он просто жил среди нас, а теперь его больше нет и нам его не хватает. Как было написано на одном римском надгробии: "Не был. Был. Никогда не будет".
ВИКТОРИЯ МУСВИК
Четыре портрета "хорошего человека"
Попытаемся представить себе, как мог бы выглядеть некролог известного врача-психиатра, умершего в Советском Союзе, Японии, Англии и России. Исходный набор качеств: работоспособность, требовательность к подчиненным, писательский талант, замкнутость, сострадание к слабым, неравнодушие к женскому полу (был трижды женат), увлечение гоночными машинами и игрой на фортепиано.
Советский некролог
Член КПСС с 1939 года, Чернов И. П. сражался на фронтах Великой Отечественной войны, прошел путь от Москвы до Берлина. Тридцать лет жизни отданы Черновым И. П. научной и практической деятельности. Более десяти лет он возглавлял кафедру психиатрии в Первом медицинском институте, где проявились его способности организатора и ученого мирового уровня, необычайная требовательность к себе и коллегам. Чернов И. П. написал более десяти книг по актуальным проблемам медицинской науки.
За высочайшие достижения в профессиональной деятельности Чернов И. П., лауреат премии Совета министров СССР, был отмечен высокими государственными наградами: орденами "Знак Почета", Дружбы народов, медалями, ему было присвоено звание "Заслуженный врач СССР".
С чувством глубокой скорби мы выражаем соболезнование родным и близким покойного. Светлая память о Чернове И. П. навсегда останется в наших сердцах.
Группа товарищей
Английский некролог
Деннис Джонс, "Дейли пост"
Сэр Джон Блейк, известный врач-психиатр и автор множества нашумевших книг, умер вчера в возрасте 80 лет.
Он родился в Лондоне 15 марта 1921 года в семье выходцев из Йоркшира. Его отец был членом английского парламента; его мать, талантливая пианистка, передала своему сыну любовь к музыке. От нее же он унаследовал склонность к частым депрессиям. Как и многие добрые и отзывчивые люди, он много страдал в детстве и ранней юности. Его детские годы были одинокими и безрадостными. Как и многие мальчики его круга, он испытал психологическую травму: в возрасте восьми лет его отправили в школу-пансион, где он был очень несчастлив и подвергался преследованию со стороны одноклассников. Ему никогда не приходило в голову жаловаться родителям, однако чувство одиночества не покидало его всю жизнь. Рассудок Блейка спасло раннее увлечение музыкой: с детских лет он пел в хоре, играл на органе и скрипке. Позже он стал известен как прекрасный пианист. Другим его увлечением были гоночные автомобили: в 1944 году он завоевал кубок на Королевских гонках в Кембридже.
Он принял решение стать психиатром вскоре после поступления в Кембриджский университет (Королевский колледж, 1939 год). "Я в неоплатном долгу перед моим научным руководителем Энтони Горринджем,— говорил позже Блейк.— Он первым убедил меня в том, что я способен достичь многого, и заставил поверить в себя". После окончания Кембриджа Блейк работал в больницах Ранвелла, Брикстона и Стретхема, увлекся психоанализом и стал последователем Юнга. В 1961 году он был принят в действительные члены Королевского общества психологов. В том же году он стал директором частной психиатрической клиники в Излингтоне и консультировал многих наших известных современников, а также издал свою первую книгу "Анатомия депрессии", разошедшуюся огромным тиражом и переведенную на многие языки мира, включая русский и китайский. Он также написал несколько романов, а за книгу "Птица мечты" был удостоен Букеровской премии. В 1978 году он был возведен в рыцарское достоинство.
Бескомпромиссность и крайняя замкнутость часто осложняли его отношения с подчиненными, но доброта и милосердие неизменно вызывали их уважение. Его сострадание к слабым и больным, возможно, отчасти объяснялось его собственной склонностью к одиночеству и депрессиям. Он был членом комитета по предотвращению насилия в семье и Королевского общества помощи беженцам из стран третьего мира.
Блейк был женат три раза, в первый раз — на писательнице Энн Пейдж, с которой они воспитали троих своих и приемных детей. В 1957 году он развелся с Пейдж, сохранив с ней дружеские отношения на всю жизнь. В том же году он женился на фотомодели Кэтрин Питерс, но брак был неудачным и вскоре распался. В 1968 году он женился в третий раз — на коллеге по работе Мэри Фотрингтон-Джонс, сестре известного политика-консерватора. Этот брак был удачным, от него родились сын и дочь, которые живы и сейчас.
Японский некролог
Он родился в Киото и начал свою профессиональную карьеру после окончания Токийского университета.
После второй мировой войны он работал в известных больницах, например в больнице Камакура (префектура Канагава). В 1961 году он стал членом Японского общества врачей-психиатров. В 1978 году был избран в парламент.
В возрасте 55 лет Мифунэ-сэнсэй оставил врачебную практику и стал профессором отделения медицины Токийского университета. Он написал несколько книг по проблемам психиатрии, переведенных на многие языки. Он также опубликовал ряд романов. За роман "Пылающий храм" он был удостоен литературной премии Майники.
Новый российский некролог
Я знал, что он был тяжело болен, но все как-то казалось, что обойдется. Кто хоть однажды испытал на себе напор его неиссякаемой витальности, поймет, что я имею в виду. Я говорил вчера с его женой Ириной Ивановной: "Никак не укладывается в голове, что его нет. Те же стены, тот же кабинет, запах табака... Ну не верю, что он ушел, не верю!"
Честный, мужественный, ни разу не покрививший душой, Иван Петрович не стремился быть осторожным ни в жизни, ни в профессиональной деятельности. Смерти он не боялся. "Я знаю, что есть здесь,— сказал он как-то.— Но я — врач-экспериментатор, мне интересно, что там, за гранью".
В трудные годы он выступал в защиту несправедливо преследуемых, против карательной советской психиатрии. Дружба с Иваном Петровичем была дорога многим диссидентам, ученым, литераторам. Он был требователен к себе и другим, но безграничная доброта его, всегдашняя готовность помочь слабому и обездоленному вызывали уважение и примиряли с резкостью, подчас свойственной его суждениям о людях.
Умер не только замечательный врач и незаурядный писатель, но человек, собеседник, друг. Трудно представить, что его уже нет с нами и что кто-то сможет заменить его. Никто не сможет.
Петр Иванов