Премьера кино
В прокат выходит документальный фильм "Диор и я", снятый французским режиссером Фредериком Ченгом и посвященный первым подвигам дизайнера Рафа Симонса на посту креативного директора дома Dior. О том, отчего плачут сегодня молодые кутюрье, рассказывает ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА.
Картину "Диор и я" следует отнести к секции просветительских научно-популярных фильмов. Снятое в духе репортажа 90-минутное полотно российским прокатчиком картины компанией Beat Films предназначено для широкой аудитории. Он рассказывает о том, что это такое — французская одежда исчезающего класса haute couture, и о том, в какой неистово художественной и романтичной нервотрепке она отшивается.
Бесхитростный документальный фильм, оснащенный редкой съемкой из истории дома Christian Dior периода самого Диора, начинается с помпезной хроники конца 1940-х. На очередной показ в дом N30 по буржуазной авеню Монтень в салон месье Диора неспешно спешит в норковой горжетке размера XXL герцогиня Виндзорская. Несмотря на то что главный герой картины — молодой бельгийский дизайнер Раф Симонс, приглашенный работать в Dior в апреле 2012 года после скандальной отставки Джона Гальяно, в кадре много куда более важных лиц. К таковым следует отнести главу LVMH французского бизнесмена Бернара Арно (в его холдинг входит Dior), а также многолетнего президента Dior Сидни Толедано. Функционеры появляются на экране нечасто, но их слова звучат как постановления партии и правительства: заброшенный, словно на Эверест, в великий дом мод трогательный, почти мультипликационный, заячий новичок Симонс неоднократно сверяет творческие замыслы и финансовые возможности с потенциальными оценками своей деятельности циклопических модных боссов.
Чтобы картина не выглядела корпоративным роликом холдинга LVMH и не смотрелась промышленным репортажем из жизни французских тружениц ниток и пуговиц, к делу подшиты нехитрые драматические синкопы. К таковым следует отнести присутствие самого Кристиана Диора, который получил значительную роль главного привидения. Великий кутюрье возникает в фильме как рассказчик, как кутюрный Вергилий в древних тектонических кругах модного ада,— в том числе и в страшное полнолунье в темном ателье (цитаты приводятся из книги "Диор о Диоре"). Заслуженные сотрудницы Dior утверждают, что охрана по ночам видит в ателье духов, а также прежде работавших в марке манекенщиц. Тревожный мистический контрапункт расширен географической одиссеей: режиссер Фредерик Ченг отчаянно делает вид, что у картины существует крепкий голливудский сценарий. Вот Симонс летит, будто герой Жюля Верна на воздушном шаре, на сером вертолете в отчий дом Диора в Гранвилле. Среди садовых роз дизайнер, совсем не мятежный, просит вдохновения. Мистика и road movie снабжаются эффектами в духе производственной "комедии ошибок": многолетняя руководительница ателье Флоранс вдруг исчезает из-под руки дизайнера в нужную минуту. Выясняется, что она летала в Нью-Йорк по срочному вызову важной клиентки, не взяв никаких отпускных у креативного директора. На производственный выговор Симонса Флоранс отвечает в том духе, что негоже манкировать интересами людей, покупающих кутюрных платьев на €350 тыс. в год. Вывод напрашивается сам: вас, дизайнеров, много, а клиентов нужно беречь.
Симонс, работавшей до Dior в скромной марке собственного имени и в минималистском бренде Jil Sander, робкими репортажными шажками проходит боевое крещение. В ходе подготовки первой кутюрной коллекции сезона осень-зима 2013 Симонс выглядит самым человечным в ателье человеком. Он ходит в шортах с пальмами и с авоськами, курит, слегка выпивает, ругается матом и по-разному преодолевает себя. Зритель сможет понять, что должность креативного директора дома такого высокого пошива — не только вдохновение от работ Марка Ротко, Стерлинга Руби и Джеффа Кунса и последовавшая за этим новая коллекция, но и также съемка для обложки Paris Match, множество интервью для интернациональной прессы (появление главного редактора американского Vogue Анны Винтур столь же неизбежно в парижском модном кадре, как и фотография Эйфелевой башни в туристическом справочнике), проход и приветствие публики после дефиле (Симонс тут "готов и упасть в обморок, и выпрыгнуть с этажа"), обсуждение финансовых вопросов с руководством и закулисные переговоры с отделом продаж. Словом, мода — никакое не высокое искусство, не наперсток муз и не букет фиалок, а бизнес — да еще что покрепче огненной тяжелой металлургии. Даже если высокая мода ранжируется как искусство, то эталоном всех beaux arts на свете для Симонса оказывается легендарный цветочный "Щенок" американца Джеффа Кунса. Именно этот 13-метровый флористический (как характеризует его Симонс "fucking щенок") ушастый терьер вдохновил дизайнера на создание монументальных цветочных декораций первого показа. Само же дефиле снято в стандартном драматическом рапиде: манекенщицы в сложном гриме медленно выплывают в цветочных стенах, будто экзотические рыбы гуппи в аквариуме. Финал же окроплен слезами, аплодисментами и сопровожден неожиданным появлением перед камерами родителей самого дизайнера.
Заключительные слезы Симонса вызывают умиление и удивление. Прекрасный дизайнер сделал одну прекрасную коллекцию и упал в кулисах в изнеможении. И возникает вопрос. Как же многими десятилетиями стойко держались на плаву железные ветераны моды вроде Поля Пуаре, Коко Шанель или Ива Сен-Лорана, не говоря уже о бывшем любимом ассистенте самого Диора — ныне 92-летнем Пьере Кардене? Кстати, по свидетельству некоторых очевидцев, господин Карден в лучшем костюме из собственной последней коллекции достойно прибыл на показ Dior haute couture осень-зима 2013 господина Симонса.