Пятилетие со дня вступления в силу федерального закона о ратификации протокола о присоединении Российской Федерации к Марракешскому соглашению об образовании Всемирной торговой организации прошло почти незаметно. Это тем более удивительно, если помнить, что процесс «вступления в ВТО» (эксперты пользуются термином «присоединение», в эту организацию не вступают, а лишь присоединяются к общему режиму торговли) занял не только всю историю РФ, но и успел затронуть СССР.
Заместитель шеф-редактора “Ъ” Дмитрий Бутрин
Фото: Денис Вышинский, Коммерсантъ / купить фото
Формально переговоры о присоединении России к ВТО начались в 1995 году и юридически завершились в 2012 году. Однако еще в 1986 году, когда о свободном рынке и даже о самом ВТО еще шли только несмелые разговоры (а в СССР за это можно было получить реальный тюремный срок), Советский Союз подал заявку на статус наблюдателя в Уругвайском раунде переговоров по ГАТТ — блоке международных договоров, предшествующих созданию ВТО.
Заявку 1986 года отклонили по требованию США, довольно справедливо заявивших, что свободная мировая торговля для страны с плановой экономикой является нонсенсом. Хотя любому убежденному марксисту (СССР в 1986 году еще был страной, управляемой марксистской идеологией) было понятно, что американцы полностью правы, в СССР уперлись и желанный статус наблюдателя при Уругвайском раунде получили.
Заявка уже РСФСР, а не СССР по присоединению к ГАТТ была подана в 1993 году. В 1995 году уже Российская Федерация подала официальную заявку на присоединение уже не к ГАТТ, а к соглашениям ВТО.
Мало того, через призму желанной и далекой ВТО можно вообще рассматривать всю внешнеторговую политику России с самого начала — а где-то и историю внутренней политики. В декабре 2009 года была создана правительственная комиссия по экономическому развитию и интеграции — формально эта структура, возглавляемая первым вице-премьером Игорем Шуваловым, является главным коллегиальным органом внутри российского Белого дома, вырабатывающим для правительства меры в сфере экономической политики в целом.
Но мало кто помнит, что эта правительственная комиссия существовала уже c 2004 по 2009 год — и была комиссией по взаимодействию с ВТО и ОЭСР. А с 1997 по 2004 год она была просто правительственной комиссией по вопросам ВТО: ключевая структура Белого дома организационно выросла из переговоров, которые к 2017 году уже никто толком и не помнит.
Как не помнят и то, что Россия — часть соглашений ВТО. И, кстати, совершенно справедливо, поскольку для более или менее хорошо работающих механизмов свойственна своеобразная «невидимость», естественность, диктуемая органичностью. Люди, приобретающие себе автомобиль, довольно быстро забывают о том, что автомобиль есть чудо инженерной мысли, сложнейшая система и вообще крутая штука. И, если это хороший автомобиль, никто ежедневно его не проклинает и не восхищается им — он просто есть, он удобен до степени срастания с ним, если его не надо чинить — он становится неотъемлемой частью среды.
Но в случае с ВТО для России есть свои особенности, усиливающие этот эффект.
ВТО подкралась незаметно
22 августа исполнилось пять лет с момента вступления России во Всемирную торговую организацию (ВТО). За это время Россия расширила свои экспортные возможности, но уже стала участником нескольких споров с другими странами. Некоторые итоги первой пятилетки — в материале «Ъ».
Присоединение к организации, а не к Марракешским соглашениям произошло в большинстве случаев много раньше, чем страна могла уточнять «мы — часть ВТО». В этом процессе было несколько существенных вопросов, каждый из которых решался отдельно и много раньше, чем был оформлен финальный торговый режим.
Главная часть ВТО — так называемые договоры о связанном тарифе, проще говоря, об общем уровне ставок импортных пошлин, о степени открытия рынков. Для промышленных товаров Россия еще в 1997–1999 годах довольно радикально снизила уровень протекционистской защиты рынков. В сущности, главным нерешенным вопросом в рекордно длинных переговорах о присоединении к ВТО России был вопрос автомобильного рынка — почти во всех остальных случаях Россия находится де-факто в ВТО уже четверть века.
В вопросах внутренней поддержки сельскохозяйственных отраслей («желтая корзина», или в терминологии ВТО AMS) Россия имела довольно высокий импортный тариф, но почти не поддерживала субсидиями собственных аграриев.
Согласиться снизить предельную поддержку АПК в «желтой корзине» до $9 млрд, а затем до $4,5 млрд в год было очень легко (это произошло еще в 2007 году), потому что никаких аграриев на эту сумму в России никто и не собирался поддерживать.
Там все дискуссии шли о квотах на импорт Россией мяса — эти споры завершились в тот момент (приблизительно в 2010 году), когда стало ясно, что в долгосрочной перспективе страна обеспечит себя собственной говядиной, а курицей и так уже обеспечила. Доступ на рынок услуг Россия открыла другим странам, по сути, еще в 1999 году.
Другими спорными сферами, в которых Россия вообще не готова была к уступкам, стали фитосанитарный и ветеринарный контроль. Их с 2006 года российские власти научились использовать как оружие избирательного поражения.
Закрыть границы для молдавского вина, польских яблок или китайских детских игрушек оказалось удивительно легко, обнаружив в них в государственно ориентированной лаборатории антибиотики, восточноевропейскую злобную плодожорку или фенол — и это было очень привлекательно. В какой-то момент Геннадий Онищенко, тогда глава Роспотребнадзора, выглядел чем-то средним между маршалом внешнеторговых войск и Айболитом Корнея Чуковского, ведущим наступление на звериные орды Бармалея.
Но земная слава проходит быстро. Еще до того, как Россия стала частью ВТО, началась пусть не слишком громкая, но вполне удачная реформа надзорных органов в этой сфере, иначе они слишком сильно мешали внутрироссийскому бизнесу и вообще грозили разрастанием в отдельную политическую силу. К 2012 году Роспотребнадзор, Россельхознадзор и прочие части системы не стали идеальными, но в атаку ходили неохотно, а занимались в основном своим делом и сопротивлением правительству, все время желавшему продолжить реформы.
Семилетний переходный период, выторгованный Россией при присоединении к ВТО, должен снизить средний уровень промышленных пошлин с 11,2% в 2012 году до 8,5% в 2019 году. В момент начала переговоров РСФСР с ГАТТ таможенные пошлины в РФ можно оценить в 35–40%, в 2003 году — в 14–15%. «Постоянный» режим в ВТО также затронет по большей части автомобили — с момента присоединения РФ к этим договорам страна уже создала даже чуть более либеральный во многих моментах, чем сам ВТО, торговый блок ЕАЭС.
Конечно, эффект от ВТО для России был бы более запоминающимся, если бы не два обстоятельства.
Первое — с кровью выторгованный режим автомобильного импорта Россией создавался для условий, не предусматривавших кризиса 2014 года. То, что казалось тогда исключительно важным — защита внутреннего автопроизводителя, утилизационный сбор, размер квот и уровни локализации, после девальвации рубля работает принципиально иначе и, возможно, теперь просто не нужно: в некоей идеальной России после двукратного удешевления рубля и роста конкурентоспособности металлургии и без этого случился бы бум автомобилестроения.
Но мы живем в неидеальной России, и это лучше всего видно на втором спорном вопросе — агроподдержке и пошлинах на импорт продовольствия. «Санкционная война» 2014–2017 годах и в особенности «контрсанкции», введенные Россией, сделали, в общем, довольно абстрактными все предыдущие договоренности — РФ отлично вписывается в компромисс, который еще в 2011 году казался аграриям чрезвычайно стеснительным.
Мало того, внезапно выяснилось, что санкции и контрсанкции, в общем, не мешают толком ни торговой блокаде Украины, ни каре вражеским хамонам и сырам, ни импорту большей части того, что нужно экономике, ни экспорту того, что Россия может экспортировать.
ВТО, о которой мы с 1995 года с уважением думали как об организации, ведающей правилами агрессивных торговых войн, оказалась совсем не этим. Как выяснилось, она практически непригодна для какой-либо агрессии или сопротивлению агрессии — зато полезна для обычных рядовых дел.
Присоединяясь к ВТО, мы купили не военный грузовик, а трейлер-рефрижератор — а что говорить о холодильнике на колесах?
У нас такой есть, мы им пользуемся.
Чем дальше, тем больше мы будем узнавать то же об ОЭСР и еще о десятках такого же рода полезных соглашений во всем мире, которые снаружи выглядят как очень привлекательное оружие, а при приобретении оказываются полезными бытовыми приборами.
А у автомобилей, холодильников и миксеров не бывает дней рождения.