Новые книги

Александр Бренер Ка, или Тайные, но истинные истории искусства

Год назад ветеран московского акционизма Александр Бренер выпустил во многом автобиографическую, подводящую итоги борьбы книгу "Жития убиенных художников". Это событие внезапно сильно изменило его, скажем так, культурный статус (сам Бренер, безусловно, счел бы это словосочетание оскорблением). Последние двадцать лет он путешествовал в компании возлюбленной-соавтора Барбары Шурц, словом и делом атаковал представителей мирового художественного истеблишмента, показывал гениталии, мазал людей и вещи фекалиями, писал скатологически нежные стихи. Постепенно Бренер стал казаться памятником ушедшему буйству 1990-х, превратился в объект вполне стойкого, но маргинального культа — в юродивого, который принципиально не хочет иметь с культурой ничего общего. Когда вышли "Жития", стало понятно: Бренер — один из лучших современных русских писателей. Большую часть книги составляли обязательные проклятия и осмеяния современников, но на поверхность здесь вышла вещь, до того остававшаяся как бы полускрытой. Стало понятно, что та обочина, с которой Бренер ведет свою обличительную проповедь,— это высокая классика. Он издевается над нынешними художниками и писателями, потому что его место — с великими прошлого. Их соплеменник и духовный брат, он не находит себе места в скудной современности — и только потому ведет себя как безумец, недочеловек. В "Житиях" Бренер нащупал эту идеальную двусмысленность. Но такое балансирование между горделивым достоинством и уязвленной нелепостью, гениальностью и графоманией, дерзким панком и высоким традиционализмом требует отчаянной ловкости. В новой книге Бренер пытается удержаться в этой позиции — скажем так, укрепить тылы. Получается не так хорошо. Если "Жития" строились вокруг знакомств с живыми, здесь главными героями становятся мертвые. Следуя по классическому школьному маршруту — от древних египтян и греков до классиков модернизма,— Бренер представляет историю искусства как историю отщепенцев, отверженных, похабников и пророков. Здесь — главная проблема: это путешествие по экстазам и бесчинствам слишком напоминает выполнение рабочего плана. Бренер пытается принудить своих героев к предельности, заставить быть бунтарями — будто бы хочет наспех сформировать из них банду. Именно из-за этой программности большая часть книги выглядит немного вымученной, но зато от лучших ее моментов захватывает дух. Но, в сущности, на эту неровность глупо жаловаться. Качество, продуманность, честность — из тех добродетелей, что давно обесценены современной культурной продукцией. Оставаясь верным своей отчаянной борьбе, Бренер просто не может их себе позволить.

Издательство Все свободны

Джон Бёрджер Зачем смотреть на животных?

За последние несколько лет на русском появилось несколько книг прекрасного британского писателя, искусствоведа и художника Джона Бёрджера, в том числе и классическое "Искусство видеть". Перевод этого сборника выходит посмертно: Бёрджер умер в начале года. И именно в этом мемориальном смысле "Зачем смотреть на животных?" — удачный выбор. Собранная из текстов разных лет, вся эта книга посвящена встрече и прощанию. От маленького рассказа о неожиданном сближении с пойманными в деревенском доме мышами до пронзительных воспоминаний о старшем друге, австрийском политике и писателе Эрнсте Фишере. В центре же сборника — один из самых известных текстов Бёрджера, собственно "Зачем смотреть на животных?" 1977 года. Он о том же: о встрече взглядов человека и животного, в которой человек веками узнавал себя и в которой возникал язык — отличие, вновь и вновь возвращавшее человека к немому диалогу с молчаливым другим,— и о прощании с животными, исчезновении их из современного мира, приводящем человека к совсем новому одиночеству. Тонкие, вроде бы простые, но предельно недогматичные идеи Бёрджера с трудом поддаются пересказу. Сразу теряется удивительная нота его письма. Бёрджер показывает, как критическая, материалистическая, довольно жестокая к человеческому миру мысль может быть не циничной и разоблачительной, а предельно одухотворенной и нежной. Задача почти любого его текста — расчистить анализом вековые слои культуры, чтобы найти в ее основании любовь.

Издательство Ad Marginem — МСИ «Гараж» Перевод Анна Асланян

Оксана Тимофеева История животных

Книга философа Оксаны Тимофеевой может служить хорошей парой к сборнику Берджера. Она во многом о том же (и английский эссеист тут, разумеется, возникает на первых страницах). Однако Тимофееву интересует место животного не просто в мире человека, но в его философии. На протяжении небольшой книжки мелькают все ключевые фигуры западной мысли — от Аристотеля до Делеза. Но едва ли не главные роли достаются Кафке и Платонову (в своих отношениях с животным миром писатели оказываются в чем-то более честными философами, чем профессиональные мыслители). За капельку путаным калейдоскопом увлекательных цитат, забавных фактов и остроумных наблюдений немного теряется основной сюжет. Он таков: на протяжении своей истории человечество знало два подхода к животным — включающий и исключающий. Их либо объявляли полной противоположностью людей, движущимися предметами, либо пытались свысока выдать им статус, худо-бедно сравнимый с человеческим. За этим противопоставлением таится почти невидимое присутствие животного во всей мысли западного человека о самом себе. Животное — скрытое, вытесняемое в человеке, то, что предшествует его становлению собственно человеком, и то, что немедленно возникает в нем, когда привычная ценность человеческого ставится под вопрос — в религии, политике, искусстве, в любом поиске свободы.

Издательство НЛО

Гиллен Маккелви, Уилсон Коулз Порочные + Божества

Первая часть одного из самых заметных американских комиксов последних лет, своего рода манифеста ницшеанского хипстерства. Каждые 90 лет 12 языческих богов воплощаются в смертных, становятся кумирами своего поколения, а затем погибают, спасая мир. Боги это в основном не самые симпатичные: Люцифер, Бафомет, Баал и так далее. В XIX веке они были поэтами-романтиками, в XX — соблазнительными декадентами. Теперь это поп-звезды. У многих героев угадываемые прототипы. Баал — версия Канье Уэста, Люцифер — Дэвид Боуи в женском обличье. Молодые боги дают концерты, питаются человеческим обожанием, любят, ненавидят, предают друг друга и катятся к неотвратимой гибели. Можно подумать, что "Порочные + Божества" — высказывание о религиозной природе поп-культуры, но самое приятное в эпопее Маккелви и Коулза — отсутствие фальшивой глубины при большом багаже аллюзий. Это бесстыдное глянцевое чтение — примерно как сплетни из жизни звезд, только лучше. Так в детстве, читая пересказы мифов, испытываешь легкий трепет, узнавая, с кем Зевс изменял Гере.

Издательство Jellyfish Jam Перевод Беата Коташевская