Не стало Бориса Туманова, старейшего российского международника, в текстах которого одна за другой отразились сразу несколько эпох — от Карибского кризиса до нынешнего кризиса в отношениях России с той частью внешнего мира, которую у нас именуют Западом.
Журналист-международник Борис Туманов
Фото: Василий Шапошников, Коммерсантъ / купить фото
Краткие сообщения о его скоропостижном уходе на 80-м году жизни, появившиеся в эти выходные на лентах информагентств, содержат лишь несколько скупых фактов, случайно выдернутых из его биографии. Поэтому их нельзя назвать даже беглой попыткой осмыслить то явление, которым по совокупности всего написанного и произнесенного им в эфире стал для современной российской журналистики Борис Туманов.
Если говорить предельно кратко, то он оказался если не последним, то предпоследним из могикан. Представителем той уходящей школы журналистики, которая немыслима без энциклопедических знаний, помноженных на уникальный личный опыт пишущего, и его безошибочно угадываемой индивидуальной интонации. Интонации, которую не спутаешь ни с кем.
Строго говоря, тексты Бориса Туманова в определенный момент даже вышли за пределы классических журналистских канонов, представляя собой некий пограничный жанр между журналистикой и литературой. При этом он перерос и привычную тематику международника, в которой ему оказалось тесно.
В каком-то лохматом доинтернетовском году, работая в старом «Новом времени» Александра Пумпянского, он из номера в номер печатал свои пронизанные едкой иронией «Молоколамские хроники» о жизни несуществующего городка Молоколамска, в которых чудились то Салтыков-Щедрин, то антиутопии Замятина, оживающие в современной России. В интернете вы их не найдете: поисковики неумолимо исправляют Молоколамск на Волоколамск.
Одним из его текстов, который все же можно найти в сети и который вполне мог бы войти в антологию или учебник, стало философское эссе «Сталин с нашего двора». В нем факт из далекого тбилисского детства позволяет автору подняться до обобщений о том, куда идем или можем прийти мы все.
Сталин из детства Бориса Туманова — это строгий усатый дворник дядя Габо, который не спешит отдавать играющим в футбол дворовым мальчишкам мяч, случайно закатывающийся в его каморку в самый разгар матча. Перед тем как отдать мячик, дядя Габо устраивает явившемуся к нему с повинной сорванцу настоящий допрос: «А кто твои родители, а в школу ты ходишь, а математику ты не пропускаешь, а оценки у тебя какие?» и так далее. И только убедившись в «благонадежности» мальчика, его примерном поведении и отличных оценках, преисполненный собственного величия дядя Габо великодушно решает отдать ему мяч. К неописуемой радости славящей дядюшку Габо детворы.
Казалось бы, зачем автор вспоминает эту давнюю историю? А вот зачем. Цитирую: «Те, кто и сегодня истово призывает товарища Сталина встать из гроба, чтобы железной рукой навести порядок в подъездах и на улицах, искоренить мздоимство, алкоголизм, преступность и пр., даже не отдают себе отчета в том, что они сами полностью утратили элементарное человеческое достоинство, запрещающее вымаливать у власти регулярную порку».
Главный вывод Бориса Туманова: еще одного культа личности, пусть даже скоморошного, Россия не переживет.
Спасибо тебе, Борис, за эти и другие слова.
Конечно, ты прав. Спасибо за то, что ты был и есть.