18 сентября президент России Владимир Путин участвовал в инаугурации московского мэра Сергея Собянина, но главное, на пресс-конференции после переговоров с премьер-министром Венгрии Виктором Орбаном высказался о том, что думает по поводу сбитого в Сирии российского самолета Ил-20. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников отмечает, что Владимир Путин назвал случившееся цепью трагических обстоятельств, а не актом агрессии Израиля против России, что обязывало бы всех участников этой истории слишком ко многому, и вздыхает с облегчением.
Инаугурация мэра Москвы Сергея Собянина проходила в парке «Зарядье», при нем же и построенном. В этом, очевидно, должен был состоять символизм происходящего.
Этот же концертный зал «Зарядье» только что, казалось, и открылся. И на открытие две недели назад приезжали и неумолимо избираемый мэр, а также действующий президент и его премьер. На этот раз Дмитрий Медведев оказался погружен в работу за городом (правда, по данным “Ъ”, написал коллеге письмо и отправил в Москву).
— Ох, я уже не надеялась успеть! — воскликнула актриса Дарья Мороз, переступив порог концертного зала.
— Или надеялась не успеть? — решился уточнить я.
— Не надеялась! — настаивала Дарья Мороз.— Кое-как доехала до ГУМа, а навигатор пишет: осталось 38 минут! Ну, я машину бросила и дошла за две.
Безрассудный только на первый взгляд поступок актрисы не остался без внимания режиссера Константина Богомолова. Он внимательно прислушивался к нашему разговору и в какой-то момент сообщил:
— Если задуматься, в «не надеялась успеть» вмещаются оба этих смысла, и если попытаться их препарировать с точки зрения неопределенности онтологии как учения о бытии современной культуры…
Жаль, не удалось дослушать. Мне уже рассказывали историю про Анну Нетребко, которая должна была петь на открытии «Зарядья», приехала совсем незадолго до начала прямо на паркинг концертного зала, но наверх ее уже не пустили: объяснили, что вот-вот будет президент страны.
— Так я же для него и буду петь! — воскликнула Анна Нетребко.
Ей дали понять, что не будет.
— Но ведь я же тогда уеду,— предупредила она.
Воля ваша, еще раз дали понять ей.
Тогда она пожала плечами, села в машину и ударила по газам. Тут наконец на паркинг выскочили люди, которые ее все это время ждали и уже даже почти не надеялись, и успели буквально броситься под колеса машины Анны Нетребко. А она успела остановиться. Вот какой была эта драма характеров.
Да, кто ж знал, что в «Зарядье» в связи с выборами мэра Москвы бушуют такие страсти.
А у меня при этом была уже и своя история про «не пустили». Так, только что никак не пускали в «Зарядье» телеведущего Андрея Малахова. Проблема в том, что в приглашении, адресованном ему, было написано «Уважаемый Андрей!».
— А фамилии-то нет! — сказали телеведущему на входе.
Мне казалось, это вообще абсурд: как можно требовать от человека назвать его фамилию, если этот человек — именно что «Привет, Андрей» и безо всякой фамилии.
Ему и должны были сказать:
— Привет, Андрей!
— Сказали, что если я так и не пройду, то могу отдать свое приглашение какому-нибудь другому Андрею: может, у него получится (мне, например.— А. К.). Очень странная история…— поделился со мной телеведущий, который все-таки прошел в конце концов куда хотел.
А потому что надо было сразу самому написать в приглашении ручкой «Малахов», да и все. Я же в своем написал «Колесников».
На втором этаже предлагали легкие закуски: ничего такого уж особенного, но икра все-таки была, и не только щучья. Да и без самих осетровых не обошлось. Впрочем, мера (или все же «мэра»?) была соблюдена.
Я, конечно, наблюдал за составом участников. Он, по-моему, почти не изменился за две недели. Те же деятели искусств, науки и образования, главные редакторы, военные (несколько генералов, судя по всему, в отставке, заняли два больших стола в углу и сплотились вокруг них), политики федерального и регионального уровней… Но все-таки были тут и новые лица, не примелькавшиеся на экранах телевизоров и тем не менее явно неслучайные. И держались они как-то вместе… Я силился понять, кто такие, и поделился своими сомнениями с музыкантом Игорем Бутманом, который как раз воскликнул:
— Ну что, Москва ликует!
Я спросил, обращает ли он внимание на то, что в фойе есть группы новых лиц, никак, по моим подсчетам, себя публично не зарекомендовавших.
— А, это…— махнул он рукой.— Может быть, неопределившиеся. Ну, такие, которые не знали, чем выборы закончатся, кто победит, и две недели назад не пришли на всякий случай…
— Да,— согласился я,— все-таки большая была неопределенность насчет победителя этой гонки, и по-человечески их можно понять.
Но на всякий случай я решил уточнить вопрос еще и у вице-мэра Анастасии Раковой, и она внесла наконец окончательную ясность:
— Это, наверное, вы имеете в виду депутатов местных советов… Да, мы пригласили их… Не всех, конечно, а наиболее активных, работавших с нами как волонтеры…
То есть на самом деле это были люди, именно зарекомендовавшие себя публично, работавшие «в поле», в отличие от многих других…
Поскольку зал, в котором проходила церемония, легко трансформируется, была возможность убрать все кресла из партера, и получалось, что стояли не только Сергей Собянин, Владимир Путин и глава Мосгоризбиркома Валентин Горбунов, а и остальные, то есть все тут были прямо перед ними в равном положении, совсем как на инаугурации Владимира Путина в Большом Кремлевском дворце, да и к тому же больше сочувствующих поместилось в итоге, то есть 1,7 тыс. человек, если считать и бельэтаж с амфитеатром, где люди все-таки сидели.
Нельзя сказать, что Сергей Собянин не волновался. Нет, он волновался, это было видно. Текст клятвы он прижал левой рукой, а на нее для верности положил еще и правую, что вряд ли сделал бы, читая что-нибудь в обычной жизни. И голос его иногда немного подводил, и это выглядело даже, можно сказать, трогательно, что ли.
Сергей Собянин и Владимир Путин произнесли свои речи, слова были обтекаемы, незажигательны, но и придраться к ним было невозможно, а значит, необходимый эффект можно было теоретически считать достигнутым. При этом речь Владимир Путина, думаю, запомнится присутствовавшим прежде всего тем, что всю ее обкашлял Валентин Горбунов, но российский президент по всем признакам не был в претензии и потом, когда все закончилось, даже пожал руку главе Мосгоризбиркома, причем это был единственный человек в первом ряду партера и во всем зале, кому он пожал руку, выходя из зала и проходя мимо этого первого ряда (а и остальные в первом ряду потянулись… но нет…).
Необходимо отметить еще, конечно, песню, которая должна была, видимо, по замыслу организаторов, совсем уж объединить собравшихся и внести достойную лирическую ноту в торжественное мероприятие. Ею стала, конечно, «Дорогая моя столица» со всеми ее куплетами. Но, похоже, вместо того, чтобы на ней все расслабились, вдруг, наоборот, возникло напряжение: Владимир Путин просто стоял, Сергей Собянин как-то мечтательно улыбался, явно при этом дожидаясь, когда же все это наконец закончится, и вот оно наконец закончилось. При этом партер тоже в основном помалкивал, и по пальцам было пересчитать подпевавших — это, разумеется, Полина Гагарина, Валерия, а также первый заместитель гендиректора ТАСС Михаил Гусман, который тут, похоже, прежде всего терпеливо развлекал сам себя и казался сейчас человеком увлеченным. А также пели вице-мэр Наталья Сергунина да губернатор Пермского края Максим Решетников, у которого был повод выучить слова песни: не так уж давно он работал министром экономики Москвы.
Честно говоря, мне хорошо виделся финал этого мероприятия: заканчивается песня, и партер счастливо соединяется с бокалами шампанского в руках с инаугурированным мэром и действующим президентом прямо на сцене, и это и есть тогда полноценный апофеоз, хорошо и даже исчерпывающе опробованный, к примеру, на церемонии вручения госнаград в Екатерининском зале Кремля. Да и как-то по-человечески это было бы.
Но не было. Афтепати была предложена: там же, в фойе, но почти никого она уже не заинтересовала. Гостей могло бы удержать, конечно, присутствие хотя бы мэра, но он уехал.
Видимо, работать, ведь он же обещал трудиться еще ударнее. И надо же еще успеть, как он сказал, учесть те идеи, с которыми шли на выборы его соперники. А их так много было.
Так что я вообще не понимаю, как Сергей Собянин дождался конца этой церемонии.
А уже через полчаса после ее окончания по Кремлевской набережной промчался кортеж венгерского премьер-министра Виктора Орбана, с которым Владимир Путин провел вторую половину дня. Они много говорили про энергетику, в том числе и на пресс-конференции:
— Рассматриваются возможности подключения венгерских партнеров к новым маршрутам транспортировки российского газа в Европу,— сказал российский президент.— Не исключаю, что после завершения строительства «Турецкого потока» одно из сухопутных продолжений этого газопровода может пройти через Венгрию.
Вот это они и обсуждали на переговорах — возможно, прежде всего.
Виктор Орбан, друг российского народа, как обычно, был более или менее цветист (по крайней мере точно цветистее Сергея Собянина):
— Интересы Венгрии неоднозначны! У нас есть уроки, которые мы вынесли из истории, которым научились благодаря истории за последние сто лет. Когда напряженность между Западной и Восточной Европой была налицо, тогда венграм всегда было плохо. А когда Запад и Восток сотрудничали, тогда Венгрии было хорошо!
Венгры не скрывали, что намерены на этих переговорах решить проблему поставки российского газа не только на 2019-й, но и на 2020 год:
— Что касается вопросов энергетики, то нам удалось договориться о поставках газа и на 2020 год,— констатировал Виктор Орбан.— Как сказал господин президент, не секрет, что Венгрия хочет того, что когда с юга по направлению к Венгрии будет построен газопровод, мы хотели бы, чтобы он дальше проходил через Венгрию. Прекрасные возможности будут для Венгрии! Я попросил господина президента, чтобы он серьезно подумал об этой возможности!
А это тот случай, когда два раза о таком просить и не надо.
Но, без сомнения, все события этого дня померкли после вопроса про сбитый в Сирии российский Ил-20. Это было то, о чем нельзя было не думать, причем весь день. Это было то, о чем говорили гости на инаугурации, а если не говорили, то думали. Теперь был вопрос, что дальше, и вряд ли в этот день кого-нибудь по-настоящему интересовал какой-нибудь другой вопрос. И то, что его сейчас задавали именно Владимиру Путину, было главным теперь, так как именно от него все ждали ответа. Казалось, этот ответ мог быть любым, и в «Зарядье» несколько человек с поразительным спокойствием рассуждали в разговоре со мной, например, о неизбежных ударах по Израилю.
— Когда гибнут люди, особенно при таких трагических обстоятельствах, это всегда беда, беда для нас всех, для страны и для близких наших погибших товарищей. Что касается сравнения с известными событиями, когда турецким истребителем был сбит наш самолет, то это все-таки другая ситуация. Тогда турецкий истребитель сознательно сбил наш самолет.
Становилось ясно, что российский президент не настроен на конфронтацию, и в этом смысле его слова контрастировали с утренним заявлением российского Министерства обороны.
— Здесь, скорее, это похоже на цепь трагических случайных обстоятельств,— продолжил Владимир Путин, и это тоже было непохоже на отчаянные утренние разговоры про то, что израильские истребители спрятались за российский самолет.— Потому что израильский самолет не сбивал наш самолет. Но, безусловно, мы должны в этом серьезно разобраться.
И все-таки он закончил так, что в нем не должны быть разочарованы и ястребы:
— А наше отношение к этой трагедии изложено в заявлении Министерства обороны Российской Федерации, которое со мной полностью согласовано.
Но на самом деле он смягчил это заявление, в котором речь идет об обязательных ответных мерах (это прежде всего и выглядит многозначительно и угрожающе):
— Что касается ответных действий, то они будут направлены прежде всего на дополнительное обеспечение безопасности наших военнослужащих и наших объектов в Сирийской Арабской Республике,— пояснил господин Путин эти ответные меры.— И это будут такие шаги, которые заметят все.
То есть в последней фразе он все же не мог себе отказать.
Неужели израильским самолетам не суждено больше летать в сирийском небе?