 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ  "Если книжную бульварщину не снимет цензура, то она будет на нашем рынке до тех пор, пока на нее есть спрос (а он есть) со стороны советского гражданина" |
"В ограничении авторского права сделан существенный шаг"
Иногда возникает ощущение, что в мире не существует ни одной области человеческих отношений, в которой Россия не попыталась бы найти свой собственный, только ей присущий путь. Даже в таком вопросе, как авторские права.
Вначале, как это чаще всего и случается, российское авторское законодательство развивалось в общемировом русле, хотя и со значительным запозданием. Первые законы, охраняющие интересы литераторов, появились в России на век позже английских: в утвержденный в 1828 году "Цензурный устав" был включен раздел "О сочинителях и издателях книг". В нем устанавливался пожизненный срок действия авторских прав писателя на его сочинения, а также 25-летний срок действия прав для его наследников.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ "Если мы признаем право защиты перевода, мы своими же руками усилим буржуазное влияние в сфере нашей культуры",— предупреждал бдительный сотрудник в 1925 году товарища Рыкова (слева рядом с товарищем Калининым), будущего лидера контрреволюционного правотроцкистского блока |
Однако когда в 1886 году была подписана Бернская конвенция об охране литературных и художественных произведений, Россия осталась в стороне. Прежде всего потому, что авторам предоставлялось право запрещать внесение изменений в их книги, а это ущемляло права государственной цензуры.
Но это было лишь начало самобытного пути России в области авторского законодательства. После прихода к власти большевиков права сочинителей как пережиток прошлого едва не упразднили совсем. Однако вскоре инженеры человеческих душ потребовались власти для идеологической обработки населения. Они потребовали упорядочения оплаты труда, и Совнаркому пришлось заняться изучением вопроса об авторском праве при социализме.
Итогом многочисленных обсуждений стали появившиеся в 1925 году положения об основах авторского права. Председатель комиссии законодательных предположений при Совнаркоме СССР Владимир Антонов-Саратовский так описывал в письме к главе правительства Алексею Рыкову революционный подход к вопросу:
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ |
Наше законодательство сделало в направлении ограничения авторского права еще один очень существенный шаг, выразившийся в отказе от защиты притязаний автора на разрешение или запрещение переводить его произведение на чужой язык и на гонорар за разрешение перевести его произведение на другой язык".
Фактически советским издательствам было разрешено, не обращая внимания на протесты зарубежных авторов, заниматься литературным пиратством. Возмущены этим были не только литераторы, но и правительства многих государств. Дело дошло до того, что в качестве условия для установления полноценных дипломатических и экономических отношений с СССР крупные европейские державы стали выставлять отмену этого беспрецедентного положения в советском авторском праве.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Советская власть прививала буржуазной Европе идеи мировой революции через прогрессивных западных литераторов. Для этого их завозили в СССР на смычку с советскими писателями |
Обязательство подписать литературную конвенцию было даже включено в договор, заключенный Москвой с фашистским правительством Муссолини. Время шло, а различные ведомства вели ожесточенную борьбу по поводу содержания типовой литературной конвенции. О сути разногласий Антонов-Саратовский доложил председателю СНК Рыкову в декабре 1926 года:
"Наркоминдел и т. Луначарский считают, что мы должны пожертвовать нашим законом и в конвенции установить защиту перевода. Их мотивы: 1) мы обязались в договоре с Италией заключить литературную конвенцию, 2) заключение литературной конвенции с защитой перевода с Германией облегчит нам наши с ней экономические соглашения, 3) признанием защиты перевода мы приобретем симпатии зарубежной интеллигенции, 4) помимо пользы, указанной в пп. 2 и 3, заключение подобной конвенции: а) снимет с нашего рынка заграничную бульварщину, б) дает нам проверенные авторами переводы, в) улучшает положение наших авторов, которые находятся, как известно, в бедственном состоянии".
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Писатель Андре Мальро (справа) в молодости увлекался коммунизмом и до войны регулярно бывал в СССР (слева — О. Ю. Шмидт). Возможно, именно поэтому после войны он стал министром в правительстве де Голля, а после смерти оказался в Пантеоне |
"Верно, что мы обязались по договору с Италией заключить с ней литературную конвенцию, но неверно, что мы обязались принимать такой текст ее, который бы противоречил нашим принципам и интересам. Ведь отклонил же Наркоминдел архибуржуазный текст конвенции, предложенной Муссолини. Мы можем представить свой текст, который может быть отклонен Муссолини. Мы поквитаемся, и одиум не на нас.
Неверно, что экономические отношения с Германией определяются не глубокими экономическими причинами, а какой-то литературной конвенцией.
Симпатии зарубежной буржуазной интеллигенции мы можем приобрести не защитой гонорара, и не за это они нас ругают, а отказом от переделок, 'искажений', которые мы проделываем с произведениями иностранных авторов. Но в этой самой больной для интеллигенции сфере мы не можем идти на отказ (НКИД и т. Луначарский тоже не хотят), ибо нам нужны эти 'искажения' для устранения враждебной нам идеологии...
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Немецкое печатное слово высоко оценивалось в советских рублях, только если было написано Анной Зегерс |
Неправильно, что нужно поднять благосостояние наших авторов оплатой гонораров за переводы их произведений на чужие языки, нужно не это, а повышение авторского гонорара, например ставок за печатный лист... При наличии советского закона, отказавшегося защищать перевод, и при наличии литературных конвенций, в которых мы признаем право защиты перевода, создается коллизия, при которой должно неминуемо произойти вреднейшее искажение нашей литературы, так как авторы наши... будут в погоне за гонораром ориентироваться на вкусы заграничного потребителя (чтобы их побольше переводили), то есть мы своими же руками усилим буржуазное влияние в сфере нашей культуры".
Возможно, на принятие решения советским правительством повлияли и другие аргументы. Возможность не платить за право перевода любой учебной, технической и научной литературы, например. Не последнюю роль сыграл и довод, что царское правительство ни в какие конвенции не вступало, а мы не глупее. В итоге вопрос был спущен на тормозах. Антонов-Саратовский оказался прав: конкретные интересы крупных фирм и корпораций играли в экономических отношениях куда более существенную роль, чем стенания рафинированной интеллигенции.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ "Мы, пролетарские писатели Запада, утомленные действительностью буржуазной Европы, едем в СССР, чтобы набраться сил и бодрости",— говорил Мартин Андерсен-Нексе (слева) в интервью советским газетам. О щедрых суточных из фонда совнаркома писатель умалчивал |
Сказать, что Советский Союз с тех пор не платил иностранным писателям гонорары, было бы неверным. Руководство ВКП(б) регулярно стимулировало тех зарубежных литераторов, чью деятельность и произведения партия и правительство находили полезными для СССР, причем выплаты не всегда производились в денежной форме. Большому другу Страны Советов Ромену Роллану устраивался почти царский прием и триумфальные поездки по стране, и деньги на это выделялись не из гонорарных статей издательств, а из резервного фонда Совнаркома, причем в очень значительных размерах — до 15 тыс. рублей (месячная зарплата средней руки чиновника в это время была около 300 рублей). Чуть меньше тратилось на обслуживание еще одного большого друга СССР Лиона Фейхтвангера.
Порой прогрессивных зарубежных писателей приглашали большими группами, как это было в 1934 году во время I Всесоюзного съезда советских писателей. Для них устраивали не только демонстрации всевозможных достижений СССР, но и праздники смычки с советскими коллегами. О гонорарах речь по-прежнему не заходила.
 |
ФОТО: РГАКФД\РОСИНФОРМ Эльза Триоле (в центре) и Луи Арагон превратили советофилию в выгодный семейный бизнес, приносивший большие тиражи, высокие гонорары и расположение вождей (слева — товарищ Фурцева) |
"Поручите вашему работнику Гершеневу, с которым беседовал Бернард Шоу, встретиться с Шоу и передать ему, что советские издательства опубликовали в СССР многие его произведения: однотомник избранных работ, в который входят 'Дом вдовца', 'Горько, но правда', 'Майор Барбара', 'Дом, где разбиваются сердца', 'Другой остров Джона Булля' и другие произведения. Изданы также пьесы Б. Шоу 'Цезарь и Клеопатра', 'Профессия миссис Уоррен', 'Пигмалион' и другие. В театрах Москвы и других городов осуществлены следующие постановки пьес Бернарда Шоу: 'Пигмалион', 'Ученик дьявола', 'Профессия миссис Уоррен' и другие.
По подсчетам наших организаций, за опубликование этих произведений на русском языке и за постановки его пьес автору может быть выплачен гонорар в сумме 10 тыс. фунтов стерлингов. Поручите передать Бернарду Шоу, что, хотя между советскими издательствами и автором не имеется договора о выплате гонорара, наши издательства предлагают уплатить ему указанную сумму.
Если со стороны Шоу не имеется возражений, он может сообщить адрес и номер текущего счета, на который будет переведен гонорар".
Однако выбор был не слишком удачным. Шоу уже стоял одной ногой в могиле — он умер в следующем году, и ставка была сделана на более молодых и бойких писателей. В каждом случае решение о выплате гонорара иностранцу принималось на политбюро. И в начале 1950-х годов сложились определенные правила: кому, как, за что и в какой валюте платить.
Меньше всех и, как правило, в советских рублях, которые невозможно было вывезти за границу, платили проводникам советской идеологии из социалистических стран. Им разрешали выплатить от 3 тыс. до 10 тыс. рублей, в редких случаях до 20 тыс. рублей (средняя зарплата рабочего в советской промышленности была от 900 до 1200 рублей). Пожалуй, единственным исключением была писательница из ГДР Анна Зегерс, которой платили значительно больше — до 30 тыс. рублей. Иногда ей выплачивали гонорары и в американских долларах, причем по официальному курсу. В результате за перевод одной из книг в СССР Зегерс получила 10 тыс. рублей, которые конвертировали в значительную по тому времени сумму — $2500.
Идейным попутчикам с Запада платили немногим больше восточноевропейских, но в иностранной валюте. И надо признать, что звонкая монета привлекла под красные знамена немалое число публицистов. Они создавали по заказу из Москвы такие выдающиеся произведения, как "Американский империализм", "Процесс коммунистов", "Интернационал предателей", "Де Голль и его сообщники", "Тайная война против России", "Западная Германия--колония США", которые оставались в большинстве случаев незамеченными на родине авторов и годами пылились на полках магазинов политической литературы в Союзе. Не брезговали деньгами из Москвы и писатели мировой величины. К примеру, в получении советских гонораров был не раз замечен Жоржи Амаду — "прогрессивный писатель Бразилии".
Для самых верных и преданных друзей СССР щедрость политбюро просто не знала пределов. Турецкому поэту Назыму Хикмету, например, было отмерено 72 740 рублей за одну книгу стихов, а старому и преданному стороннику социалистического образа жизни из Дании знаменитому писателю Мартину Андерсену-Нексе больше 100 тыс. рублей. Правда, возникла проблема: потратить всю эту сумму в СССР было нереально, и политбюро пришлось принимать дополнительное решение об обмене 40 тыс. рублей на датские кроны.
Всех остальных зарубежных литераторов переводили, правили и печатали по своему усмотрению, не обращая никакого внимания на протесты общественности. Советскими чиновниками была выработана универсальная формула для объяснения того, почему СССР не присоединяется к Бернской конвенции. Например, глава Госкомитета по культурным связям с заграницей Юрий Жуков на встрече с французами в конце 1950-х годов объяснял:
"Мы в настоящее время не думаем присоединяться к этой конвенции, поскольку это было бы невыгодно ни нам, ни французской стороне. Советский Союз издает гораздо больше книг иностранных авторов и значительно большим тиражом, чем, скажем, Франция делает в отношении советских книг. Стало быть, наш гонорар авторам французских книг намного превосходил бы гонорар советским авторам. В этих условиях присоединение к Бернской конвенции вынудило бы нас пойти на сокращение тиражей книг, в чем вряд ли заинтересована французская сторона".
В 1960-е годы гонорары иностранным авторам по-прежнему платили по решениям ЦК. И суммы по традиции зависели от веса автора в глазах зарубежного читателя и от степени его советизированности. К примеру, швейцарскому драматургу Максу Фришу в 1968 году за постановку его пьес в СССР отмерили 1500 рублей, что было значительно меньше, чем гонорары его советских коллег.
Так продолжалось до тех пор, пока государственная казна не начала нести значительные убытки.
(Окончание в следующем номере)
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ