триумф воли
Вчера кандидат в президенты России Владимир Путин встретился со своими доверенными лицами и произвел на них, по мнению специального корреспондента Ъ АНДРЕЯ Ъ-КОЛЕСНИКОВА, чрезвычайно благоприятное впечатление.
То, что происходило вчера, по всем формальным признакам следует отнести к мегапроектам предвыборной гонки. Встречу, в которой принимали участие около четырехсот доверенных лиц, освещали шестьсот журналистов, приехавших накануне со всей страны. Кроме того, были приняты беспрецедентные меры безопасности и даже конспирации. Да, кое-кто знал, что 12 февраля что-то такое произойдет. Журналистов из регионов, которым доверили представлять их издания на вчерашнем мероприятии, предупредили о встрече с одним из кандидатов в президенты примерно за неделю. И за все это время ни один журналист не проговорился о том, что с ним вскоре случится. Представляю, чего им, профессионалам свободного как ветер слова, стоило это молчание. Они ехали поездами в Москву на встречу с Владимиром Путиным (ведь они, конечно же, знали, кто этот кандидат), летели самолетами — и молчали. И ведь никто не требовал от них, чтобы они ни при каких обстоятельствах не проронили ни слова. Они и сами все поняли. Люди нынче все хватают на лету.
Они молчали, приехав и поселившись в гостинице "Россия". Молчали за ужином и за завтраком. И все это время они теряли друзей и коллег. Основные потери пришлись именно на ужин. Не все утром встали и смогли выйти на мероприятие. Язык не повернется осуждать этих парней и девчат. Они сделали все, что было в их силах. Они промолчали.
Подъем, отмечу справедливости ради, был ранний. Уже в 9.30 надо было занять позиции у входа в Российский информационный центр на Зубовском бульваре. Там журналисты проходили через рамку металлоискателя. Проверка продолжалась три с половиной часа. Затем журналистов рассадили в три десятка автобусов и с милицейским сопровождением повезли на Воробьевы горы, к главному зданию Московского университета. Кто-то вчера, быть может, стал случайным свидетелем этой картины: солнечный морозный февральский день, перекрытое Садовое кольцо, вой сирен и нескончаемая вереница автобусов с зажженными фарами. Я последний раз так ездил в пионерлагерь. Правда, на крышах автобусов вчера не было разноцветных флажков. Зато в каждом автобусе сидел сотрудник ФСБ.
Когда наш караван добрался до Воробьевых гор (его голова уже стояла у высотки МГУ, а хвост еще только сворачивал с проспекта Вернадского), я увидел, как безукоризненно организована высадка подъезжающего персонала. У входа в главное здание МГУ стояли десятки сотрудников в штатском и контролировали этот процесс, сосредоточенно наблюдая, все ли правильно делает гаишник, регулируя движение у входа. Это было, по всем признакам, их единственное занятие.
Пока мы дошли до раздевалки, я насчитал еще полтора десятка сотрудников. Они стояли на всем нашем пути по лестнице на второй этаж. В какой-то момент мне наконец-то стало не по себе.
Попав в актовый зал, мы не могли уже выйти оттуда. Мне в какой-то момент удалось все-таки оказаться в фойе, которое, как и актовый зал, было арендовано на эти несколько часов у Московского университета. В буфете на втором этаже почти никого не было. Немолодая женщина как-то неуверенно улыбалась, присматриваясь к ценникам.
— Цены ниже, чем у нас в области,— застенчиво сказала она мне.
Бутерброд с красной икрой стоил здесь 14 рублей, а пирожное — 3,85.
— А вы журналистка? — спросил я ее.
— Ой, нет, что вы,— смутилась она.— Какая же я журналистка. Я... ой, я, наверное, не должна говорить.
Она неожиданно покраснела.
— Вы, наверное, доверенное лицо президента? — догадался я.
Она как-то подавленно кивнула. Волна сострадания залила мое сердце.
— Что вы, не беспокойтесь,— сказал я ей.— Я никому не скажу. И сам не буду вас ни о чем спрашивать.
— Спасибо вам,— благодарно кивнула она.
Все это выглядело, конечно, довольно странно. Я-то предполагал, что доверенным лицам Владимира Путина стоит по крайней мере с гордостью нести это свое звание. И вот вместо этого женщина, явно честная и порядочная, на моих глазах покраснела, когда я было заподозрил ее в этом.
Я сдержал обещание и не стал ни о чем спрашивать бедную женщину. Поскольку в буфет стали подходить другие доверенные лица, я начал спрашивать их. К моему удивлению, они тоже опускали глаза и старались уйти от ответа, а то и вовсе выйти из буфета, даже не перекусив. Только один рассказал, что их всех тоже привезли на Воробьевы горы автобусами. Похоже, ему, как и мне, это тоже не очень понравилось.
Актовый зал был разделен на две неравные части. Первые ряды, примерно треть зала, отвели для доверенных лиц. От журналистов их отделяло оцепление. В какой-то момент кто-то, видимо, скомандовал запускать их всех, и они пошли очень густо. По проходу они шли, так же как и мы, через строй сотрудников. Любая попытка сделать шаг влево или вправо категорически пресекалась.
— Ваши места, уважаемые, впереди,— быстро и жестко объясняли им.
Доверенные лица поспешно, с тысячей извинений возвращались в проход. Среди них было между тем довольно много узнаваемых лиц. Прошел детский доктор Леонид Рошаль, актеры Михаил Боярский и Александр Балуев, дочь дагестанского народа поэтесса и публицист Фазу Алиева. В этой толчее были ректоры вузов, учителя и доктора и еще кто-то, кого страна не знает в лицо. Но вот прошла двукратная олимпийская чемпионка по гимнастике Светлана Хоркина. Корреспондент НТВ Владимир Кондратьев спросил было, в отчаянной попытке дотянуться до нее микрофоном, как ей удалось стать доверенным лицом Владимира Путина, но она замахала руками и отбежала от него, не произнеся ни единого слова.
— Правильно, Светлана, держитесь,— сказал ей я.
Кандидат в президенты появился на трибуне вовремя, в час дня. Его получасовая речь была эмоциональной. Он рассказал, в каком состоянии принял страну четыре года назад. "Деструктивные процессы разложения государственности Советского Союза перекинулись и на Россию... За чертой бедности оказалась почти треть населения страны... Ее лихорадило от забастовок.... Большинство крупных банков обанкротилось... Страна впала в унизительную зависимость от валютных спекулянтов и международных фондов... Разрушался единый рынок товаров и услуг.... Сепаратистские настроения выродились в терроризм... Банды террористов обнаглели настолько, что пошли на Дагестан..."
Кандидат в президенты, таким образом, нарисовал картину полного и окончательного апокалипсиса. По идее, в результате таких тенденций страна просто перестает существовать. Любая страна, но только не Россия. Через каких-то четыре года уже нет никаких следов кошмара. Все, что могло вырасти, выросло и даже удвоилось. Отдельные негативные явления если еще и не исчезли полностью, то находятся на грани исчезновения. Порой может показаться, что так хорошо просто не может быть. Но нет, может.
Президент закончил свою речь в лучших традициях американской предвыборной кампании. Он довольно пылко сказал несколько слов о том, что свобода и права человека являются высшей ценностью (я сразу вспомнил, конечно, этот автобус, эту лестницу и этот буфет).
— Справимся ли мы? — спросил он зал.
Зал нестройно зашумел.
Тогда президент сам же крикнул:
— Да! Это в наших силах! Да! И мы сделаем это!
Несколькими такими емкими фразами полгода назад выиграл выборы в Калифорнии Арнольд Шварценеггер.
После этого президент еще минут двадцать отвечал на вопросы доверенных лиц. Он рассказал, что за прошедшие тысячелетия человек практически не изменился, что главное наше достояние — наш национальный характер, что рыбная отрасль в России, как и сам человек, еще далека от совершенства... Меня заинтересовало, как кандидат в президенты отвечал на вопрос директора комплекса Владимиро-Суздальского кремля Алиса Аксенова, с которой виделся в Суздале на Рождество. Она без лишних колебаний спросила его:
— Владимир Владимирович, если можно, несколько слов о культуре. О ее, быть может, проблемах. Их много.
Как может человек ответить на такой вопрос, подумал я.
— Культура — это как воздух,— едва дослушав вопрос, кивнул Владимир Путин.— На ней строится все здание нашей государственности.
Директор музея, уже сидя, еще пару минут получала удовольствие.
Разумеется, был вопрос об увеличении срока президентских полномочий. Владимир Путин несколько разнообразил свой ответ по сравнению в недавним высказыванием на эту же тему в Чебоксарах:
— Я понимаю, почему вы спрашиваете. Это стремление к стабильности. Но ведь она может перерасти в застой... Конечно, может, и пять лет было бы ничего... Да, а семь лет для одного срока — это что-то совсем многовато... Если хотя бы семь лет с такой отдачей работать, с ума можно сойти, понимаете?
Автором лучшего вопроса дня стала, на мой вкус, Светлана Хоркина. Она спросила президента, что, по его мнению, нужно сделать, чтобы олимпийская сборная России заняла первое место в общекомандном зачете на Олимпиаде в Афинах.
— Побеждать надо,— мягко ответил ей господин Путин.— Так, как вы это умеете делать.
— Я желаю вам удачи,— завершил кандидат встречу с доверенными лицами.— Это будет наша совместная удача.
Так он впервые заявил, что не сомневается в своей победе 14 марта.
После встречи доверенные лица выходили через строй журналистов. Деваться им теперь было некуда. Да некоторые уже и хотели, чего уж там, поговорить с нами. А через полчаса от кого-то приходилось, честно говоря, даже прятать микрофоны.
Глава "Северстали" Алексей Мордашов был не из таких. Он только объяснил, что сейчас между кандидатами есть борьба.
— Для того чтобы вести эту борьбу, мы и нужны президенту. У кого шансы выше? Покажет время. Я-то думаю, у Путина, который проявляет ценности, которые мне импонируют... И он имеет не только эти ценности, но и волю, понимаете? Остается в верности идеалам и движется вперед. Вы извините, я на самолет опаздываю.
— Почему, как вы думаете, ваш кандидат отказался от теледебатов? — спросил я ректора Государственной сельскохозяйственной академии Александра Блинохватова.— Страна вообще-то, по-моему, расстроилась.
— Право произносить лозунги президент предоставил своим соперникам, шансов у которых нет, сами понимаете. Еще раз убеждать кого-то в содеянном за эти четыре года как-то глупо.
— И все же...
— А если все же, то я скажу, что и мне по-человечески очень обидно и жаль,— неожиданно признался Александр Блинохватов.— Но с кем там говорить? И потом, у нас же не Запад. У них все культурно. А у нас есть возможность оскорблять. Стоит ли ему рисковать?