Шалтай Валдай
Члены клуба поговорили с Владимиром Путиным обо всем и обо всех
22 октября президент России Владимир Путин в онлайн-режиме встретился с членами международного дискуссионного клуба «Валдай» и высказался по широкому кругу вопросов, прежде всего международной повестки. Специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников считает, что российский президент тщательно готовился к этой встрече — и было к чему.
Осенью встречи в Валдайском клубе особенно меланхоличны
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ / купить фото
Встреча начиналась поздно, позже обозначенного времени, притом начиналась два раза: модератор Федор Лукьянов, сидя подле экрана, на котором должен был явиться членам клуба Владимир Путин, уже было анонсировал его пришествие, но оно сразу не состоялось, как и в каноническом случае, можно сказать, по техническим причинам.
Впрочем, удалось второе пришествие, и встреча началась. По данным “Ъ”, длительная задержка была связана с тем, что российский президент до последней секунды работал с текстом своей речи, дописывая ее, а не сокращая (и потом видно было, как исписаны даже обороты страниц).
Члены клуба собрались против обыкновения не в Сочи, не на Красной поляне, а в Москве, в ЦМТ: чтоб два раза не вставать. Впрочем, конечно, были не все, кто хотел участвовать. Почти половина появилась в онлайн-режиме. Но следовало отдать должное тем, кто приехал: либо переболели, либо просто терять нечего, либо чувство опасности атрофировалось за время пандемии. Ведь даже тест, сделанный накануне, не избавляет от беспокойства в сочинской компании, тем более международной.
Речь президента претендовала на философские осмысления по разным поводам.
Нашу страну под своим руководством Владимир Путин похвалил:
— В России с самого начала эпидемии во главу угла мы поставили главную ценность — жизнь и безопасность людей. И это был осознанный выбор, продиктованный культурой, духовными традициями нашего народа, его сложнейшей, порой драматичной историей. Вы знаете, если вспомнить, какие колоссальные демографические потери мы понесли в ХХ веке,— у нас и другого пути-то не было, кроме как биться, сражаться за каждого человека, за будущее каждой российской семьи.
Оказалось, Владимир Путин потрясен тем же, чем и все:
— Пандемия напомнила о хрупкости человеческой жизни. Трудно было представить, что в технологически продвинутом нашем XXI веке даже в самых благополучных, состоятельных странах человек может остаться беззащитным перед, казалось бы, не такой уж и фатальной инфекцией, не такой уж и страшной угрозой.
Господин Путин продемонстрировал, что по-прежнему является поклонником идеи сильного государства. И ситуация с коронавирусом, видимо, по его представлениям, должна эту идею лишь подкрепить:
— Эффективно действовать в кризисной ситуации может только дееспособное государство. Вопреки рассуждениям тех, кто утверждал и утверждает, что роль государства в глобальном мире сокращается, а в перспективе оно вообще будет заменено какими-то другими формами социальной организации. Да, это возможно, когда-то в отдаленной перспективе все будет меняться… Все течет, все меняется... Но сегодня роль и значение государства важны.
— Устроено такое государство (сильное, чья сила — в доверии людей.— А. К.) может быть как угодно. Я условно говорю «как угодно».
Но не имеет значения, как называется политический строй. Главное — чтобы государство и общество находились в гармонии.
Владимир Путин не уточнил, в какой степени гармонии находятся народ и государство в России. Но, очевидно, полагает, что в высокой:
— Я в очередной раз, в самые тяжелые моменты развития пандемии, испытал и, честно скажу, испытываю чувство гордости за Россию, за наших граждан!..
Российский президент признался, что думает о буднях гражданского общества:
— Чей, собственно говоря, голос должно слышать государство? Как распознать, действительно ли это голос народа, или это закулисные нашептывания, либо вообще не имеющие отношения к нашему народу чьи-то шумные крики, переходящие порой в истерику? Приходится сталкиваться с тем, что подчас подлинный общественный запрос пытаются подменить интересом какой-то узкой социальной группы, а то и, прямо скажем, внешних сил.
Нет, тут все как и прежде:
— Настоящую демократию и гражданское общество невозможно импортировать. Они не могут являться продуктом деятельности иностранных «доброжелателей», даже если те якобы хотят как лучше. В теории это, наверное, возможно, но, если откровенно, я, честно говоря, с таким еще не сталкивался и не очень-то в это верю.
А значит, в России так и не будет.
— Мы видим,— заявил господин Путин,— как функционируют такие завозные модели демократии. Это просто оболочка, фикция, как правило, фикция, лишенная внутреннего содержания, даже подобия суверенитета. У народа там, где реализуется подобная схема, реально ничего не спрашивают. А соответствующие руководители — это не более чем вассалы. А за вассала, как известно, все решает господин.
Тут тоже не было никаких иллюзий: за 20 лет взгляды Владимира Путина не претерпели малейших изменений.
Речь Владимира Путина между тем набирала силу и начинала временами напоминать, не побоюсь этого слова, мюнхенскую:
— По сути, послевоенный миропорядок был создан тремя державами-победительницами: Советский Союз, США, Великобритания. Изменилась роль Великобритании с этого времени, СССР вообще не существует, а Россию кто-то попытался вообще списать со счетов…
И укрепляя нашу страну, глядя на то, что происходит в мире, в других странах, хочу сказать тем, кто еще ждет постепенного затухания России: нас в этом случае беспокоит только одно — как бы не простудиться на ваших похоронах!
Вообще-то даже в мюнхенской речи такого не было. Да и с другой стороны, она с высоты сегодняшнего дня является безобидной.
Изменение климата беспокоит господина Путина, судя по всему, не ритуально.
— Из-за глобального потепления сжимаются полярные ледяные шапки и происходит таяние вечной мерзлоты,— заявил он.— Причем, по оценкам экспертов, в ближайшие десятилетия частота и интенсивность этого процесса только увеличатся. Это серьезный вызов для всего мира, для всего человечества и, конечно, для нас, для России, где вечная мерзлота занимает 65 процентов территории (эта цифра называется регулярно в такого рода выступлениях и всякий раз вызывает изумление, в том числе и у меня: да ладно! — А. К.). Если около 25% приповерхностных слоев вечной мерзлоты (это три-четыре метра) растают к 2100 году, тогда мы это очень почувствуем на себе. При этом ситуация может идти, что называется, по нарастающей. Вероятная своеобразная цепная реакция при этом, поскольку таяние вечной мерзлоты стимулирует выброс в атмосферу метана, который по своему парниковому эффекту — внимание! — в 28 раз сильнее углекислого газа!
Очень быстро в этом апокалиптическом сценарии он дошел до ситуации Венеры с ее 462 градусами.
И это было трагично. Да, конечно, никого из присутствующих на заседании Валдайского клуба это не может всерьез заинтересовать, так сказать, напрямую. Но трагичность заключается в том, что если все в буквальном смысле слова в конце концов испарится, то не останется и воспоминаний о том, какие в мировой истории были великие лидеры, например, и чем они себя так уж проявили.
Но пока, слава Богу, обычный «октябрьский воздух в форточку течет, к зиме, к зиме все движется в умах». Вот так послушаешь и начинаешь ценить, в том числе и Бродского.
А Владимир Путин выразил надежду, что мир «сможет отказаться в конце концов от эгоизма, алчности, бездумного и расточительного потребления. Конечно, встает вопрос: не утопия ли все это, не пустые ли благопожелания? Да, когда смотришь на действия и слышишь высказывания некоторых представителей рода человеческого, закрадываются сомнения, что вообще это возможно. Но я твердо верю, надеюсь, во всяком случае, на разум и взаимопонимание. Нужно просто открыть глаза, посмотреть вокруг и понять: земля, воздух, вода — это наше, наше общее достояние, это то, что нам дано свыше, и нужно научиться это беречь. Так же как и ценность каждой человеческой жизни. По-другому в этом сложном и прекрасном мире не получится».
Это все-таки была хорошая речь, и было видно, что Владимир Путин соскучился по такого рода разговору.
И он был снисходителен и великодушен. Так осенью, в октябре, рассуждают патриархи.
Гранд-мастер ордена джедаев и появился среди остальных джедаев, когда все они давно собрались, из ничего, из пикселей, и так и состоя из них, разъяснял особенности жизни.
Члены клуба встречали Владимира Путина плечом к плечу в Красной Поляне
Фото: Дмитрий Азаров, Коммерсантъ
Члены клуба стали задавать вопросы.
Говоря о том, есть ли будущее у Договора о стратегических вооружениях (ДСНВ) и Договора об открытом небе, российский президент пояснил, что это у мира не будет будущего без таких договоров.
— Европейцы нам, кстати, говорят: «Пускай они (американцы.— А. К.) выходят, а вы не выходите». Я говорю: «Здрасьте! Вот кино хорошее! Вы же все члены НАТО. Вы будете летать, передавать американцам всю информацию, а мы не сможем, если останемся в этом договоре. Давайте дурака не будем валять. Давайте будем по-честному разговаривать друг с другом». Только не говорите мне, что они все такие белые и пушистые и не хотят ничего делать подпольно! Вот вопрос верификации в сфере ядерных вооружений… Мы же знаем, что происходит… Крышки там заваривают или там с самолетами химичат… И ничего, нас не допускают туда… Ладно, мы как бы помалкиваем, но специалисты знают, о чем я говорю.
Нет, господин Путин не помалкивал. Он именно говорил о том, о чем хотел. И вроде бы сорвалось с языка, слетело, а только давно пора уже было, чтобы слетело. Сил-то ведь уже никаких нет.
— Ничего не произойдет, если мы на год продлим его (ДСНВ.— А. К.) безо всяких предварительных условий и будем настойчиво работать над всеми вопросами, которые вызывают озабоченности… Нет… Оставить мир без правовой базы, ограничивающей гонку вооружений?.. Наша безопасность от этого не пострадает…
Он сказал, что не против сделать этот договор многосторонним: «Пусть тот, кто этого хочет, этого и добивается!» (То есть США.— А. К.) По его мнению, уровень ядерного потенциала у Китая в два раза ниже, чем у России и США (тут какие-то проблемы с цифрами: они разнятся).
— Но почему только Китай? Где Франция? — спросил президент России.— Тоже ядерная держава… Есть страны, которые официально не признаны в качестве таковых, но весь мир знает, что у них есть ядерное оружие. Что же мы будем как страус прятаться в песок?.. Голову запрятать и делать вид, что мы не понимаем ничего, что происходит? Нам нужны ведь не шашечки на машине, а ехать (это из старого анекдота.— А. К.)… Мы готовы работать с нуля, с центра поля…
Владимир Путин долго отвечал на вопрос про Нагорный Карабах. По крайней мере стало очевидно, что он точно не собирается поддерживать Азербайджан больше, чем Армению, и наоборот. И судя по всему, вообще не собирается поддерживать.
Ему только не понравилось, что его упрекнули в том, что переговорные усилия за десятки лет не дали никакого результата. А это считай что был упрек лично ему: большую часть этого времени, так вышло, переговоры курировал он лично.
Впрочем, все, что сказал Владимир Путин по этому поводу: да, не дали, но это не повод стрелять.
Нет, происходящее там сейчас — не война России.
Интересно, что Владимир Путин назвал цифры потерь с обеих сторон, и они огромны: по две с лишним тысячи человек убитыми, по его словам. В это же время официальные данные на порядок ниже. Значит ли это, что президент России располагает неофициальными? Ведь когда он говорит такое, сразу верится, так как всегда в таких историях верится в худшее.
А также выяснилось, что президент России «несколько раз в день» говорит «с ними по телефону». С каждым из двух лидеров. Ежедневно. И война в разгаре при этом.
Владимир Путин тепло отозвался про коллегу Эрдогана: это надежный человек, с которым можно иметь дело. Он-то может, в отличие от ЕС, построить газовую трубу, и быстро. Да, не признает Крым российским, и ладно. От этого Крым не перестает быть российским.
— Если это аннексия, значит, они (крымчане.— А. К.) — жертвы,— поделился своими представлениями о статусе Крыма президент России.— За что же против них вводят санкции?
То есть он допускал, что это можно расценивать и как аннексию. Просто был не согласен с этим. Он старался понять чужую логику:
— А если они проголосовали, то значит, это проявление демократии. Как же можно наказывать за демократию? Бред, чушь собачья, но это происходит!..
Есть еще аргумент, что по украинским законам Крым не имел права на референдум, но этот аргумент не был прокомментирован, возможно, как совсем уже ничтожный.
Президент ответил и на вопрос про отравление господина Навального:
— Если бы фигуранта, о котором вы говорите, власти хотели отравить, то вряд ли отправили его на лечение в Германию, не так ли? Жена этого гражданина обратилась ко мне, я тут же дал поручение прокуратуре проверить возможность выезда за границу, имея в виду, что у него были ограничения, связанные со следствием и уголовным делом…
У него были ограничения… Я попросил прокуратуру разрешить это сделать. Он уехал!
Сожаления в голосе не было.
Он посетовал, что российским следователям за границей так и не дали материалы, которые можно было бы положить в основу уголовного дела по этому поводу.
— Ну давайте это расследуем!.. К сожалению, у нас были случаи, когда покушались на общественных деятелей! Все это было расследовано в России… Найдены виновные… И наказаны, что важно! Все наказаны.
Российский президент по крайней мере впервые высказался обо всем этом.
— Вы как-то умиротворенно звучите на все темы,— произнес в конце концов и модератор.— Неужели вас не задевает то, что вас считают там (в Европе.— А. К.) чуть ли не убийцей… Всепрощение прямо звучит в ваших устах…
— Меня мало что задевает,— пояснил президент России,— потому что я в известной степени при исполнении своих служебных обязанностей превращаюсь в функцию, и она (то есть он.— А. К.) имеет главную цель: обеспечение интересов российского народа… А к подобным выпадам я привык давно, еще с 2000 года, когда мы боролись с бандами международных террористов на Кавказе. Там меня как только ни изображали… Так что меня это не колышет.
То есть колышет, конечно, но не сильно.
Александр Рар вспомнил «историческую речь в Германии, в Бундестаге, где вы предложили общее пространство от Лиссабона до Владивостока… Вы жалеете об этом?..»
Президент России отчего-то решил, что Александр Рар спрашивает его про мюнхенскую речь (а между ними и были семь лет, и каких: от очарования до полного разочарования), и отвечал про нее. И это говорит о том, насколько вторая для него была важнее и по-прежнему больнее, чем первая.
Федор Лукьянов, который на этой дискуссии показывал себя уверенным модератором, спросил и про виды Владимира Путина на его, Владимира Путина, собственную карьеру:
— Не могу не вспомнить ваше интервью, где вы прямо сказали, что возможность остаться после 2024 года — это гарантия против интриг бюрократии и окружения, чтобы глазами не рыскали в поисках преемника. Но это же замкнутый круг…
— Нет, это должно когда-нибудь закончиться, я отдаю себе отчет в этом прекрасно,— отозвался президент.— А что будет там в 2024-м или еще там в более позднее время… Это нужно будет смотреть, когда время подойдет… А сейчас нужно просто напряженно работать как святой Франциск, каждый на своем участке…
Ну вот и про 2030 год пора поговорить.
2024-й точно пропускает.