В прокат вышла мелодрама Анны Меликян «Трое», получившая приз за операторскую работу на фестивале «Кинотавр» 2020 года. Хоть режиссер и декларирует, что ее фильм продолжает традиции советского кино, ни глубины «Осеннего марафона», ни меланхолии «Полетов во сне и наяву», ни пронзительности «Трех тополей на Плющихе» Юлия Шагельман в этой глянцевой истории одного адюльтера не обнаружила.
Единосущность и нераздельность плохо даются троице главных героев (Юлия Пересильд, Константин Хабенский, Виктория Исакова)
Фото: Кинокомпания «Магнум»
Единосущность и нераздельность плохо даются троице главных героев (Юлия Пересильд, Константин Хабенский, Виктория Исакова)
Фото: Кинокомпания «Магнум»
Пути, которыми влияет искусство на человеческие души, поистине неисповедимы. Вот, например, Анна Меликян во время работы над своей предыдущей картиной «Фея», которая во время весеннего локдауна этого года тихо вышла на стриминг-платформах, а в августе еще незаметнее прошла в прокате, прочитала книгу о «Троице» Андрея Рублева. Это произвело на нее такой эффект, что впечатления от иконы отразились сразу в двух фильмах: в «Фее» Константин Хабенский сыграл успешного, но потрепанного и уставшего от жизни разработчика патриотической компьютерной игры «Коловрат», который оказывался едва ли не реинкарнацией самого Рублева (но это не точно); а в «Троих» тот же Хабенский играет успешного, но потрепанного и уставшего от жизни телеведущего, у которого в Москве жена-психолог (Виктория Исакова), а в Санкт-Петербурге — любовница-поэтесса (Юлия Пересильд).
На экране присутствуют только они трое, все второстепенные персонажи мелькают затылками, тенями, в расфокусе. Ну прямо как на иконе — только главные действующие лица, ничего (и никого) лишнего.
На этом формальном фокусе, исполненном оператором-дебютантом в игровом кино Николаем Желудовичем, и построена картина. В остальном, правда, он дает уже привычную глазу (и порядком его намозолившую) отполированную картинку, столь любимую российским киномейнстримом. Если городские пейзажи — то Сити в Москве (лучше всего ночью, в электрическом освещении) и самые туристические локации в Питере; если интерьеры — то стильные лофты (у богемной героини Пересильд тоже, несмотря на протекающий потолок, неплохая квартира с видом, которую — для пущей правдоподобности — оплачивает ее бывший муж-бизнесмен); если встречи — то в барах и ресторанах с модным дизайном. Еще в кадре очень много воды: в виде дождя, душа, ванн, которые то и дело принимают герои, бассейна и различных водоемов — в начале фильма герой Хабенского пытается утопиться в Неве, а в конце погружается в какую-то стылую подмосковную заводь. Тут невольно всплывают ассоциации с еще одним фильмом—участником «Кинотавра», комедией Михаила Сегала «Глубже!» про съемки порно, и c тамошним диалогом-рефреном: «Что у вас течет?» — «Все течет!».
Все течет, все меняется, только межполовые коллизии в фильмах Анны Меликян остаются все теми же, из той картины мира, которую сформировала вековая «женская мудрость».
Женщины, будь они реализовавшимися в профессии железными леди, как психолог Злата, или непрактичными фантазерками, как поэтесса Вероника (Пересильд отыгрывает здесь любимый режиссером типаж manic pixie dream girl, который по-русски можно описать словами «Я вся такая несуразная, вся угловатая такая, такая противоречивая вся»), не чувствуют себя — и не должны, как явно считает автор,— полноценными без мужчины. Но при этом любой представитель сильного пола, по Меликян, являет собой гибрид венца творения и инфантильного слабака: решения принимать не способен, в быту беспомощен, даже врать толком не умеет.
Тем не менее героини за счастье обладать этаким сокровищем устраивают бои без правил, в которых все средства хороши, включая, например, покупку сопернице новой квартиры, ложное сообщение о беременности или — в самом невинном варианте — сочинение сомнительного качества стихов, в роли которых выступают произведения Вероники Тушновой. В фильме все это, конечно, называется красивым словом «любовь», но на ум скорее приходят другие, не столь куртуазные определения.