Танец маленьких людей
Ксения Рождественская о новом фильме Александра Миндадзе
В ограниченный прокат выходит «Паркет», история о постаревших танцорах танго, встречающихся на юбилее своего клуба. В новом фильме Александра Миндадзе танец — метафора творчества, которое важнее жизни, но не может победить смерть
Фото: Impakt Film; Пассажир; Reason8 Films
Фото: Impakt Film; Пассажир; Reason8 Films
«Танго! Да здравствует танго!» — разодетые дамы и элегантные мужчины пьют в банкетном зале, смеются, толкаются. Между ними мечется немолодой дядечка в почти клоунском жилете: «Это же я, гады! Я Какаду! Говорит что-то?» Он — некогда известный тангеро, четверть века назад у него был номер «Какаду и две его телки», вот телок-то своих он и ищет. Конечно, находит, хотя теперь, по меткому замечанию одной из них, они годны лишь для номера «Какаду и две его тетки». Завтра они должны танцевать перед публикой, у них есть один вечер, чтобы порепетировать и вспомнить молодость. Одна из «теток», Валенсия, была его женой, пока он не залез на вторую, Элизабет. Могут ли они станцевать как 25 лет назад? Куда делась молодость?
Кинодраматург и — вот уже четвертый фильм подряд — режиссер Александр Миндадзе не раз говорил, что занимается «самоэкранизацией», экранизирует свои иллюзии. «Паркет» — фильм о великой иллюзии, о творчестве, которое важнее жизни, и о том, как ехидна и жестока старость.
Валенсия, Элизабет и Какаду, эти две ядовитые Джинджер и привыкший балагурить Фред, большую часть фильма упиваются своими последними истериками — ближе к финалу станет понятно, что в семьях у них просто нет пространства для чувств. Какаду (Анджей Хыра — «Катынь», «Доктор Лиза») подчеркнуто эстраден, Валенсия (израильско-русская актриса Евгения Додина — «Полурусская история») намеренно безэмоциональна, ее антипод Элизабет (Агата Кулеша — «Ида», «Холодная война», «Снега больше не будет») переигрывает, пережимает, истерит, издевается над партнерами. Кулеша — победитель польского телевизионного конкурса вроде «Танцы со звездами», поэтому с танцами в «Паркете» все вроде бы хорошо. Но кого интересуют танцы, когда можно поиграть в молодость?
Фото: Impakt Film; Пассажир; Reason8 Films
Фото: Impakt Film; Пассажир; Reason8 Films
Фото: Impakt Film; Пассажир; Reason8 Films
Если читать сценарии Миндадзе — большого и недооцененного писателя — в хронологическом порядке, видно, что его тексты с течением времени все больше подчиняют себе грамматику, уходят в сказ, в поэзию, в обломки речи. «Паркет» написан от первого лица, от лица Какаду, и это такой Гарсиа Лорка из провинциального танцклуба: «Тангеро бывшие смеются звонко, вдруг у них колокольчики на старости лет. А я подойду, лицом к лицу тихо встану — и глаза в глаза для опознания. Пугаются дамы, отшатываются чуть не в ужасе, и ведь даже почище рукоприкладства такое».
Все, что делают герои «Паркета» друг с другом,— почище рукоприкладства: запертые в люкс-чистилище (все действие происходит в отеле с атриумом где-то в Восточной Европе), они все про себя понимают: «Стараешься, молодишься, и выглядишь еще больше старичьем». Когда Какаду и Валенсия уходят бродить по гостиничным коридорам после очередной театральной истерики Элизабет, Валенсия признается: «А страшно, что сумасшедшая».— «Тогда выглядело обаятельным. Образ».— «Столько лет прошло. Усугубился образ».
То, что выглядело обаятельным в 1990-х, теперь — безумие.
Камера Олега Муту, соавтора всей румынской новой волны, включая победителя Канна-2007 «4 месяца, 3 недели и 2 дня» Кристиана Мунджу, а также оператора Сергея Лозницы и последних двух фильмов Миндадзе, здесь не всегда узнаваема, она запирает героев в клаустрофобические гостиничные интерьеры, и даже пейзаж за окном кажется нарисованным. Собственно, все кажется нарисованным, нарочитым: пейзажи, чувства, движения.
В фильмах по сценариям Миндадзе всегда было важно движение: его герои бегут или не знают, куда бежать, преодолевают пространство или внезапно останавливаются — и эта остановка перестраивает весь сюжет, уводит от него, становится основой новой жизни или ее видимостью. Кажется, что его остановившимся персонажам еще труднее дышать. Есть соблазн вписать героев «Паркета» в обычные схемы Миндадзе: они находятся в постоянном, хоть и однообразном движении, в постоянном ощущении катастрофы, на самоподзаводе. Здесь катастрофа названа сразу: старость. Немощь. Не предчувствие, но предвосхищение смерти.
Но там, где в фильмах Абдрашитова—Миндадзе завихрялись необъяснимые и не требующие объяснения магнитные бури, в фильмах Миндадзе-режиссера («Отрыв» или «В субботу») зияли черные дыры, слепые пятна. В «Паркете» весь подтекст проговорен и показан. Последние две режиссерские работы Миндадзе — «В субботу» и «Милый Ханс, дорогой Петр» — вовлекали зрителя на физиологическом уровне, заставляли задыхаться. «Паркет», основанный вроде бы на физиологии, на чувственности танца, становится фильмом умозрительным, фильмом идей, театром метафор.
Сначала кажется, что слепым пятном, зоной умолчания станет смерть. Но нет, фильм начинается с разговоров о смерти, а за одной из героинь в гостиницу следует волк, который во многих культурах связан с миром мертвых. Потом кажется, что такой зоной умолчания станут семьи героев,— но снова нет, зрителя ждет почти фарсовый, пародийный семейный обед.
Второстепенные персонажи кажутся участниками какого-то капустника. Совладелец гостиницы, бывший соперник Какаду, Булат (Таави Ээльмаа — «Искушение святого Тыну») — двойник злодея из «Маски» (1994). Сцена, в которой спутник Элизабет давится супом,— точная копия сцены с Зоргом из «Пятого элемента» (1997), вплоть до прически персонажа. Наверное, это случайные совпадения. Но они создают какую-то воронку 90-х, превращая сам фильм в дыру во времени, дряхлеющую копию эпохи. Блестящие костюмы, которые кажутся липкими, пьяноватый хохот массовки, свобода жить и умирать, творчество как акт протеста — против старости, против смерти, против, наконец, собственного тела, которое все чаще подводит.
В прокате с 13 мая