Мастер переоблачения

ФОТО: МИХАИЛ ГУТЕРМАН
Роман Виктюк проповедует абсолютно авторский театр, где режиссер — царь и бог
       В Москве завершилась ретроспектива спектаклей Романа Виктюка. Фестиваль показал, что режиссер добился уникального результата — он окончательно завоевал небольшую, но по по-сектантски преданную ему аудиторию.

Фестиваль спектаклей Романа Виктюка прошел в Москве как в вату. Ни один театральный критик не сказал ни слова по поводу нашумевших некогда постановок. Учитывая дефицит летних событий, это выглядело почти что формальным бойкотом. Между тем почти каждый вечер полтысячи зрителей аккуратно заполняли театральный зал Московского дома музыки.
С 1996 года у театра Виктюка есть собственное здание — знаменитый клуб Русакова на Стромынке. Но слишком уж давно сложился образ странствующего режиссера, появляющегося то в одном, то в другом театре со своими странными и узнаваемыми спектаклями, которые уходили со сцены так же неожиданно, как и их создатель. Увидеть сразу 9 лучших (из 120 возможных) постановок Виктюка — от "Саломеи" 1998 года до "Рудольфа Нуреева" 2004 года — редкая возможность.
ФОТО: МИХАИЛ ГУТЕРМАН
Если в постановке Виктюка на сцене появляется женщина, она, скорее всего, переоденется мужчиной, мужчина будет играть женщину (на фото — Дмитрий Бозин в "Саломее")
Перед нами Виктюк в представлении Виктюка. Если на сцене женщина, она, скорее всего, переоденется мужчиной, мужчина будет играть женщину, встав на высоченные каблуки, набросив боа с перьями и пристегнув чулки. Или будет сиять обнаженным торсом и помахивать перед публикой прицепленными ангельскими крылышками. Актеры будут то шептать реплики в микрофон, то выкрикивать с надрывом что-нибудь из режиссерской библиотечки: Уайльд, Берджесс, Мисима, малоизвестные итальянские драматурги, то ли найденные, то ли придуманные. Порок. Любовь. Кровь. Секс. Страсть. Все с большой буквы.
       
Критики уже устали обвинять Виктюка в бесконечном тиражировании собственных режиссерских приемов. Виктюк устал от критиков и, похоже, позволяет себе иронизировать над собственными штампами. Что бы он ни придумал теперь, это уже не сравнится с эффектом прославившей его постановки — "Служанок" по пьесе Жана Жене в "Сатириконе". В этот момент провинциальный режиссер стал общественным явлением. Был провинциальный упорный юноша, приехавший учиться в Москву: ГИТИС, постановки в провинции, коммуналки, режиссура в цирковом училище. Стал законодатель театральной моды в вечном цветном пиджаке с засученными рукавами, певец порока и страсти, любимец светской хроники и находка для телекамер.
ФОТО: ДМИТРИЙ ЛЕБЕДЕВ
Легендарные "Служанки" начала 90-х стали болванкой для всех последующих постановок режиссера
Успех Виктюка в начале 90-х был безоговорочен. Аншлаги в Театре Моссовета, Театре имени Вахтангова и "Сатириконе" — вся Москва стремилась попасть на бунтаря. В глубоко цензурировавшем секс, а тем более однополый секс советском обществе Виктюк предъявил его как общественную и эстетическую ценность. Для многих это было разрешением глубоко личных страхов и запретов, а уж всеобщее любопытство было режиссеру обеспечено. И Роман Виктюк не обманывал эти ожидания. Кого бы он ни ставил, все равно выходил сплошной Виктюк. О чем бы режиссер ни говорил, он все рано говорил про это.
       Некоторые заговорили о Виктюке как о русском Оскаре Уайльде. Сам он не раз отмечал, что сходится с английским писателем только в отношении к искусству. Страдающий эпикуреец, Уайльд повторял, что ради самосовершенствования художнику положено делать изображаемый им мир зеркалом своих настроений. И чем дальше, тем яснее становилось, что Виктюк, клянясь театральным искусством, просто-напросто любуется собственным неменяющимся отражением.
      
ФОТО: ДМИТРИЙ ЛЕКАЙ
 Виктюк всегда стремился к смелым прочтениям человеческой натуры (на фото — спектакль "Мою жену зовут Морис")
По правилам "Портрета Дориана Грея" героя на этом пути ждет крах. Видимо, так и воспринимают путь Виктюка действительно профессиональные театральные критики. В чем-то они правы, и феномен Виктюка переходит из искусствоведения в социологию. Но назло всем своего зрителя режиссеру удается удерживать на протяжении уже почти двух десятилетий. Недаром Виктюк называет себя первым шоуменом от режиссуры. Помимо заигрываний с публикой, цветастых пикантностей (доходящих до пошлости) театр Виктюка воспринял от шоу простоту и действенность механизма. В его постановках герои вывернуты наизнанку: инстинктами и подсознанием наружу. В сущности, инстинкты у всех одинаковы и всем понятны. И эту бьющуюся в человеке диковатость Виктюк передает действительно мастерски.
       На сцене актеры проявляют очень простые, химические эмоции, а зрители откликаются на них просто и благодарно, как на боксерском матче. Всем известные истины он развешивает перед зрителями как транспаранты: доктор Бродский из "Заводного апельсина" после демонстрации кинохроники из концлагерей выкрикивает "Мир болен!", героиня "Осенних скрипок" говорит об увядающей молодости и поздней любви. Дурак не поймет. К тому же режиссер не прочь проверить, как усвоен материал. Иной раз герои застынут в молчании на сцене на невыносимо долгие шесть-семь минут, когда даже самый преданный служитель виктюковского культа начинает вертеть головой. И тут главный герой непременно уличит зал в филистерстве, мещанской суетности и неуважении к искусству. Такая совместная работа намертво объединяет в театре Виктюка режиссера, спектакль и зрителей.
       Хотя поклонников за эти годы стало меньше, спектакли театра продолжают собирать кассу, а Виктюк регулярно уносит роскошные букеты цветов после каждого представления. На вопрос, кто сейчас его зрители, отвечает: "Продвинутая молодежь с хорошим образованием — от студентов до менеджеров среднего звена. В наш театр не приходит случайная публика".
       
ФОТО: АЛЕКСЕЙ КУДЕНКО
Виктюковские актеры проявляют очень простые, химические эмоции (на фото — спектакль "Заводной апельсин, или Ангелы смерти")
После 21 представления с полным аншлагом стало ясно, что вечный скиталец никуда особо и не двигался, а образовал на разломе советского театра свое маленькое суверенное государство. Театр Виктюка абсолютно авторский: в нем режиссер — царь и бог. Поэтому, видимо, и спектакли Виктюка без преданной любви к режиссеру и веры в него смотреть невозможно. Создается чрезвычайно комфортный симбиоз режиссера, который не может обойтись без обожания своей аудитории, и зрителей, которые привыкли обожать "своего мастера". Этот запас зрительской любви и веры и есть то, что отделяет Театр Романа Виктюка от жизни за его стенами.
       Впрочем, подобными замкнутыми на себе системами являются и многие другие театры. Успех же театра Виктюка у публики и его способность держаться на плаву скорее можно объяснить все теми же социальными причинами, а именно глубокой застенчивостью наших людей, способных раскрепоститься лишь по "культурному" поводу. Иными словами, к Виктюку ходят приличные граждане, те самые менеджеры среднего звена, которые не пойдут в гей-клуб, а в театр — запросто. За эту общественную легализацию субкультуры секс-меньшинств Роману Виктюку и правда впору ставить памятник при жизни — в фойе его собственного театра.
МАЙЯ СТРАВИНСКАЯ

       
"Мой зритель — это эмоциональное меньшинство"
       Роман Виктюк рассказал корреспонденту "Власти" Майе Стравинской о своем театре.
       — Впервые за восемь лет существования вашего театра прошел фестиваль, когда лучшие ваши спектакли прошли на одной сцене и в одно время. Какие впечатления?
       — Впечатления замечательные. Артисты и зрители убеждались, что каждый день видят новое эстетическое зрелище. Это впечатляет каждого. Ведь авторы разные, названия разные, артисты разные — но все это один театр Романа Виктюка.
       — Не стал ли фестиваль своеобразным предъюбилейным подведением итогов?
       — Какой итог!? Да как можно! Я не подвожу никаких итогов. Для меня каждый день, каждая секунда — итог.
       — Но все-таки, если подытожить, можно ли дать характеристику вашему зрителю?
       — Да, я скажу, кто мой зритель. Я так определяю: это эмоциональное меньшинство на планете, люди, которые видят сердцем. Приходят с открытым любящим сердцем и со сцены получают такую же энергетику света и сердца. Так образуется купол. И в нем организмы зрителей и артистов взаимодействуют и начинают светиться. И в конце каждого спектакля зрители аплодируют прежде всего себе — за то что в них есть потребность любить. Но важнее всего то, что они умеют любить.
       — Получается, что у вас есть преданные поклонники, у них есть режиссер. Это какая-то замкнутая система.
       — Что вы! Мой театр открыт для всех. Все двери открыты. Пусть бабочки влетают, если они умны и умеют чувствовать. И тогда они должны раствориться в ярком мире. Потому что крылья — это не признак падения, это признак полета.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...