В одном из наиболее ярких филиалов Государственного музея истории Санкт-Петербурга, Музее петербургского авангарда (Доме Матюшина), открылась выставка «Аптекарский остров. XX век». Небольшая, вроде бы очень конкретная и даже узкотематическая, она хороша и материалом, и самим подходом. Рассказывает Кира Долинина.
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Александр Коряков / купить фото
В принципе структура и идея выставки вполне стандартны. Взят один район города (Аптекарский остров, находящийся между реками Карповкой, Малой Невкой и Большой Невкой), выбран один период (наиболее важный для развития этой территории ХХ век), показ идет через факты, документы и, как всегда у Дома Матюшина, отличный отбор визуального материала, благо фонды Музея истории Санкт-Петербурга богаты в том числе отличной графикой ленинградских/петербургских художников.
Аптекарский остров роль главного героя экспозиции также разыгрывает с честью. Это один из старейших районов Петербурга, с самого начала имеющий свое лицо и никогда не похожий на соседние. На картах XIV–XVII веков он назывался Корписаари. Финское слово «корпи» в переводе означает и «глушь», и «дремучий лес», и «ворон». Отсюда различные названия острова на русском языке — Дикий, Вороний, Лесной. Также остров называли Еловым из-за преобладания густого елового леса, который первые жители новой столицы рубили на дрова для окрестных пороховых заводов. Указом Петра I от 1714 года на Аптекарском острове разрешалось селиться только аптекарским служителям, и предназначен он был для возделывания «аптекарского огорода» на юго-восточной части острова. Теперь эта территория занята Ботаническим садом, а старое название прижилось.
При Павле I «Аптекарский огород» еще соседствовал с лесом, но уже при Александре I мода на дачи постепенно захватила и эти территории, а на рубеже XIX–XX веков центральная артерия острова и вовсе превратилась в образцово-показательный район застройки эпохи промышленного взрыва: Каменноостровский проспект в «аптекарской» своей части — это воплощенная утопия большого города с его удобствами и роскошествами. Работали на создание этого дивного нового мира лучшие из лучших — по домам архитекторов Щуко, Лялевича и Лидваля в этом районе до сих пор учат умению создавать идеальное пространство для жизни представителей крупной буржуазии. Однако камень Каменноостровского проспекта не изгнал с острова дачи. Самой известной стала в 1906 году казенная дача на Аптекарской набережной, где 12 августа эсеры попытались убить Петра Столыпина.
«Острова» Петербурга Блока — это чаще всего другие, следующие за Аптекарским, Каменный, Елагин, Крестовский, более частные, более разгульные, с ресторанами и модными видовыми площадками. Однако выстроенная система мостов, проспектов и набережных сделала все четыре малых петербургских острова Невской дельты единой зоной. И для Блока в 1909-м обобщение островов совершенно логично: «Нет, с постоянством геометра // Я числю каждый раз без слов // Мосты, часовню, резкость ветра, // Безлюдность низких островов».
Советская власть отдельность Аптекарского острова значительно усилила. Тут появляются не только заводы и многочисленные образовательные и научные учреждения, но и жилищные комплексы для советских бонз — прежде всего такой хрестоматийный образец, как Первый дом Ленсовета (арх. Левинсон и Фомин, 1935), в котором неоклассицизм советского извода прикрывает совсем недемократическую начинку здания. Дальше — больше, примерные Дворец молодежи, телецентр с телебашней и так далее. Сейчас новое жилищное строительство и джентрификация огромных советских промышленных комплексов снова должны сделать остров местом особо приятным и притягательным.
Изображение Аптекарского острова в визуальном «петербургском тексте» этому оптимистичному образу несколько противоречит. С другой стороны, весь этот «текст» есть разговор о пространстве странном, безлюдном, утекающем в небытие серого неба и серых речных вод.
Почему вдруг такая мелкорегиональная выставка оказывается актуальной? Похоже, мы возвращаемся в те времена, когда краеведение в старой-новой столице становится приютом разрешенного научного вольнодумства. Эта дорога деятельно протоптана историками-краеведами 1970-х, блистательная команда которых работала как раз в этом же музее. Благо история этого странного, сумрачного, выдуманного, многажды почти уничтоженного разными властителями мира города позволяет думать о том, что даже в таком месте, даже после длительного ожидания, но восходит солнце.