Известный итальянский тенор Фабио Сартори впервые выступил в Большом зале Московской консерватории с ариями и дуэтами Верди, Пуччини, Леонкавалло в сопровождении Госоркестра им. Светланова под управлением Дениса Власенко. Рассказывает Владимир Дудин.
Фото: Владимир Волков
Фото: Владимир Волков
Фото: Владимир Волков
Фото: Владимир Волков
Фото: Владимир Волков
Фото: Владимир Волков
Выступление в одном из главных столичных залов итальянской звезды в ситуации исчезнувших с российских афиш зарубежных имен казалось чем-то из области ненаучной фантастики. Тем более если речь идет о 52-летнем Фабио Сартори, признанном сегодняшнем продолжателе традиций Лучано Паваротти (помимо прочего среди его педагогов в Венеции был пианист и дирижер Леоне Маджера, друг и учитель Паваротти). Индустрией гламура и масскультурными проектами тревизанец Сартори, правда, избалован куда меньше, но на недостаток востребованности ему трудно посетовать. Даниэль Баренбойм в свое время постоянно приглашал его петь в Берлине — в «Тоске» Пуччини, в Реквиеме, «Макбете» и «Симоне Бокканегре» Верди. Партию Габриэля Адорно из «Бокканегры» Фабио Сартори без малого семь лет назад пел и в Москве, когда вердиевскую оперу привозил на гастроли «Ла Скала». В этом сезоне певца ждут в основном на главных итальянских сценах (Милан, Флоренция, Верона, Венеция, Болонья) в «Отелло», «Аттиле», «Двух Фоскари», «Трубадуре» Верди, а в Берлин он вернется с Калафом в «Турандот» Пуччини.
В Москве же его первым выходом стал пронзительный речитатив-вопль к арии Макдуфа из «Макбета» Верди — именно в этой партии певец и дебютировал на сцене «Ла Скала» в 1997 году. Речитатив начался словами «O figli, o figli miei! Da quel tiranno tutti uccisi voi foste» («Сыночки мои, этот тиран убил вас всех и вашу несчастную мать тоже»), продолжившись арией «Ah, la paterno mano» («Ах, отцовская длань не заслонила вас, родимые, от подлых убийц»). Именно этому герою трагедии Шекспира и оперы Верди было суждено собрать войско для свержения обезумевшего от страха узурпатора Макбета. На драматической сцене такое смело можно прокричать, но в вердиевской опере сделать решительно невозможно, ибо все в ней поверено гармонией бельканто. Это искусство Сартори с редкой увлеченностью и демонстрировал в московском концерте от первой до последней ноты.
Богатую лирико-драматическую природу своего тенора гость раскрывал от арии к арии, среди которых почти все были выбраны из золотого репертуара оперных хитов, если не считать редко звучащей арии Оронте из ранних «Ломбардцев» Верди. В том, как внутренне театрально выстраивал певец драматургию каждого своего номера — всегда мини-спектакля, будь до предсмертная ария Каварадосси из «Тоски» или рыдающее ариозо Канио из «Паяцев»,— ностальгически слышалась уходящая натура настоящего, чистейшей пробы итальянского оперного артиста. Заигравшись в своего Канио и занырнув глубоко в образ, Сартори даже едва не довел себя до слез, но быстро спохватился и вернулся в реальность московского концертного зала. Но при всем этом драматизме и актерском проживании музыки солист на первый план неуклонно ставил линию бельканто: сердечную теплоту тона, ровность регистров, плавность звуковедения, свободу дыхания.
В двух дуэтах с сопрано из Швейцарии Дарьей Рыбак Фабио Сартори проявил себя чутким и эмпатичным, особенно по меркам нынешних цифровых времен, партнером. Это слышалось и в дуэте с Дездемоной из «Отелло» Верди, и в «Мадам Баттерфляй» Пуччини, где эффекта невольно добавляла еще и разница в возрасте, отчего обе женские героини казались на фоне главного героя юными, хрупкими и беззащитными. Впрочем, эти эпитеты мало подходили к исполнительской решимости Дарьи Рыбак. Достаточно сказать, что своим первым сольным номером она отважно выбрала арию донны Анны «Non mi dir» из второго акта «Дон Жуана» Моцарта, на что решилась бы не каждая состоявшаяся дива. Ее действительно большому lirico-spinto предстоит еще очень многому научиться (хотя бы более тонкому и мягкому легато), и все же в его многообещающем объеме и тембре, мимолетно напомнивших и о Мирелле Френи, и о Марии Драгони, и Фьямме Иццо д’Амико, тоже трудно было не почувствовать энергии именно итальянской великой традиции.