Не устал, но ухожу
«Дворец»: Роман Полански встречает конец света и прощается
В российский прокат выходит «Дворец» Романа Полански. Новогодний капустник 90-летнего классика выполнен по всем законам жанра: толпа любимых артистов в карнавальных нарядах и на пике своей комедийной формы пышет энтузиазмом, но разменивает его на плоские остроты, все более похабные по мере приближения к финальному утреннему похмелью. Алексей Васильев вспоминает эпоху великих загулов и разбирается, почему именно в декорациях Нового года–2000 Полански решил попрощаться с кино.
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
В Швейцарских Альпах есть местечко Гштад, известное своим горнолыжным курортом, виллой, где была задушена вдова Кандинского, и огромным отелем «Дворец», Le Palace, где в прежние, более нарядные времена любили проветриться принц Чарльз, Элизабет Тейлор, Майкл Джексон, Маргарет Тэтчер. И Роман Полански, который вот уже на протяжении полувека, с тех пор как стал для Голливуда изгнанником, всем прочим европейским пристанищам предпочитает это. Маленький, взъерошенный и юркий, режиссер «Ребенка Розмари» и «Китайского квартала» и сегодня производит впечатление живчика. Однако и с паспортом не пошутишь, а паспорт утверждает, что Полански 90 лет: возраст, когда пристало бы составить завещание, а в случае великого художника, каковым Полански безусловно является,— поделиться с потомками какой-то главной мудростью и, если повезет, радостью, какой научила жизнь.
Другой режиссер со столь же безукоризненным кинематографическим швом, как у Поланского, Кубрик, самым последним словом в своем самом последнем фильме («С широко закрытыми глазами», 1999) сделал слово «fuck» — первая тогдашняя красавица Николь Кидман так отвечала на вопрос тогдашнего своего мужа Тома Круза, волновавший, впрочем, и Чернышевского: «Что делать?» И хоть фильм вышел так себе, урок он преподал дельный.
Полански тоже припас подарок что надо: встречу Нового года в миллионерском многоэтажном шале. И не какого-нибудь, а 2000-го. И дело тут не в смене века, не в магии обнуления, которая по-разному беспокоит в фильме многих постояльцев. Важнее, что конец 1990-х и первая половина нулевых были одним из самых зрелищных загулов в истории XX века, когда диско совершило апгрейд, люди, невзирая на СПИД, проявляли живейший интерес друг к другу, Lamborghini выкрасили новую модель в ярко-оранжевый, порноиндустрия снова начала набирать обороты, а главное — никто не просыхал, и если похмелье и провоцировало истерию, то разве что модную — а тогдашняя мода сегодня сойдет разве что для фигуристов и цирковых гимнастов. Из всех прежних загулов этот казался еще и наиболее безобидным — потому как не закончился же мировой войной, как бель эпок, или приходом нацизма, как Веймарская республика, или баррикадами в Париже и танками в Праге, как всеобщее братание и экономический бум 1960-х, или перепугавшей мир до чертиков ядерной конфронтацией, сменившей десятилетие «ночей в стиле буги».
Так нам тогда казалось. До чего мир скукожился после того нашего загула, вы и сами теперь прекрасно видите. Первая из любимых игрушек, которую выхватили у нас буквально изо рта, стала сигарета — аксессуар, без которого персонажи «Дворца» просто не выступают. Крестовый поход против курения начался после событий 11 сентября. Хотя Полански, кажется, видится иная триггерная дата, судя по тому, как настойчиво он вводит в фильм телевизионное обращение Бориса Ельцина, снимающего с себя полномочия. Из российской прокатной версии оказалось удалено новогоднее поздравление 47-летнего Владимира Путина — хотя я лично не понимаю почему. В фильме как раз весьма ехидно показан контраст между унылыми фольклорными танцами новогоднего швейцарского телевидения — и нашей сенсационной праздничной программой, где под гирляндами и елками отрекается старый президент, под бой курантов появляется новый и. о. Следом, если кто помнит, пошла Пугачева с номером «Снова будем грешить мы и каяться, вновь сыграем в рулетку с судьбой — это значит, что жизнь продолжается, значит — вертится шар голубой». Новогодний «Огонек» как раз тогда и хорош, когда неожиданный, взрывной, когда суперзвезды, каких невозможно представить в одном кадре, передают друг другу эстафету действительно грядущей перемены, а не просто рвут листок с календаря.
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
Фото: Про:взгляд
В фильме Полански хватает суперзвезд — именно таких, которые сроду не пересекались. И старт им дан отличный — сам режиссер, очевидно, наслаждается сложнейшим пятиминутным вальсирующим планом без единой склейки, в котором нет и тени самолюбования, а зритель в каждую секунду видит ровно то, что необходимо, чтобы уловить суть,— одним из тех идеальных сложносочиненных планов, которые принесли Полански славу великого кинорассказчика. А на экране — бармен протирает бокалы и обменивается первыми, весьма обнадеживающими, дежурными остротами с посетителями, стойка сверкает бутылками по 12 тыс. франков, а на барные табуреты вскарабкиваются знаменитости из совершенно разных опер и в совершенно немыслимых для себя визажах: например, Фанни Ардан с прической афро и в постхиппианских одеждах, напоминающая Дайану Росс, которая стащила сценический костюм у Джейн Биркин и сбежала в нем бухать; или Микки Рурк в парике Энди Уорхола, придавшем ему сходство с нашим знаменитым телеюмористом описываемого периода и завсегдатаем «Огоньков» Ефимом Шифриным.
Все же наиболее актерски органично, как рыбы в воде чувствуют себя в этой атмосфере затевающегося новогоднего выпуска «Кабачка „13 стульев"» те, кто много работал именно на телевидении в 1970-х, в золотую эру таких вот «Огоньков», праздничных программ-ревю. Среди них — один из создателей и звезд главной английской юмористической телепередачи всех времен «Монти Пайтон» Джон Клиз в роли 97-летнего нефтяного магната, женившегося на 22-летней розовой хрюшке (толстый намек на тогдашний брак дородной Анны Николь Смит с 90-летним миллионером, умершим через год после свадьбы). Клизу особенно удается роль трупа: его герой умирает во время секса (намек еще и на тогдашние секс-триллеры вроде «Основного инстинкта» и «Тело как улика») с улыбкой счастливого идиота, с какой его и таскают по лифтам, с сигарой в окоченевших губах, весь фильм, выдавая за живого.
Другая такая звезда фильма — самая красивая телевизионная тетенька 1970–1980-х Сидни Ром. Советских старшеклассников эта зеленоглазая блондинка с соломенными кудрями сводила с ума, накручивая сахарно-хриплым голосом бесконечные куплеты баллады «Hearts Can Break» в клоунских шароварах на фоне разноцветных электронных разбивающихся сердец. Это — с утра, в программе «С добрым утром!». А вечером она же появлялась в образе прогрессивной журналистки, жены Джона Рида, в семисерийных «Красных колоколах» Сергея Бондарчука. А еще она вела телеуроки аэробики и собаку съела на таких вот новогодних дивертисментах, умело вписываясь в любой диалог, поднимая своими гримасами на смех нарциссизм Хулио Иглесиаса, так что он, разыгрывая с ней сценку, даже этого не подозревал. У Полански 77-летняя Ром воскрешает эти свои навыки, вставая вровень с такими корифеями советской телешутки, как Ольга Аросева, незабвенная пани Моника, или Рина Зеленая. Полански, кстати, и сделал Ром панъевропейской звездой, дав ей роль современной Алисы в Стране секс-чудес в комедии «Что?» (1972). Когда в 2007-м вышел детектив «Пристанище», снятый одним из королей джалло Пупи Авати, то больше всего нас в нем перепугала физиономия Ром: актриса сделала себе такую пластическую операцию, словно пошла к хирургу с фотографией Джека Николсона в образе Джокера и попросила: «Сделайте мне так же!» Во «Дворце» она и играет жертву пластической хирургии, донельзя потешно, подтверждая аксиому, что подлинно великий клоун задорнее всего смеется над собой.
Пластики во «Дворце» вообще много (в том числе и в лице Микки Рурка). Аристократия, увы, тогда выродилась, я помню этих прекрасных людей в шейных платках, неверной рукой держащих шампанское за завтраком в берлинском «Савое» или «Отель де Пари».
А еще — много русских! Здесь русские — под предводительством Александра Петрова, которые врываются в этот мир подправленных лиц и нелепых нарядов, как врывались тогда мы: жизнью, здоровьем… Лучше всего о нас тогдашних сказала одна английская телеведущая, с которой я в те годы познакомился в круизе по Лигурийскому морю и вдоль Лазурного берега: «Когда вы, русские, появились — вы стали для нас как новый банк спермы. Ты сидишь, пьешь водку, угрюмый и опасный как бандит. Но вот подсаживаюсь я, кладу ладонь тебе на плечо, ты оборачиваешься, улыбаешься, и это — Брэд Питт!» Именно такое — один в один — упоительно точно и изобразил Петров.
Главной же звездой собрания во «Дворце» становится вымышленный порноактер Бонго Миннетти, звезда фильмов «Властелин конец», «Сперминатор» и «Слияние» — и тут я не могу не вспомнить 2002-й, праздник в венской ратуше, зал, в котором я разглядел барную стойку, зашел — и, как Микки Рурк в фильме Полански, опознал по члену любимого порноактера Джеффа Страйкера, украшавшего ту вечеринку живым представлением-экспромтом. И это тоже верный знак того прекрасного времени, вокруг миллениума.
Но — увы, после первых 30 минут, когда все гости уже в сборе и представлены зрителям и друг другу во всей красе, все ожидания оказываются обмануты. Линии персонажей никак не развиваются и не пересекаются, Сидни Ром вообще куда-то исчезает. Впрочем, и это вполне укладывается в закон «Голубых огоньков»: авторы знают, что, чем дальше за полночь, тем больше зрителей веселят собственные шутки и песни, а не то, что происходит в телевизоре, так что дальше уже нет смысла особо стараться. Место удачных реприз во «Дворце» занимают концептуальные высказывания: в то время как богачи все чаще валятся пьяными или попросту умирают, славянские горничные и русские телохранители дружной кучкой чокаются горькой и поют хором «Интернационал». И здесь уже Полански начинает промахиваться в деталях: «Интернационал» и мне доводилось петь в Европах, но — в обществе жен глав колумбийских картелей, луганских патрициев и бомбейских киноидолов. Время широких жестов тем и отличалось, что все смешались со всеми. Полански совершенно напрасно стал заглядывать дальше, уже в наши времена, нарушив великое секретное правило широкого жеста — не думать о завтрашнем дне.
Впрочем, в известной степени как режиссер Полански оказался верен этому завету, совершенно не подумав о рецензиях, которые последуют наутро после премьеры этого его капустника. «Дворцу» уже по праву принадлежит звание самого ненавидимого фильма года. И, сдается мне, слабый сценарий — далеко не главная тому причина.
В прокате с 23 ноября
Подписывайтесь на канал Weekend в Telegram