Рожденный 4 ноября

В первые постсоветские годы принято было считать, что государственные праздники новой России — сплошной набор недоразумений. День России 12 июня — это день принятия в 1990 году Декларации о государственном суверенитете РСФСР в составе обновленного Союза. С учетом несостоявшегося обновления дата порождала саркастические рассуждения о независимости от самих себя. 22 августа — День флага — знаменует поражение ГКЧП, событие, которое предопределило распад СССР, но давно перестало восприниматься как безусловное торжество свободы и демократии. День народного единства 4 ноября — самый молодой в этой триаде: он был установлен в 2004 году и заменил собой День согласия и примирения, отмечавшийся 7 ноября. Накануне Дня народного единства корреспондент «Ъ» Иван Тяжлов разбирался, какие исторические события чествуются в России 4 ноября.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Что происходило в Москве 4 ноября 1612 года

Собственно говоря, никто и не скрывал. «4 ноября 1612 года воины народного ополчения под предводительством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского штурмом взяли Китай-город, освободив Москву от польских интервентов и продемонстрировав образец героизма и сплоченности всего народа вне зависимости от происхождения, вероисповедания и положения в обществе»,— говорилось в пояснительной записке к закону 2004 года о внесении изменений в перечень Дней воинской славы.

Тогда, через 13 лет после распада СССР, казалось, что это неплохая замена Дню согласия и примирения, вписанному в календарь официальных дат вместо утратившего актуальность дня Октябрьской революции 1917 года. История распада СССР и первых постсоветских лет изобиловала идеологическими и политическими конфликтами, которые до сих пор не получили публичной оценки, предполагающей общественный консенсус.

С согласием и примирением по поводу столь недавних событий дело обстояло сложно, поэтому имело смысл обратиться к более дальнему прошлому и поискать в нем образец гражданского единения — по возможности перед лицом внешней угрозы.

История так называемого Второго ополчения, которое созвали в Нижнем Новгороде купец Кузьма Минин и князь Дмитрий Пожарский, чтобы положить конец политической смуте, гражданской войне и иностранной интервенции, подходила для этого как нельзя лучше. Ноябрь, правда, мог показаться не лучшим выбором для важнейшего национального праздника: в начале последнего осеннего месяца зачастую вовсю идет снег, с которым трудно совместить веселье и гуляния, но тут как раз сказывалась советская привычка к «ноябрьскому празднику».

А на самом деле 4 ноября 1612 года в Москве ничего не происходило.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Штурм Китай-города войсками Второго ополчения и примкнувшими к ним казаками произошел не 4, а 1 ноября, или 22 октября по старому стилю. Польский гарнизон, остававшийся в Кремле, капитулировал спустя 4 дня, 26 октября, или 5 ноября по старому стилю. 6 ноября военачальники — князь Дмитрий Пожарский и князь Дмитрий Трубецкой — торжественно въехали в Кремль. 11 ноября 1612 года архимандрит Троице-Сергиевой лавры Дионисий провел крестный ход по случаю изгнания иноземцев и освобождения Москвы — этот день пришелся на воскресенье. Соответственно, Китай-город перешел в руки русских в предыдущий четверг, а польский гарнизон Кремля сдался в понедельник. Накануне, 4 ноября, по-видимому, завершались переговоры о сдаче.

Ошибка в три дня, закравшаяся в закон 2004 года о днях воинской славы, объясняется сложностью перевода дат Юлианского календаря, которым пользовались в России времен Минина и Пожарского, в принятое ныне Григорианское летосчисление. Для XVII столетия разница составляет 10 дней, а для XXI — 13.

Откуда в Москве 1612 года взялись поляки

Идея сделать события 1612 года основой одного из главных государственных праздников может считаться просветительской. Преподавание отечественной истории в общеобразовательной школе лишь сравнительно недавно оказалось в числе государственных приоритетов, но и сейчас представления россиян об истории XVII столетия и, в частности, об истории Смуты остаются довольно смутными.

Династический кризис, связанный с пресечением правящего дома Рюриковичей, климатические изменения, вызвавшие подряд несколько неурожайных лет и приведшие к голоду в ряде провинций и к голодным бунтам, и наконец иностранные вторжения на фоне хронической гражданской войны и периодического полного безвластия — огромная сложная история с ворохом дат.

При этом существует укоренившееся заблуждение, будто бы европейская политика в России началась только спустя три четверти столетия после Смуты, при Петре Великом, начавшем, как известно, рубить окно в Европу. На самом деле Россия даже в худшие годы Смуты оставалась в самом центре восточноевропейской политики, строила союзы и сама по себе была объектом пристальнейшего внимания соседей с Запада — и как огромный рынок, и как источник военной силы, и как территория, через которую проходят стратегические торговые пути на Восток.

Ближайшим западным соседом России была Речь Посполитая — огромное государство, возникшее в результате Люблинской унии Польши и Литвы (1569). Объединенный польско-литовский Сейм избирал единого правителя — короля польского и великого князя Литовского. В 1587 году на этот пост был избран Сигизмунд III из шведской династии Васа — амбициозный монарх, пытавшийся расширить свои владения на востоке, особенно в свете политического кризиса в России.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Тогдашняя Россия — Московское государство — включала в себя уже очень обширные территории на востоке, в том числе на Урале и в Сибири, но не обладала четкой границей на западе. Дело было не только в затяжных войнах, которые вел на этом направлении Иван Грозный на протяжении своего долгого царствования. Но еще и в том, что часть земель, населенных говорящими по-русски и на близкородственных языках православными людьми еще со времен монгольского нашествия, оставалась в составе Великого княжества Литовского, а к концу XVI века — в составе Речи Посполитой. Это давало представителям польских и литовских элит основание заявлять собственные претензии на западные окраины Московского государства.

Претензии звучали тем отчетливее, чем слабее оказывалась государственная власть в Москве.

Начало XVII века было именно таким моментом: впервые польский гарнизон оказался в Кремле в 1605–1606 годах при царе-самозванце Лжедмитрии I, опиравшемся в том числе на польские копья и мушкеты и надеявшемся укрепить свое положение браком с польской аристократкой Мариной Мнишек. Правда, первое московское замужество Марины продлилось едва ли больше недели: в середине мая 1606 года москвичи восстали против поляков и убили Лжедмитрия.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Царем в Москве стал Василий Шуйский, которому пришлось иметь дело со вторым самозванцем — Лжедмитрием II. Тот в 1608 году встал лагерем в Тушино, в паре десятков верст от тогдашней черты Москвы, и пытался держать в узде почти неуправляемую ораву сторонников, в которой первые скрипки играли мятежные казаки и польские шляхтичи. Шуйский перед лицом этой угрозы заключил союз со Швецией — и этот факт больно задел Сигизмунда III, считавшего себя законным претендентом на престол своих предков в Стокгольме. Сигизмунд объявил войну шведско-русскому союзу; его войска вторглись на российскую территорию и в конце концов после свержения и пленения Шуйского осенью 1610 года вновь заняли Москву. Польский гарнизон в городе в этот момент насчитывал около 8 000 человек, командовал им поначалу гетман Станислав Жолкевский, одержавший победу над превосходящими силами русскими и шведами при Клушине под Смоленском.

Ворота Москвы полякам Жолкевского фактически открыли бояре, организовавшие свержение Шуйского и избравшие царем польского королевича Владислава, старшего сына Сигизмунда.

На тот момент ему было только 15 лет. Московские бояре прислали Владиславу не только приглашение на трон, но и царские регалии, и тот формально принял любезное приглашение, но сам в Москве так никогда и не появился. Польшей и Литвой Владислав правил до своей смерти в 1648 году — а вот московское его правление формально прекратилось 5 ноября 1612 года, со сдачей польского гарнизона и низложением боярского правительства, так называемой Семибоярщины.

Сколько было ополчений

Гетман Жолкевский осенью 1610 года отправился из Москвы под Смоленск, оставив комендантом другого военачальника, великого духовного референдария Литвы Александра Гонсевского. Бояре, считавшие себя верными Владиславу, возвели коменданта в боярское достоинство и назначили его главой Стрелецкого приказа, то есть военным министром.

Гонсевский приказал арестовать патриарха Гермогена. Патриарх поначалу был одним из сторонников приглашения Владислава занять опустевший московский трон — при условии принятия королевичем православия. Гермоген был также категорическим противником введения в Москву польского гарнизона — его интересовала законная уния, а не оккупация. Как только он понял, что поляки установили оккупационный режим, он принялся призывать к восстанию против них, рассылая письма по Москве и другим русским городам. Гермоген стал одним из идеологов сначала Первого, а потом и Второго ополчения, но дождаться освобождения Москвы ему не удалось — он умер в феврале 1612 года.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Первое ополчение во главе с рязанским воеводой Прокопием Ляпуновым весной и летом 1611 года блокировало поляков в центре Москвы, заняв Новодевичий монастырь и укрепления Белого города. Одной из штурмовых операций в районе Сретенки руководил князь Дмитрий Пожарский.

Овладев окраинами, Ляпунов и князь Дмитрий Трубецкой, руководивший частью бывших сторонников Лжедмитрия II в Тушинском лагере, попытались создать временное правительство, не признающее власти Владислава и Семибоярщины. Но Гонсевскому удалось найти способ внести смуту в ряды осаждавших: казаки обвинили Ляпунова в намерении учинить над ними произвол и расправу, причем воеводе предъявили соответствующий приказ, якобы написанный его рукой. Ляпунов признал высокое качество подделки, но не свою вину — и был убит. После этого отряды ополченцев покинули Москву. А уже осенью 1611 года в Нижнем Новгороде начало собираться Второе ополчение, действия которого в итоге оказались более успешными.

Из Нижнего ополчение Минина и Пожарского направилось сначала в Ярославль. Ополченцы стремились поставить под свой контроль коммуникации с русским севером и Поморьем. Кроме того, в Ярославле они приступили к формированию переходного правительства, которое должно было после изгнания врага созвать Земский собор для избрания нового царя.

Как Москва избавилась от интервентов

В Ярославле ополчение задержалось на полгода. К Москве их авангард вышел только 3 августа 1612 года. К этому времени дела у Гонсевского шли все хуже. Пропольское боярское правительство контролировало только Кремль и Китай-город — столичные слободы за пределами этих кварталов были полны недовольными и готовыми к мятежу горожанами. За пределами городских стен стояли несколько лагерей мятежных казаков, расположенных скорее к грабежу, чем к борьбе за национальное освобождение, но успешно блокировавших подвоз продовольствия в Кремль.

Уже зимой в гарнизоне Жолкевского начались упаднические настроения. Один польский отряд покинул Кремль в январе, еще один — в начале лета. В результате к приходу ополченцев поляки располагали примерно тремя тысячами сабель, и трудности со снабжением становились все более ощутимыми. В середине лета поддержать Гонсевского пришел из-под Смоленска отряд полковника Николая Струся — Струсь участвовал в боях за Москву весной и летом 1611 года, а теперь привел авангард армии польского гетмана Яна Ходкевича. Ходкевич намеревался укрепить положение поляков в Москве и помочь им наладить снабжение: он не был готов к тому, что ему придется пытаться деблокировать окруженный голодающий гарнизон. Референдарию Александру Гонсевскому, можно сказать, повезло: он сдал командование Струсю и полковнику Юзефу Будзиле, а сам поспешно уехал в Литву.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Когда Ходкевич вышел к Москве со стороны Поклонной горы, он обнаружил, что окраины города уже контролируются ополченцами Минина и Пожарского и казачьими отрядами Трубецкого. Трубецкой стоял лагерем у Крымского брода, а Пожарский создал несколько временных деревянных крепостей — одна из них находилась в Замоскворечье, у церкви Климента папы римского. 22 августа Ходкевич, под началом которого было около 12 тыс. пехотинцев и всадников, а также полевая артиллерия, атаковал позиции противника в районе Новодевичьего монастыря. Бой продолжался несколько часов, и поляки оттеснили пожарцев в район Чертольских ворот — в район нынешней Пречистенской набережной. Трубецкой поначалу не спешил прийти на помощь Пожарскому, но часть казаков и ополченцев из его лагеря у Крымского брода, видя картину боя, без приказа форсировали реку и в итоге заставили Ходкевича отступить. На это отступление в отчаянии смотрели солдаты польского гарнизона, которые попытались сделать вылазку во время схватки в Чертолье, но лишь понесли потери.

Ночью в Кремль через Замоскворечье пробился польский отряд в 600 сабель, но это только ухудшило положение осажденных, которым уже не хватало припасов. Утром 23 августа Ходкевич начал штурмовать Донской монастырь, а на следующий день попытался устроить генеральный штурм Москвы. Поначалу полякам удалось почти полностью захватить Замоскворечье, что привело в замешательство командиров ополчения. Но 25 августа русские перешли в наступление, отбили занятые поляками укрепления и в конце концов вынудили Ходкевича отступить от Москвы.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Следующие два месяца русские потратили на укрепление единства своих рядов — Пожарского не устраивала вольница Трубецкого, он помнил не только детали боя в Чертолье, но печальную судьбу Ляпунова. Поэтому вожди ополчения позаботились о более надежном политическом объединении и от его имени стали рассылать письма по другим городам, рассчитывая на подкрепления. В письмах купец Минин и князья Пожарский и Трубецкой обещали «российскому государству во всем добра хотеть безо всякой хитрости» и давали понять, что рассчитывают в ближайшее время обеспечить выборы нового законного царя.

В Кремле же в это время происходила катастрофа. В конце сентября у поляков еще были силы ответить высокомерным отказом на присланное Пожарским предложение сдаться под гарантию сохранения жизни. Но блокированный гарнизон все больше страдал от голода и сопутствующих болезней. Полковник Юзеф Будзила, переживший эту осаду, писал впоследствии об ужасных вещах: «Ни в каких летописях, ни в каких историях нет известий, чтобы кто-либо, сидящий в осаде, терпел такой голод, чтобы был где-либо такой голод. Потому что когда настал этот голод и когда не стало трав, корней, мышей, собак, кошек, падали, то осажденные съели пленных, съели умершие тела, вырывая их из земли; пехота сама себя съела и ела других, ловя людей. Пехотный поручик Трусковский съел двоих своих сыновей, один гайдук съел своего сына, другой съел свою мать. Об умершем родственнике или товарище, если кто другой съедал такового, судились, как о наследстве, и доказывали, что его следовало съесть ближайшему родственнику, а не кому другому».

Командиры пытались сохранить остатки дисциплины, но при таком крушении морали это было уже невозможно. Положение усугублялось тем, что за стенами Кремля и Китай-города жил город,— разумеется, истощенный боями и осадами последних лет, но тем не менее вполне живой и располагающий запасами. Поляки попытались облегчить свое положение, выставив за ворота бояр с семьями — тем, разумеется, пришлось немедленно отречься от присяги Владиславу, и они были рады, что не погибли ни от голода, ни от сабель ополченцев. Среди вышедших был и будущий царь, 16-летний Михаил Федорович Романов.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Собственно, дальнейшее объясняется тогдашним устройством Москвы: городом в собственном смысле этого слова — плотно застроенными улицами под защитой кольца укреплений — в начале XVII века были только Кремль и прилегающий к нему Китай-город. За их пределами, в Замоскворечье, Белом и Земляном городе, под защитой внешних стен и валов находились усадьбы и слободы, во многих случаях разделенные рощами, садами и огородами. Такая планировка сделала августовскую битву за Москву между ополченцами и войском Ходкевича более похожей на маневренную войну, чем на уличные бои. До поры поляки держались в Кремле и Китай-городе. Когда 1 ноября ополченцы и казаки одним ударом завладели Китай-городом, шансов у гарнизона не осталось. 5 ноября полковник Струсь вывел остаток гарнизона по Троицкому мосту и через Кутафью башню. Истощенные поляки бросали оружие и знамена к ногам ополченцев и казаков. Казаки Трубецкого в конце концов не сдержали данного слова и перебили часть своих пленных — и это было одним из последних стихийных проявлений русской Смуты. Пленные, попавшие в лагерь Дмитрия Пожарского, были расселены по слободам и городам и в большинстве своем дожили до конца войны, длившейся еще шесть лет.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

«Русские вошли в Кремль. Он был в ужасающем состоянии: в церквах все было ободрано, везде была страшная нечистота и вонь… да и остальная Москва находилась в бедственном положении»,— пишет историк Москвы Мария Баганова. Но всего через полгода в Москве началась совсем другая история — история дома Романовых.

Образ и наследник

В 1649 году у второго царя династии Романовых, Алексея Михайловича, родился первенец, Дмитрий. Ему не суждено было прожить и года, но рождение его стало праздником для царствующей семьи, и день 22 октября 1648 было решено отмечать как праздничный, в честь Казанской иконы Божией матери.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Один из самых знаменитых образов богоматери был обретен в 1579 году после пожара в Казани: богородица во сне явилась 10-летней девочке, и та указала место, где под слоем пепла и головней была откопана икона, оказавшаяся чудотворной.

Казанская икона пребывала в Москве с полками Первого ополчения, а затем оказалась и в лагере Второго. Вероятно, после победы над поляками и был установлен местный церковный праздник в честь образа, а рождение царевича Дмитрия в день 36-й годовщины штурма Китай-города придало почитанию иконы дополнительный смысл.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Специально для нее на Красной площади был построен Казанский собор, но в течение некоторого времени икона находилась в домовой церкви Романовых в Коломенском. В 1918 году она была украдена, а в 2023 году обретена вновь. Русская православная церковь считает, что это именно тот образ, который находился при войске Минина и Пожарского.

Праздник Казанской иконы Божией матери по правилам перевода юлианских дат в григорианские в нынешнем столетии приходится на 4 ноября.