О прекрасном и удавительном

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

В Новгороде в этом году была найдена берестяная грамота, получившая номер 1189,— послание некоего Прокши к некоему Нечаю. Совсем коротенькое, из одного слова: «Удавися». Массовой аудитории лаконичность и, так сказать, экспрессия послания пришлись по вкусу, грамота превратилась чуть ли не в мем — редко когда об археологических находках, даже и более весомых, пишут так много. И с таким неподдельным увлечением.

Вообще, экспрессивных находок из прошлого было неожиданно много. Мировой общественности с помпой презентовали сразу несколько неизвестных ей картин великих старых мастеров. Сначала мадридский Прадо показал картину «Се Человек», заново атрибутированную как произведение Караваджо. Потом в Риме показали своего «нового Караваджо» — портрет Маттео Барберини, томившийся в безвестности многие десятилетия. А потом и мюнхенская Старая пинакотека выступила с находкой: в парном портрете неизвестного художника конца XV — начала XVI века обнаружили работу Джорджоне.

Это, положим, не шумное пришествие в 2017 году «Спасителя мира», приписанного Леонардо, зато тут и не единичное событие. К тому же времена нынче катастрофически другие: арт-рынку тоже только и остается, что грезить о минувшем. Один-единственный «Спаситель мира» ушел в свое время за $450 млн, а в 2024 году совокупная стоимость десяти самых дорогих аукционных лотов составила $512 млн; в 2023 году эта сумма доходила до $660 млн, а в 2022-м — $1,1 млрд. На таком фоне даже оглушительная продажа насмешливой инсталляции Маурицио Каттелана «Комедиант» (банан, приклеенный скотчем к стене) на Sotheby’s за $6,2 млн погоды не делает. Тенденция так себе: тучные годы в прошлом.

Тяга к прошлому, воспоминания и грезы о нем не всегда так печальны, что хоть удавись, но так или иначе они властно заявляли о себе в этом году повсеместно

Тему относительно недавнего былого — 1990-х — прочно оседлала отечественная кино- и сериальная индустрия. Волной возобновлений, реконструкций и переносов старых спектаклей обернулся в московском Большом театре первый сезон Валерия Гергиева. Возвращена в Троице-Сергиеву лавру «Троица»: все как в прошлом, как при царе. В постоянную экспозицию Третьяковской галереи, лишившейся древнерусского шедевра, вернулись после долгой реставрации многострадальные «Иван Грозный и сын его Иван» Репина.

Самое заметное мировое музейное открытие года — не какой-нибудь очередной музей современного искусства, построенный модной архитектурной знаменитостью, а Большой Египетский музей в Гизе. Тоже привет из минувшего: грандиозную сокровищницу для древнеегипетских памятников начали строить еще в 2008 году, но достроили и открыли (пока не полностью) только сейчас.

Громкими музыкальными событиями раз за разом оказывались возвращения опять-таки больших музыкантов прошлого. Спор вокруг открытия парижской Олимпиады сводился, в сущности, к пререканию о том, какое именно произведение старых мастеров спародировали постановщики церемонии открытия — вот то или вот это. О торжественном возвращении к жизни отреставрированного собора Парижской Богоматери уж и говорить не приходится: начиная с позапрошлого века Нотр-Дам — символ европейского культа художественного прошлого, его романтизации, мечтаний о благородной, аристократичной, возвышенной и увлекательной старине. Что ж, занятие почтенное, а во времена давящей неопределенности, видимо, даже и неизбежное.