Неакадемические полчаса

На сцене «Мариинского-2» в рамках программы, посвященной Игорю Стравинскому, состоялась премьера одноактных «Танцсцен»: главный отечественный балетный авангардист Вячеслав Самодуров впервые сочинил хореографию для родного театра. Тому, как умело бывший премьер приспособил свое дарование к особенностям петербургской труппы, дивилась Татьяна Кузнецова.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Анонсированную премьеру представили на день раньше, чем собирались: «Симфонией до мажор» Стравинского, на музыку которой поставлен новый балет, захотел продирижировать Валерий Гергиев, а у него оказался единственный свободный вечер — 8 апреля. Стоит признать, что тем, кто оказался в зале, повезло: под палочкой Арсения Шуплякова, вставшего за пульт на следующий день, Стравинский был сам на себя не похож. Даже его ранний, часто исполняемый «Петрушка»: масленичное гулянье в Санкт-Петербурге, под руками маэстро Гергиева кипевшее в оркестре, не просто увяло — пошло вразнобой. Странно, однако, что в оба вечера изрядная часть публики «Петрушкой» и удовольствовалась — в частности, семьи с детьми покинули зал, проигнорировав премьеру. «Танцсцены» приберегли под конец, показав во втором отделении относительно свежие «Концертные танцы» в хореографии мариинского первого солиста Александра Сергеева — эту постановку перенесли в Петербург из Ростова только в июне прошлого года.

Между тем «Танцсцены» заслуживали самого пристального внимания. Это первый балет Вячеслава Самодурова на сцене родного Мариинского театра. Выпускник Вагановской академии, дослужившийся до статуса премьера, покинул родную труппу 25 лет назад. Премьерствовал в Амстердаме и лондонском Ковент-Гардене, на родину вернулся уже в качестве хореографа и за 15 лет активной деятельности поставил не меньше 25 балетов, став, пожалуй, главным отечественным специалистом по современной классике. Его конек — одноактные бессюжетные балеты, но и сюжетных полнометражных он не чурается. 12 лет он возглавлял Екатеринбургский театр оперы и балета, фактически создав заново его репертуар. Ставил повсюду: в петербургском Михайловском и московском Большом, в Музтеатре Станиславского и в Театре Якобсона. За эти годы, прививая академическим па современную раскованность и непредсказуемость, выработал вполне узнаваемый стиль, в котором темпы allegro явно преобладают над adagio, классическая техника снижена телесным «просторечием», устоявшиеся формы танца дробятся на мелкие фрагменты, а хореографическое действо выстроено по принципу симультанности, то есть частенько все танцуют сразу и одновременно.

К тому же у хореографа Самодурова подобралась команда любимых соавторов, из-за чего его балеты похожи и внешне. «Танцсцены» оформлял Алексей Кондратьев — и опять, как в московской «Танцемании» и екатеринбургском «Приказе короля», включил на заднике ряд исполинских «фар», над сценой в несколько рядов и на разных уровнях протянул длинные неоновые трубки, а пространство расчленил завесами из тонких стержней, разделяя таким образом «слои памяти» — как будто и без того непонятно: когда партнер удаляется в заднюю кулису, а партнерша растерянно вглядывается в зал, значит, ее мужчина уже в прошлом. Впрочем, Константин Бинкин так эффектно поставил свет, что общая картинка выглядит самодостаточно-красивой и не требует смысловых пояснений. Артисты по самодуровскому обыкновению одеты дисгармонично: женщины как бы всерьез, мужчины вроде бы наполовину. На сей раз художница Ирэна Белоусова облачила мужчин в легкомысленные лиловые маечки в полоску, оставив на ногах «рабочие» черные трико. Кордебалетные девушки в черных лифах и прозрачных белых юбках вроде намекают на «романтизм», а сняв юбки — уже на наше время. Мысль о смене эпох подкрепляют и солистки: одна — в юбке, вторая — в мягкой пачке, третья — в черном купальнике с лифом.

Однако хореография лишена исторических коннотаций. Надо сказать, что, впервые работая с самой академичной труппой России, Вячеслав Самодуров умерил телесные вольности, сделав ставку на виртуозность и быстрый темп — благо три из четырех частей «Симфонии in C» Стравинского весьма стремительны. Хореограф назвал симфонию «танцсценами», объяснив, что у него «каждая часть — закрытая в себе история». История, конечно, не в буквальном, нарративном смысле, но как законченное произведение со своей структурой и даже намеком на взаимоотношения протагонистов.

Быстрая первая часть — общая экспозиция с участием шести мужчин-корифеев и женского кордебалета из 16 танцовщиц, разделенных на несколько групп. Причем каждая из этих групп беспрестанно и стремительно перемещается среди занавесов—«зон памяти», каждая наделена собственными комбинациями, да и сами движения сложны не по-кордебалетному: у мужчин имеются двойные туры в воздухе, у женщин — цепочки вращений-шене, протянутых через всю сцену, и все швыряют большие батманы — наотмашь и в разные стороны. Однако мини-портреты солистов все же не теряются на фоне активностей аккомпанемента. Понятно, что эмоциональная Надежда Батоева и Константин Зверев, тщетно пытающийся отделаться от амплуа принца, составили более лиричную пару, чем, скажем, непримиримые Рената Шакирова и Кимин Ким, соперники по темпераменту и виртуозности. И что японке Мей Нагахисе отведена роль этакой Феи кукол XXI века, манипулирующей своими кавалерами. Впрочем, те далеко не так почтительны, как их предшественники 120-летней давности: в партерных поддержках рывками сбивают даму с вертикальной оси, а в верхних запросто переворачивают вниз головой.

В трех последующих частях беглые эскизы ведущих солистов предсказуемо обрели эмоциональные краски. У «романтической» пары оформилась история недопонимания и разлуки. «Соперники», напротив, закончили нежностями — пальчики Шакировой робко прошлись по руке неподвижного Кима, тот взял ее на руки и водрузил на ложе из кордебалетных тел. А Мей Нагахиса, используя линию рук поклонников как балетный станок, обворожила главного избранника извивами тела и простиранием ног. Главная неожиданность крылась в хореографии: свои истории Вячеслав Самодуров поделил между разделами балетного класса. В первой — романтической — преобладает оживленное адажио: обводки с партнером и сольные вариации-монологи. Вторая — Мей с кавалерами — сплошь мужские прыжки и многофигурные верхние поддержки. Третий агон выстроен на всевозможных вращениях и больших прыжках (тут блистательному Кимину наконец-то было позволено взвиться в паре-тройке двойных ассамбле).

Мариинская труппа, уже лет 20 (со времен балетов Форсайта) не танцевавшая ничего экстремального, еще не вполне освоилась с быстрыми темпами и расшатанными академическими канонами. Но энтузиазм, с которым она кидается в самодуровские водовороты танца, свидетельствует о том, что прославленный балетный «музей» заждался новизны. И хотя при нынешней культурной изоляции было бы слишком оптимистично надеяться на полноценный раздел современного танцискусства, очевидно, что новый худрук труппы Андриан Фадеев все же рассчитывает попасть в ногу со временем. Не исключено, что удастся, ведь кроме Самодурова в запасе есть еще и Китай.

Татьяна Кузнецова