В правительстве России введен новый режим работы со СМИ: еженедельные брифинги, протокольные мероприятия и официальные пресс-релизы вместо прежнего свободного доступа аккредитованных журналистов. Так принято работать с прессой в Кремле, главный обитатель которого через месяц переедет в Белый дом. Отношения государственных органов с журналистами проанализировал обозреватель "Власти" Дмитрий Камышев.
7 апреля, ровно за месяц до инаугурации нового президента Дмитрия Медведева и предполагаемого выдвижения на пост премьера Владимира Путина, в здании аппарата правительства РФ на Краснопресненской набережной был введен новый порядок работы со СМИ. Свободный доступ в Белый дом аккредитованных журналистов, осуществлявшийся в последнее время по общему списку для центральных газет и информационных агентств, прекращается. Представители СМИ отныне будут допускаться лишь на отдельные мероприятия с участием премьера, вице-премьеров и других правительственных чиновников и исключительно по разовым аккредитациям.
Оперативную информацию о деятельности правительства прессе предложено получать из официальных пресс-релизов, а дополнительную информацию уполномочен давать дежурный пресс-службы с 9.00 до 20.00 по рабочим дням. Неофициальные же контакты сотрудников Белого дома со СМИ отныне находятся под негласным, но полным запретом.
Новый порядок сами журналисты тут же назвали кремлевским: именно по такой схеме взаимодействует с прессой администрация президента. И само по себе желание Владимира Путина после переезда в Белый дом сохранить привычный для себя режим общения со СМИ вполне понятно. Другое дело, что правительственные корреспонденты с 1991 года привыкли к совершенно другому режиму. Например, при Викторе Черномырдине журналистов допускали непосредственно в зал заседаний. А более поздние ограничения (последним стал запрет Виктора Зубкова на прямую трансляцию заседаний правительства на мониторы пресс-центра) не посягали на главное — право беспрепятственного доступа в здание и свободного перемещения по всему Белому дому, за исключением премьерской зоны на пятом этаже.
В то же время нынешнее изменение белодомовских порядков при всей его симптоматичности вряд ли стоит считать окончательной победой административных запретов над свободой слова. Потому что в давней борьбе между чиновниками, укрывающими от общества нежелательную, по их мнению, информацию, и журналистами, эту информацию все равно добывающими, успех одной из сторон зависит от множества как объективных, так и субъективных факторов.
Объективные затруднения
Главным фактором, затрудняющим доступ посторонних лиц, в том числе и журналистов, в занимаемые государственными органами помещения, является особый режим их охраны, осуществляемый сотрудниками Федеральной службы охраны (ФСО). Согласно федеральному закону "О государственной охране", она предоставляется президенту РФ, председателю правительства, спикерам Совета федерации и Госдумы, главам Конституционного, Верховного и Высшего арбитражного судов, а также генпрокурору РФ. Но это не значит, что ФСО автоматически берет под охрану и здания, где работают эти лица. К примеру, резиденция Конституционного суда на Ильинке до последнего времени охранялась специальным отделением милиции, которое после переезда КС в Санкт-Петербург будет расформировано.
Режим доступа в здания, охраняемые ФСО, также различается в зависимости от особенностей работы соответствующих учреждений. Например, в Совет федерации или Госдуму, несмотря на охрану ФСО, попасть относительно легко — для этого достаточно заказать разовый пропуск, что фактически могут сделать не только лидеры фракций и главы комитетов, но и рядовые парламентарии, а также сотрудники аппарата. Поэтому в зданиях обеих палат парламента ежедневно бывают сотни "ходоков" из разных регионов страны, посещающих либо "своих" депутатов и членов СФ, либо организуемые там мероприятия вроде парламентских слушаний и круглых столов.
А вот в комплекс администрации президента на Старой площади и тем более в Кремль обычному просителю с улицы прорваться практически невозможно. Во-первых, там гораздо строже контроль за заказом пропусков — рядовому сотруднику провести кого-то в здание без согласия начальства вряд ли удастся. А во-вторых, в отношении лиц без московской регистрации, коих в той же Госдуме бывает немало, на Старой площади действует так называемый режим "плюс 1": такого посетителя должен непременно встретить у проходной и проводить его обратно сотрудник администрации, который и несет личную ответственность за то, чтобы подозрительный иногородний субъект не бродил по коридорам власти без присмотра.
Похожие различия наблюдаются и в отношении журналистов. К примеру, в Совете федерации, Госдуме и Конституционном суде существует система постоянной аккредитации: получив один раз в год специальное удостоверение (а в Думе парламентские корреспонденты и вовсе имеют аккредитацию на весь срок ее полномочий, то есть на четыре года), журналист вправе приходить туда в любое время и почти беспрепятственно перемещаться по зданию. Предложения отдельных единороссов запретить журналистам доступ в некоторые уголки Госдумы посредством специальных турникетов в жизнь пока не воплотились.
Еще доступнее министерства и ведомства (за исключением разве что силовых). Их, как правило, охраняют обычные милиционеры, и посторонние могут попасть внутрь без особых затруднений. Чем, кстати, активно пользовались в свое время члены ныне запрещенной Национал-большевистской партии в ходе своих нашумевших акций по захвату зданий Минздрава и Минюста.
В Кремле и администрации президента подобных вольностей не практикуется. Хотя у главы государства есть так называемый кремлевский пул — группа журналистов, постоянно освещающих деятельность президента,— на каждое конкретное мероприятие для них составляется отдельный список. При этом членов пула во всех перемещениях по кремлевским коридорам, как правило, сопровождает сотрудник ФСО, внимательно следящий, чтобы те ненароком не отклонились от предписанного маршрута и не забрели на несанкционированный разговор в какой-нибудь кабинет. Права беспрепятственно посещать, скажем, администрацию президента на Старой площади членство в этом пуле также не дает.
Субъективные послабления
Впрочем, строгость режима доступа на те или иные государственные объекты нередко смягчается за счет субъективных факторов. Наиболее значимым из них являются личные взгляды на роль СМИ начальника учреждения либо его подчиненных, уполномоченных работать с прессой.
Например, здание Центризбиркома РФ тоже охраняется строгими сотрудниками ФСО, которые не прочь при случае придраться к любому журналисту, посчитав, скажем, недостаточно убедительной его пресс-карту. Но это не мешало Центризбиркому в тот период, когда им руководил Александр Вешняков, регулярно занимать лидирующие позиции в рейтингах информационной открытости федеральных органов, составляемых различными исследовательскими организациями. Потому что глава ЦИКа не только сам охотно давал оперативные комментарии СМИ, но и не запрещал это делать другим членам комиссии. А вот избранный весной 2007 года новый глава ЦИКа Владимир Чуров решил "упорядочить" процедуру общения членов комиссии со СМИ, в результате чего несанкционированные контакты членов ЦИКа с журналистами были сведены к минимуму.
Другой пример — недолгое пребывание во второй половине 90-х годов во главе президентского управления по связям с общественностью бывших журналистов Михаила Маргелова и Алексея Волина. Хотя попасть в администрацию президента в то время было ничуть не легче, чем сейчас, это не затрудняло журналистам получение информации. Потому что при желании они могли просто позвонить на мобильный телефон любому из упомянутых чиновников и получить комментарий практически по любому вопросу. Точно так же было чуть позже и в Белом доме, где Волин до 2003 года возглавлял управление правительственной информации.
В то же время в работе правительства или отдельных министерств можно вспомнить и примеры противоположного свойства. Скажем, назначенный осенью 1998 года премьером Евгений Примаков не только удалил прессу из зала заседаний кабинета министров, но и впервые запретил их трансляцию на мониторы пресс-центра. Правда, сохранить в тайне проекты антикризисной программы, ради чего, собственно, и затевались эти перемены, Примакову все равно не удалось. Точно так же не увенчались успехом усилия бывшего главы Минрегионразвития Владимира Яковлева, который после ряда публикаций в прессе, посвященных некоторым разработкам ведомства (в частности, раскритикованной правительством новой концепции национальной политики — см. "Власть" N12 за 2007 год), запретил всем своим подчиненным прямое общение со СМИ. В итоге пост Яковлев все равно потерял, уступив его Дмитрию Козаку, который, кстати, на всех занимаемых им должностях находил возможность донести до прессы свою позицию, пусть даже в форме брифингов "не для печати".
Другим мощным фактором, позволяющим прорывать информационные баррикады, можно считать неформальные связи между журналистами и рядовыми сотрудниками этих ведомств. Скажем, Минобороны и МВД всегда были одними из самых закрытых министерств, а официальная информация оттуда строго дозировалась. Однако в СМИ работает немало бывших военных и милиционеров, а также людей, которые давно находятся в дружеских отношениях с рядовыми силовиками (военные, к примеру, очень любят общаться с симпатичными журналистками). И информация, которую "по-дружески" предоставляют эти сотрудники, зачастую превосходит по объему и значимости любые официальные сообщения для СМИ.
В результате даже тщательно скрываемые начальством сведения, например об очередной аварии на испытаниях новейшей баллистической ракеты, рано или поздно непременно становятся достоянием общественности. А генералам остается лишь устраивать по поводу этих утечек "совершенно секретные" расследования, итоги которых, впрочем, по той же схеме сразу же становятся известны СМИ.