Гендиректор "Русала" АЛЕКСАНДР БУЛЫГИН о планах по слиянию компании с ГМК "Норильский никель".
— Когда "Русал" начал переговоры с Михаилом Прохоровым?
— В мае прошлого года начались первые разговоры, первые контакты. По сути, это была взаимная инициатива. Мы обменялись видением, как будут развиваться ОНЭКСИМ и "Русал", и поняли, что у нас много общего.
— То есть еще год назад господин Прохоров планировал продать долю в "Норникеле" вам, а не Владимиру Потанину?
— Я считаю неправильным комментировать отношения Прохорова и Потанина. Скажу только одно: в определенный момент Михаил Прохоров получил право, моральное и любое другое, смотреть, какие возможности есть на рынке. А до этого момента Михаил Прохоров не шел на контакт. Но и дальше он действовал очень корректно по отношению к Потанину. Об этом говорит, в частности, месячный опцион, который получил "Интеррос" на приобретение 25% акций "Норникеля" уже после того, как мы договорились о сделке. Честно скажу, мы были против, поскольку целый месяц находились в состоянии неопределенности. При той ситуации на финансовых рынках было сложно синдицировать кредит и объяснять банкам, что нужно ждать. Но группа ОНЭКСИМ настояла на опционе.
— Почему завершение сделки задержалось на месяц?
— Мы в графике. В ноябре подписаны предварительные условия, которые вступали в силу через месяц. Мы должны были в течение месяца-двух подписать окончательные условия, затем обратиться в антимонопольные органы и до 1 мая завершить сделку. Все так и произошло.
— Если бы не "развод" Прохорова и Потанина, вы все равно пытались бы купить "Норникель"?
— Я уверен в логике всего происходящего. Рано или поздно мы все равно начали бы обсуждать с акционерами "Норникеля" формат очень похожей сделки. Хотя, возможно, начали бы диверсификацию не с "Норникеля", а с других участников отрасли.
— Насколько изменились условия сделки с ноября?
— Появились новые обстоятельства, как у ОНЭКСИМа, так и у нас, мы поставили ряд условий и обсудили их еще раз. Завершение сделки говорит о том, что изменения были выгодны обеим сторонам. В первом варианте у ОНЭКСИМа был опцион продать нам 4% акций "Норникеля", которые приходятся на долю Михаила Прохорова в ЗАО "КМ Инвест". Но нужно четко понимать, что для нас это было обязательство, а для ОНЭКСИМа — преимущество, возможность реализовать бумаги. Ведь мы тот же пакет легко можем купить на рынке в любой момент. Поэтому отмена этого условия в последнем варианте соглашения для нас выгодна. Со своей стороны, мы увеличили долю, которую получает ОНЭКСИМ в "Русале", с 11 до 14%, получив взамен отмену еще ряда опционов, о которых я не могу говорить.
— Какова общая сумма сделки? Сколько вам пришлось доплатить Михаилу Прохорову?
— Я не могу это комментировать.
— Вы можете подтвердить информацию о том, что у "Русала" были проблемы с синдикацией кредита?
— Я знаю, что были слухи об этом. Но мы с самого начала договорились, что не комментируем промежуточные этапы сделки.
— В условия кредитования ОНЭКСИМ вмешивался?
— Нет. По нашим договоренностям ОНЭКСИМ не имеет отношения к обсуждению условий и стоимости финансирования, эти параметры мы не должны согласовывать.
— Вы собираетесь увеличивать долю в "Норникеле"?
— Мы не портфельный инвестор. Мы заинтересованы в том, чтобы произошло объединение компаний. Я думаю, это будет в интересах всех акционеров. В этом направлении мы планируем двигаться дальше.
— Как будете двигаться?
— Это уже тактика. Если будет благоприятный рынок, мы рассмотрим возможность приобретения дополнительных акций. Если рынок будет неблагоприятный, для нас увеличение доли не принципиально. Мы рассматриваем разные варианты возможной консолидации. Будем обсуждать это с акционерами "Норникеля", и с крупными, и с миноритарными.
— Вы уже вели переговоры с акционерами ГМК?
— Пока сделка не завершилась, мы даже не стремились к этому. Потому что считаем неправильным вести такие дискуссии, пока не стали акционерами "Норникеля". Дальше посмотрим, будем думать над возможной стратегией. Мы не будем любой ценой ускорять ход событий, мы всегда будем очень внимательно относиться и к интересам других акционеров, и к собственным экономическим интересам. Здесь не стоит вопрос амбиций, и поэтому мы не спешим. У нас есть конечный, но достаточно большой круг возможностей, которые мы будем рассматривать.
— На базе какой из компаний вы считаете правильным провести консолидацию?
— Это вопрос технический, который для нас не важен. Гораздо важнее вопрос потенциальной синергии и структуры управления. Должна быть построена четкая логическая цепочка, почему надо сделать так, а не иначе. Если возвращаться к площадке консолидации, у каждого из вариантов есть свои преимущества. Например, если рассматривать "Русал", он по-настоящему глобальная компания, производства которой расположены на пяти континентах. Это дает возможность развивать в регионах нашего присутствия производство других металлов, что может обеспечить значительную синергию для акционеров. Кроме того, у нас уникальный опыт по объединению трех компаний. Мы прошли этот этап успешно, была тяжелая работа, но не всякая компания может похвастать наличием в своей недавней истории такого процесса. Мы — консолидаторы.
— Вы можете выразить синергию в цифрах?
— Синергия в рамках сделки по созданию "Русала" — предмет нашей гордости. В среднем в металлургии синергия при объединениях составляет до 2% в лучшем случае. Наша — 4%. Только в прошлом году экономия составила до $500 млн, в течение ближайших лет мы планируем синергический эффект в размере $700 млн в год. Это сокращение затрат, персонала, изменение схем логистики. В пересчете на капитализацию мы оцениваем синергию в дополнительные $2,5-3 млрд.
— Какова может быть капитализация "Русала" и "Норникеля" после консолидации?
— Я не могу назвать такие цифры. Оценка — сложный вопрос, по поводу которого у нас внутренние дебаты еще не завершены. Там очень неоднозначная методика, она базируется на целом ряде допущений. Поэтому прямой оценки нет в наших договоренностях, а любая косвенная оценка связана с целым рядом допущений и нежелательна с точки зрения наших потенциальных инвесторов в связи с предстоящим IPO "Русала".
— Почему размещение не состоялось в прошлом году?
— Было две причины. Та, которую мы уже называли публично,— состояние финансовых рынков. Вторая — мы находились уже в завершающей стадии переговоров с группой ОНЭКСИМ. В случае IPO мы должны были бы раскрыть все детали, а это было бы абсолютно неправильным до завершения переговоров. На сегодняшний день мы планируем размещение в 2009 году. Мы рассчитываем, что финансовые рынки к тому моменту придут в себя, а цена на алюминий вырастет, даже по самым пессимистичным ожиданиям, до $4 тыс. за 1 т (вчера составляла $3 тыс.— "Ъ"). Сейчас есть все предпосылки для этого.
— Прогнозы падения цен на никель вас не пугают?
— Я не являюсь пока большим экспертом в области долгосрочного ценообразования на никель. Но естественно, если бы мы разделяли пессимистичные прогнозы, мы вряд ли бы провели эту сделку. Думаю, будут расти и палладий, и медь.
— Каковы параметры будущего IPO?
— Они еще не обсуждались. Понятно, что в нашем случае речь может идти о размещении 10-20% акций. По-любому это будет одно из крупнейших IPO. Площадка, размер пакета будут зависеть уже от конъюнктуры рынка и многих других параметров.
— Каковы возможные механизмы консолидации "Русала" и "Норникеля"?
— Возможны разные варианты. Но пока у нас нет никаких договоренностей с миноритариями ГМК. Я надеюсь, что консолидация может произойти в течение года.
— Как вы относитесь к планам "Норникеля" по объединению с "Металлоинвестом"? Насколько вмешательство Алишера Усманова спутало ваши планы?
— Наши планы невозможно спутать, потому что у нас не один план, у нас много планов. У нас не получается реализовать один вариант — мы приступаем к осуществлению другого. Опции есть всегда, мы себя чувствуем очень свободно с этой точки зрения.
— Насколько возможным вы считаете тройственное слияние с участием "Металлоинвеста"?
— Мы всегда смотрим на лучшее, что есть в отрасли. У многих компаний есть железорудная составляющая, все зависит от того, какая она. Мы изучали железорудные активы крупнейших компаний и поняли, что есть ряд важных характеристик. Первая — географическая диверсификация и близость к морским транспортным развязкам, она ключевая. Вторая — качество сырья, то есть высокое содержание железа. Месторождения, соответствующие критериям, могут интересовать. Но скорее всего, когда уже произойдет объединение.
— Но "Металлоинвест" этим критериям не соответствует, по крайней мере в сравнении с лучшими мировыми аналогами...
— Нас интересуют первоклассные месторождения. "Металлоинвест" не комментирую. На сегодняшний день у нас нет достаточной информации, чтобы оценить эффективность его объединения с "Норникелем". Мы не знаем о формате сделки, слышим только рыночные слухи, комментарии в прессе. Учитывая официальные слова, что сделка может произойти в ближайшие недели, мы, конечно, в первую очередь будем заинтересованы в выяснении ее условий. Пока мы не видим в сделке ни смысла, ни логики. В любой сделке главное — это увеличение стоимости компании, а не оборонительные действия.
— Сделка может пройти вопреки вашему мнению?
— Конечно, юридически можно обойти что угодно. В России все этим занимались долгое время. Но я думаю, этот этап закончился.
— Будете бороться?
— Мы не планируем занимать агрессивную позицию. Мы никуда не спешим. Выскажем свои аргументы миноритарным акционерам, спросим: что вы хотите сделать? От нас защититься? Вот мы. Мы пока еще не в совете директоров даже. Вы хотите защититься от нас, потому что вам сказал менеджмент, что это нужно делать. Для нас абсолютно невыгодно портить отношения с крупнейшими финансовыми институтами, которые являются миноритариями "Норникеля". И мы заинтересованы в том, чтобы компания не принимала однозначно затратных мер по защите от того, от чего защищаться не надо. Мы можем как акционер дать много полезного с точки зрения экспертизы, опыта, который у нас есть.
— Как вы будете регулировать отношения с Владимиром Потаниным?
— Мы акционеры. Встретимся, скажем: давайте договариваться, как управлять, вместе думать над стратегией развития, искать новые проекты. Я не понимаю, какие аргументы могут быть у Потанина, чтобы сказать "нет". Мы хотим принимать участие в управлении компанией на уровне совета директоров. Мы хотим, чтобы менеджмент контролировался не отдельными людьми, а советом директоров. Мы хотим, чтобы менеджмент занимался не заигрыванием с миноритариями, а снижением издержек.
— Возможно объединение активов с Владимиром Потаниным на паритетных началах?
— Для этого ему нужно получить половину "Русала".
— Покупка 25% акций "Норникеля" как-то ограничит инвестиционные планы "Русала"?
— Конечно, нет. Наша инвестиционная программа в этом году только расширилась за счет включения новых проектов. На следующий год она увеличится на 25-30%.
— А на планы ГМК рассчитываете повлиять? Например, вернуться к теме участия в аукционе по лицензии на Удокан?
— Боюсь, что там поезд ушел, но попытаемся это обсудить с менеджментом. Мы предлагаем, чтобы этот вопрос был вынесен на совет директоров. Это уникальная возможность, и она должна рассматриваться всеми акционерами. Мы все свои сделки рассматриваем таким образом.
— Каким вы видите дальнейшее развитие "Норникеля"?
— Мне было бы интересно посмотреть на стратегию компании, мы не особенно с ней знакомы. Посмотреть на примеры приобретений, которые были сделаны. Мы считаем, что у России по-прежнему огромный потенциал для освоения новых месторождений в рамках крупных инфраструктурных проектов. Я не понимаю, почему это делают другие компании, но не делает "Норникель". Ключевыми для компании мы считаем никель и палладий, который является очень хорошим конкурентом платины.
— Какова конечная стратегическая цель?
— Я верю, что в течение десяти лет мы сможем стать лидером мировой горно-металлургической промышленности. По всем металлам, торгуемым на Лондонской бирже.