В московском Театре сатиры отмечают череду юбилеев. На прошлой недели чествовали художественного руководителя Валентина Плучека, которому исполнилось восемьдесят пять. Сам театр моложе: вчера состоялся торжественный вечер по случаю его семидесятилетия. А накануне театр показал новый спектакль старейшего московского режиссера. Плучек поставил "Укрощение строптивой" Шекспира.
Можно было бы, увлекшись торжествами, заодно с юбилеями театра и режиссера отпраздновать еще и юбилей пьесы: она, если верить исследователям, была написана ровно четыреста лет назад. Но в Москве не шла давно: еще довоенный и позже возобновлявшийся спектакль Алексея Попова в Театре Красной Армии был столь дорог и любим столичным театралам, что, скорее всего, отбил у последующих поколений режиссеров охоту с ним соперничать.
Так вышло, что Плучеку до сего дня ставить Шекспира не доводилось. Но он, начинавший актером у Мейерхольда, вправе никаких легенд не бояться, со знаменитым спектаклем Попова силами не мериться, а шекспироведам не угождать. Его "Укрощение строптивой" вообще никаких диалогов ни с кем вести не собирается, и ни с кем, кроме как с благодарным зрительным залом, во взаимоотношения вступать не желает. Лучшим, в добавление к развитию сюжета пьесы, стимулом для сценического действия режиссер счел собственное завидное жизнелюбие и энергию исполнителей. В других стенах столь простодушный подход к делу непременно бы обернулся конфузом. Но в Театре сатиры этот подход, иным кажущийся старомодным и для современного театра непригодным, сработал, и вполне. Наивность и неизощренность постановки выглядят даже трогательно.
Антифеминистскую, по сегодняшним понятиям, комедию Шекспира актеры театра Сатиры сыграли без морализаторских потуг. Обошлись и без тени лирики, но дорого оценили озорные проделки и комические ситуации. Фарсовые истоки "Укрощения строптивой" оказались столь близки театру, что не пришлось даже играть шекспировский пролог, оправдывающий дух буффонады, которая переполняет действие. Большинство персонажей удивительно напоминают маски итальянской commedia dell` arte, многие придуманные режиссером (а то и актерами: репетиции таких спектаклей обычно полнятся импровизациями) трюки и трючки — дель-артовские лацци. И хотя местами, особенно к финалу, шутовство рассыпается на осколки клоунады, спектакль огорожен от откровенных эстрадных грубостей. Концертный нажим не распирает актеров, каждый из них если и комикует, то в меру, с достоинством. Не настолько, чтобы зритель мог подумать, что ему всего лишь хотят угодить.
Как и у Шекспира, самыми разработанными характерами остаются своенравная Катарина (Марина Ильина) и укротитель Петруччо (Валерий Гаркалин) да еще, пожалуй, Транио — благодаря Михаилу Зонненштралю. Катарина, девушка с характером, позволившая усмирить себя, выглядит в любой ситуации победительницей. Кажется, что самоукрощение просто входило в ее жизненные планы. А Петруччо, поначалу откровенный солдафон и грубиян, решившийся взять Катарину не столько из-за приданного, сколько по природной склонности к дрессировке, смягчается и даже проникается нежностью к покоренной супруге. Это все, что можно сказать о концепции спектакля. Прелесть, как уже понятно, не в концепции.
Валерий Левенталь освободил все пространство сцены, огородив его по периметру черно-белыми коллажами из плоских архитектурных перспектив. А на планшете, по кругу, расположил лесенки и мостики. Для удобства построения фронтальных мизансцен и для мизансцены финальной — осознавшие выгодность покорного поведения, три жены победительницами возвышаются над толпой взирающих на них снизу мужчин.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
В следующий раз "Укрощение строптивой" покажут в Театре сатиры 2 и 10 декабря.