Криминальные таланты

"Трехгрошовая опера" в МХТ имени Чехова

Премьера театр

МХТ имени Чехова открыл сезон премьерой Кирилла Серебренникова. Когда-то Бертольт Брехт переписал старинную "Оперу нищих" Джона Гея так, что в викторианской Англии трудно было не узнать предвоенный Берлин. Много ли у него общего с сегодняшней Москвой, выясняла на спектакле АЛЛА Ъ-ШЕНДЕРОВА.

Вопреки своей привычке, Серебренников не стал осовременивать пьесу — во-первых, благодаря строгому надзору наследников драматурга Бертольта Брехта и композитора Курта Вайля. А во-вторых, в ней, как выяснилось, осовременивать нечего. Когда Константин Хабенский (Мэкки Нож) заявляет публике, что завязывает с грабежом, перепрофилируясь в банкиры, кажется, что реплика придумана только что. Но нет — это текст Брехта. Единственное, что позволил себе режиссер,— заказать новый перевод (диалоги перевел Святослав Городецкий, зонги — Юлий Гуголев и Алексей Прокопьев) и пригласить в качестве дирижера Александра Маноцкова, сделав участников Московского ансамбля современной музыки персонажами спектакля. Вообще, "Трехгрошовая опера" — тот случай, когда само содержание диктует форму. "Добрый вечер! Сегодня в этом хлеву состоится моя свадьба",— впервые появляясь на сцене, Мэкки Нож превращает происходящее в лихо закрученное ток-шоу, финалом которого может стать его собственная смерть.

Диктует, однако, не только форма, но и обстоятельства места: классическому МХАТу с его школой перевоплощения была чужда брехтовская дистанция. Потому, вероятно, к Брехту МХАТ за всю историю обращался дважды и не слишком удачно. Разумеется, сегодняшний МХТ — лишь дальний родственник театра, исповедовавшего систему Станиславского. Однако Кирилл Серебренников, взявшись за "Трехгрошовую", явно задумался над тем, как прописать ""Чайку" эпического театра" (так называют пьесу Брехта историки театра) в театре с чайкой на занавесе. В первой же сцене Мэкки подходит к рампе, осторожно трогая этот самый занавес — как ворованную драгоценность. А крышующий попрошаек папаша Пичем (Сергей Сосновский), втолковывая им, что разжалобить богатых может не настоящая бедность, а искусство перевоплощения, цитирует монолог Треплева: "Нужны новые формы..."

Словом, Кирилл Серебренников не только вернул "Трехгрошовой" — успешному бродвейскому мюзиклу — социальную остроту и злость. Он придумал свое оправдание зонгам, то и дело прерывающим действие и требующим особой условности: согласитесь, странно, когда бандит с петлей на шее распевает шлягер. Но Мэкки Хабенского — не столько бандит, сколько любитель хэппенингов. Даже свою свадьбу с Полли Пичем (Ксения Лаврова-Глинка) он превращает в шоу, наряжая уголовников в смокинги и заставляя корчить из себя джентльменов. В карманах его костюма-тройки лежат белые перчатки, в кожаной кобуре — не револьвер, а микрофон. Даже в тюрьме, зажатый ревнивицами Полли и Люси, он, прежде чем сбежать, откровенно упивается их кошачьим дуэтом, переходящим в драку.

Артистом оказывается и папаша Пичем, решивший погубить Мэкки, чтобы спасти семейное дело. Пичем Сергея Сосновского — тот нечастый случай, когда конкретный персонаж разрастается до обобщения, Брехт смыкается со Станиславским, а театр — с жизнью. Сверля публику трагическим взглядом, актер исполняет зонги, как блатной речитатив, с такой до боли знакомой, бесконечно-глумливой хрипотцой, что ушанка, растянутые треники и ордена на кургузом пиджаке кажутся необязательным дополнением. По Пичему, все мы — артисты в этой бескрайней зоне, где туповатый шеф лондонской полиции Браун (Алексей Кравченко одет, разумеется, в милицейскую форму) гуляет на свадьбе своего армейского кореша Мэкки. Где любого можно ловко "развести": собственную дочь, лондонский сброд, публику в зале (если поклянчить милостыню прямо во время спектакля) и даже самого Брауна, предающего Мэкки, чтобы избежать огласки.

По ходу действия, однако, понимаешь, что и сам режиссер такой же безудержный перформер, как его герои: увлекшись очередным остроумным трюком, он словно забывает о целом. Впрочем, финальный фокус спектакля забыть трудно. Чудом избегнувший виселицы Мэкки (королева дарует ему жизнь и дворянский титул) шагает по вертикальной бетонной стене, устланной красной ковровой дорожкой. Его путь наверх только начинается.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...