Исторические аналогии — вещь коварная. Однако в случае с Чечней ссылки на недавнее прошлое оправданны: возвращение к власти дудаевцев — пусть и в форме коалиционного правительства, формирование которого завершается в эти дни в Грозном — можно считать свершившимся фактом. Значит, вернется и дудаевская экономическая политика. Главным в ней эксперты аналитического центра Вайнахской республиканской партии (председатель — Абдул-Хаким Султыгов), предоставившие Ъ справочные материалы, считают установку на строительство "социализма с чеченским лицом". Так что же это было за лицо?
Социализм с чеченским лицом
В экономике Дудаев старался предстать романтиком-максималистом. Он полагал, что Чечня — это кладезь несметных богатств. Переубедить его в обратном было, пожалуй, сложнее, чем отыскать эти сокровища. В представлении Дудаева Чечня была территорией во всех отношениях самодостаточной. И родилась экономическая доктрина "опоры на собственные силы". Вместе с тем Дудаев, не исключая возможности конфликта с Россией, придавал особое значение дезинформации противника. Поскольку России, считал генерал, при любых невзгодах хватит сил, чтобы расправиться с Чечней, он избрал "тактику прибеднения", полагая, что "бедная" республика будет раздражать Россию меньше, чем "богатая".
Эта установка отразилась на чеченской статистике: по существу их было две — одна для своих, другая для чужих. "Статистические фокусы" должны были прикрыть для Москвы относительное экономическое благополучие Чечни. Конечно, ситуация была далеко не такой, как хотелось генералу, но далеко она была и от того кошмара, который рисовали его оппоненты. При том что в России какое-либо адекватное представление о ситуации в Чечне вообще отсутствовало.
Ни дня республика не оставалась без хлеба, света, топлива, газа, воды, тепла, медикаментов и связи. Не прекращалось дорожное строительство, не простаивали нефтяные скважины. Почти бесперебойно работали заводы и фабрики, колхозы и совхозы, хотя их работу затрудняли типично российские банковские трудности, например такой факт, как задолженность российских предприятий за уже поставленную из Чечни продукцию. Общая сумма этих долгов на 1 декабря 1994 года составляла около 300 млрд рублей.
Тем не менее в 1991-1994 годах бюджет Чечни практически полностью формировался за счет внутренних источников. Основную статью его доходной части (около 70%) составляли доходы от нефтехимической промышленности, остальное давали машиностроение, сельское хозяйство и частный сектор. Для сравнения стоит отметить, что бюджетные расходы Дагестана, схожего с Чечней по природным ресурсам и структуре производства, на 80% покрывались за счет дотаций из Москвы.
Расхожий довод о криминальной основе благополучия бюджета Чечни требует разъяснений. Во-первых, криминальные доходы шли не в госбюджет, а в карманы конкретных "умельцев", извлекавших максимум выгоды из полунезависимого статуса Чечни (другое дело, что во время войны личные средства часто использовались для вооружения моджахедов). Во-вторых, до сих пор неизвестна судьба документов, способных пролить свет на известную аферу с чеченскими авизо: вопреки версии об их утрате в результате бомбежки здания нацбанка и минэкономики Чечни, эти документы долго хранились в архиве уцелевшего здания бывшего горкома КПСС. Хотя очевидным фактом государственного беззакония можно считать торговлю оружием, оставшимся после ухода российской армии. Но для самих чеченцев и это представлялось вполне законным, ибо осуществлялось как бы от имени властей "независимой Ичкерии", а прибыль направлялась на финансирование силовых структур.
"Тихий марксизм" генерала Дудаева
Реформистские замыслы у Дудаева были. Были и опасения, что реформы могут выйти из-под контроля. Свою нерешительность он, правда, объяснял высокими соображениями, оказывавшимися на поверку, как ни банально, марксистскими догмами. Выступая в начале 1994 года по ТВ, он заявил, что сторонники "прихватизма", проникшие в его правительство, третий год поворачивают республику в сторону дикого капитализма, имеющего перспективу расколоть народ на богатых и бедных, спровоцировать войну и похоронить независимость Чечни.
Симпатии генерала-президента к марксизму были подмечены давно. Он, например, долго не разрешал демонтировать бюст Ленина в зале заседаний правительства. И, кажется, даже сожалел, что в 1991 году возбужденная толпа снесла памятник вождю рабочих и крестьян. А в мае 1994 года, прибыв по приглашению краснодарского губернатора Николая Егорова (затем главы администрации президента РФ и полпреда президента Чечне) на сочинскую ярмарку, в разговоре с ним предложил продать Чечне памятник Ленину.
Первые полтора года дудаевского правления были отмечены дешевым хлебом — рубль за килограмм. Правда, спекуляция вымывала дешевый хлеб в соседние регионы, а огромные дотации оседали в карманах спекулянтов. Многие "хлебные" руководители сделали такие состояния, о которых нефтяные боссы не могли и мечтать. Дудаев трогать цены, однако, не позволял, хотя и предлагал спекулянтов расстреливать на месте без суда. "Цена не может быть такой, какой ей хочется, она будет такой, как хочется народу", — любил повторять он. В итоге спекулянтов никто не трогал (они могли откупиться от любых репрессий), а правительство гасило дефицит хлеба все новыми закупками и нормированным распределением. Президент же руководствовался еще и политическими резонами: в России цена хлеба растет, а в "свободной Чечне" он почти бесплатный.
В середине 1993 года власти встали перед выбором: либо продолжать политику дешевого хлеба, съедавшую половину бюджетных дотаций, либо восстановить в правах объективно складывающуюся цену и переключить бюджет на решение других социальных задач. К тому же хлеб был не единственной статьей госдотаций: расходы пассажирского транспорта покрывались из бюджета на 50%, а коммунальное хозяйство на все сто. Поэтому в июле 1993 года правительство, воспользовавшись отъездом Дудаева, довело цены на хлеб до уровня реальных затрат, выделив большие социальные группы, которым хлеб отпускался бесплатно. Вернувшись в Грозный, Дудаев сгоряча приказал было восстановить прежние цены, но, успокоившись, передумал.
Наиболее явно "родимые пятна" социализма проявились в вопросе о собственности. Начав с критики российской приватизации, Дудаев постепенно перешел к открытой атаке на частную собственность, избрав в качестве первой цели сферу земельных отношений. В союзники Дудаев взял Всевышнего, разъяснив, что земля — собственность Аллаха и потому не может быть объектом торга. Таким образом, генерал хотел и отбиться от реформаторов, требовавших референдума о частной собственности на землю, и устоять перед мощным натиском граждан, требовавших земли. Еще в 1992 году парламент Чечни принял постановление о наделении землей нуждающихся, коими считались семьи с хотя бы одним ребенком мужского пола. В результате начал складываться стихийный земельный рынок, и остановить этот процесс без помощи Аллаха Дудаев уже не мог.
Как-то в разгар обсуждения правительственного проекта приватизации Дудаев обрушился с критикой на капитализм. "Капитализм — это рабство наемного труда. Чеченцы никогда не были и не будут ни рабами, ни наемниками. Поэтому у капитализма на этой земле Аллаха перспектив нет. Социализм нам ближе". Стратегический выбор был обозначен ясно — "социализм с чеченским лицом". Судьба официальной приватизации в Чечне была предрешена. Явно лишь затем, чтобы продолжилась скрытая приватизация, проводимая начальниками всех мастей. Дудаев подписывал указы об аннулировании подобных сделок, однако одними указами проблему было уже не решить. Собственно, это судьба всяческого "социализма". Оставаясь на деле в собственности государства, многие предприятия трансформировались в АО. Особенно далеко зашел процесс в материально-техническом снабжении, сельском хозяйстве, торговле, общепите, бытовом обслуживании. Механизм приватизации был прост — обновление трудовых коллективов за счет близких и дальних родственников, то есть создание своеобразных семейных предприятий. Этому способствовал полный правовой беспредел. Важен был и такой постулат: законы России действуют в Чечне в части, не противоречащей ее независимости. Какие законы ей противоречат, а какие нет, каждый решал в соответствии с собственными интересами. И в зависимости от сил (в буквальном смысле), которыми располагал.
Руки прочь от народного добра!
Поиск стержневой экономической идеи привел Дудаева к мысли совместить социализм с капитализмом. Он не отрицал неизбежности становления национальной финансовой олигархии и считал возможным содействовать ей, если она подчинит свои интересы государственным. При этом президент ссылался на тезис Ленина о том, что НЭП не страшен при сохранении командных высот у государства. В рамках этого компромисса Дудаев согласился в конце концов и с необходимостью рыночных преобразований, и частной собственностью, но выдвинул ряд очень жестких требований. Первое было связано с проведением инвентаризации госимущества. По состоянию на 1 июля 1992 года оно было оценено примерно в 700 млрд рублей. Другое требование генерала-президента сводилось к необходимости обеспечения устойчивого экономического роста. Критерием эффективности был объявлен ежегодный рост благосостояния населения. Приватизации же отводилась роль локомотива не только экономического, но и политического — с учетом степени интегрированности чеченской экономики в российскую. Некоторые отрасли — железнодорожный и воздушный транспорт, нефтепереработка, связь, энергетика — были отнесены к сферам совместных интересов Чечни и России. Так было выгодно. В марте 1994 года Дудаев подписал указ, разрешающий вхождение госпредприятия "Грозэнерго" в РАО "ЕЭС России". Аналогичные указы были подготовлены и по другим госпредприятиям, однако подписать их Дудаеву помешала война. Договориться не удалось.
ОТДЕЛ ПОЛИТИКИ