Выставка современное искусство
Фото: Коммерсантъ / Антон Ваганов
Фото: Коммерсантъ / Антон Ваганов
Фото: Коммерсантъ / Антон Ваганов / купить фото
В частном Новом музее открылась первая претендующая на ретроспективность монографическая выставка Владислава Мамышева-Монро. Ее кураторами выступили приятели главного героя, прожившие где-то рядом с ним всю его жизнь в искусстве,— искусствовед Олеся Туркина и теоретик Виктор Мазин. Рассказанная ими история хулигана и насмешника, светского сплетника и любимчика всех в современном искусстве власть имущих, лукавого матерщинника и одного из самых ранимых персонажей перестроечной и постперестроечной арт-сцены, безусловно, правдива. Но КИРЕ ДОЛИНИНОЙ показалось, что сам Мамышев-Монро как художник покинул эту свою оболочку вместе с этой бренной землей. О чем, собственно, лучше всего говорят его работы.
После трагической гибели Монро в бассейне балийского отеля в Москве и Петербурге прошло несколько его посмертных экспозиций. Они были абсолютно своевременны, имели поминальный характер, печаль наша была светла, и всем было понятно — серьезно говорить о том, каким художником был Владик и каким он войдет в историю искусства, будем много, но позже. Это позже настало быстро — сразу за выставкой в Новом музее Мамышев-Монро появится среди редчайших отечественных имен в основном проекте надвигающейся на Петербург "Манифесты". И конечно, логично ожидать большой выставки от галереи XL, которая работала с Монро наиболее последовательно и с которой связаны его самые крупные серии и отдельные произведения.
Проект Туркиной--Мазина ("Олви Матур", как называл их Владик) носит подчеркнуто биографический и мифологический характер. Такое соединение более чем логично — биография Монро была настолько плотно мифологизирована, прописана, переписана, украшена и раскрашена им самим, что исследователям остается только скользить по расчищенной им для них колее. Кураторы предлагают зрителю выставки и читателю роскошного каталога к ней окунуться в "монрологию", науку, придуманную для нас все тем же Мамышевым-Монро. Первые опыты рисования портретов членов политбюро, изгнание из школы, служба в армии на Байконуре, психушка, встреча с Тимуром Новиковым, стенгазеты ленинградского андерграунда и московской тусовки, вхождение в феминистский дискурс, неоакадемизм, сменивший неоэкспрессионизм, гламур, политика, Москва, Бали, театр... В этом ли порядке, в другом ли — все эти точки на биографической карте поставлены были еще при жизни героя. И говорить о них кураторы явно способны исключительно одним со своим объектом языком — ставя себя, таким образом, на одну с ним доску и находясь по другую сторону сцены от своего зрителя.
Четыре зала на двух этажах Нового музея забиты под завязку. Тут, как говорится, "смешались в кучу кони, люди": записки, почеркушки, раскрашенные, серо-желтые от плохого проявителя фотографии, роскошные постеры с самыми знаменитыми образами Мамышева-Монро, его костюмы, видео, фарфор, фотографии-расцарапки, ню — мужские, женские, андрогинные, фотофиксация перформансов и мини-телеспектаклей. И вот что интересно — не качеством печати и вложенными в произведение деньгами измеряется зрительская привлекательность тех или иных экспонатов выставки. На выставке есть вещи, которые способны забить все остальное на много метров вокруг.
Игрушечная почти "Доска почета культурного центра "Мойка-22"" с шестью портретами "въехавших на рельсах перестройки" Монро, Тимура Новикова, Георгия Гурьянова, Бугаева-Африки, Виктора Тузова и Юриса Лесника (конец 1980-х), в которой веселый еще тогда Тимур предстанет инферналом; способный обаять все, что движется, Африка — отражением в зеркале Дориана Грея, а Гурьянов приобретет черты того суховатого денди, каким он станет еще через 15 лет. Коротенькое видео "Пиратского телевидения" со сценой встречи Штирлица с женой с Монро в обеих главных ролях, с идеальной артикуляцией обнажающее прием. Тройной автопортрет Монро, в котором смотрящий в зеркало художник оказывается един в трех лицах: от Мэрилин Монро через Владика Мамышева к Гитлеру, личная мифологическая система Добро (Монро) и Зло (Гитлер) тут приобретает подчеркнуто визуальное, далекое от натужной нарративности звучание. Серия про Любовь Орлову, в которой, кажется, опыты реинкарнации доведены до предела. Ну и, конечно, политические опусы, где на фоне башен Кремля появляются Путин, Тутанхамон, папа римский, Джоконда — ничуть не смешные, а, наоборот, страшные, тревожные, выходящие за рамки привычного для Монро лицедейства.
При всей обаятельности того подхода к материалу, который предлагают кураторы в Новом музее, вещи подчиняться ему не хотят совершенно. Очень забавно сегодня рассматривать "московские сплетни" Монро, который собирает знаменитых тусовочных персонажей начала 90-х годах в реальные или метафизические пары. Но то, что великие когда-то назвали "художественной волей", заложенное в некоторые его работы, способно заставить зрителя отвернуться почти от всего иного, не столь сильно сделанного. При жизни Мамышеву-Монро этого никто не говорил, слишком молодым, парящим, несерьезным он казался. Сегодня не сказать об этом, не показать его как большого художника нельзя. Да внимательный зритель и не поверит.