Потустороннее обаяние

Фестиваль классическая музыка

Нетривиальный для Большого театра барочный проект открыла молодая мировая звезда сопрано Юлия Лежнева с ансамблем La Voce Strumentale скрипача, контратенора и дирижера Дмитрия Синьковского. О первой остановке в спланированном на сезон маршруте фестиваля "Барокко. Путешествие" рассказывает ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.

Ни Генделя, ни Вивальди нет на сцене Большого театра. Ни одного спектакля не поставлено за годы репертуарных реформ. Единственное, что удалось,— начать вслух мечтать о нестандартной для академического оперного театра в России старинной музыке и пытаться ее планировать. Тем временем, не выходя на сцену, она все-таки появилась в театре: барокко зашло в Большой с концертного входа. Не в первый раз — один из лидеров исторического исполнительства ансамбль Il Giardino Armonico задолго до своего знакомства с сопрано Юлией Лежневой играл в еще старом, не подвальном Бетховенском зале Большого театра, до реконструкции, в историческом антураже. Но впервые так основательно. В новом сезоне намечено шесть концертных программ под общей шапкой "Барокко. Путешествие" с единым страноведческим стержнем — будет музыка Италии (солисты молодежной программы с оркестром Questa Musica лауреата "Маски" и активиста российского аутентизма дирижера Филиппа Чижевского), Германии, Англии, на австрийскую тему Большой планирует запеть дуэтом со знаменитым театром An der Wien, а французские картины скоро нарисует ансамбль Уильяма Кристи Les Arts Florissants, причем с живыми реконструкциями музыки, хореографического языка и костюмов. Первая станция барочного путешествия Большого театра на этапе планирования называлась "Россия и все", но потом о названии плавно забыли — действительно, мотивом для него могло послужить что угодно, только не репертуар (инструментальные концерты, арии, мотеты Генделя, Телемана, Вивальди, Корелли, Карла Генриха Грауна). Зато в качестве мастеров европейского барокко на Новую сцену вышли российские музыканты — скрипач-виртуоз Дмитрий Синьковский, давно перешедший в аутентистскую веру, но удачно сохранивший полетную, певучую романтическую интонацию в игре, и уроженка Южно-Сахалинска, воспитанница респектабельных английских академий (в Кардиффе и Лондоне) и россиниевской Академии Альберто Дзедды в Пезаро, непременная участница самых изысканных и громких барочных программ на мировых сценах Юлия Лежнева.

Двух виртуозов объединяет не только успешная работа на европейском барочном поле. Оба — выпускники Мерзляковского колледжа при консерватории, примерно ровесники и принадлежат к тому поколению, которое в России принято называть молодым (по традиции его так и будут именовать до самой пенсии). У людей этого поколения есть музыкантская свобода и эрудиция, русская школа и огромный европейский опыт, а современная публика легко чувствует в них своих героев и героинь. И дело не в возрасте, или не только в нем. Востребованный скрипач, успешный дирижер Синьковский с кем только не играет и чего только не делает — от проектов с собственным мобильным по структуре ансамблем или игры на скрипке в Il Giardino Armonico до вокальных опытов и концертных турне в качестве дирижера, в том числе с первым голосом мира Джойс Ди Донато.

Лежнева со своей фантастической виртуозностью, кроме того что числится в лидерах мирового вокала, наступая на пятки Чечилии Бартоли (хотя во многом является ее антиподом), и владеет, что важно, как популярным, так и уникальным репертуаром, еще очень современная звезда. Не та, которая богиней из машины благосклонно спускается иногда к людям, требуя восторга и почитания. Она даже не из тех, кто живость чувств подчеркивает барокко-рокерской харизмой. Лежнева появляется в образе антидивы, настолько же утонченной, насколько близкой публике и трогательной, причем разницы между сценическим амплуа и личным обаянием не чувствуется. Одновременно в ней что-то есть очень загадочное. Трепетность, вкус и такт как в бравурном, так и в чувствительном, пасторальном материале, очарование легато, легкое и длинное дыхание на грани трюка, точный инструментальный рисунок колоратур (особенно изысканный, когда звучит в унисон со скрипкой, и публика не знает, чей голос виртуознее — инструмента или человека) подчеркивают не только ее включенность, посвященность музыкальной мысли, но и чуть заметную, специально украшающую ее партии отстраненность. Гордость и месть, нежность и возвышенность, триумф и горе в лежневском барочном мире недалеко отстоят друг от друга, и все они — эмоции-эмблемы, эмоции-образы — как тени какого-то еще другого чувства, более цельного и важного. С этими сглаженными, скругленными контрастами Лежнева как будто стопроцентная героиня рококо, но чуждая кокетства.

Новая сцена, затянутая черной тканью и ставшая словно дырой в пустынный космос, с известным трудом, но все же позволяла голосу переплетаться с инструментальными линиями и улетать в зал. Лежнева в Генделе и Вивальди ясно нарисовала живописные образы не барокко, не классицизма, а раннего Возрождения. Она пела, как со старых фресок глядят куда-то сквозь перспективу странные мадонны, визуальный возраст которых входит в отчетливое противоречие с современными представлениями о материнстве. Арии восторженной Флоринды и нежной Эсилены из "Родриго", арию Красоты из "Триумфа Времени и Разочарования", пасторали Дафны и колоратуры Агриппины у Лежневой поет одно далекое существо из небарочных веков, чья чувственность исчезающе орнаментальна.

Только изредка занятая в сценических оперных постановках Лежнева интерпретирует оперные партии как концерты для голоса с оркестром. La Voce Strumentale Синьковского с инструментальными концертами Корелли, Телемана и Вивальди (особенно сентиментально темной атмосферой Концерта для виоли д`амур и лютни, RV 540) в Большом стал деликатным обрамлением для ее голоса. И кроме того, красиво открыл концертную тему фестиваля, программа и эстетика которого тем ценнее, чем меньше похожа на серию традиционных вокальных бенефисов.