Концерт опера
Икону барочной музыки Андреаса Шолля в Москве встречали как рок-певца
Фото: Ира Полярная/Опера априори
В Большом зале консерватории контратенор Андреас Шолль спел две кантаты Баха в честь 330-летия композитора вместе с оркестром Musica Viva Александра Рудина. Шолль — икона стиля барочной музыки и поп-легенда одновременно. О том, как прошел московский дебют мировой знаменитости, рассказывает ЮЛИЯ БЕДЕРОВА.
Когда Шолль после Увертюры-сюиты Телемана в исполнении рудинского оркестра Musica Viva вышел на сцену, полный зал встретил его не просто овацией — послышались больше привычные рок-концерту, чем консерватории, присвист и восторженный гул, партер аплодировал, подняв руки над головой. Публика, как могла, соответствовала своим представлениям о герое, давая ему понять, что перед ним не одни только засохлики из числа филармонических специалистов-барочников — здесь половина современного города, поклонники жанра crossover, американского минимализма, world music и изысканной сердечности нью-эйджа ранних 1990-х.
Удивительно, но Андреас Шолль, занявший одну из первых строчек в мировой контратеноровой табели о рангах больше 20 лет назад, впервые выступил в Москве с сольным концертом. А такого рода дебюты здесь уже редкость.
Всего-то две кантаты Баха, две лаконичные музыкальные проповеди — и Шолль показал все лучшее, что умеет. Лишенный особой оперной силы, особенно в среднем и скромном низком регистре, голос певца звучал как на картинке — с безупречным и нежным легато, с притягательной мягкостью, прозрачностью ласкового и ровного тембра. Немногим доступное сочетание в звуке бархатной неги с кристальной чистотой — уникальное свойство голоса и техники Шолля, за которое ему приходится платить возможностями объема и диапазона. При этом стилистически и технически все так стройно, что, кажется, вокруг этих строго ограниченных по силе, краске и диапазону звучаний просто ничего нет и не может быть. Шолль совершенно завораживает своей сдержанной лирикой. И хотя в его арсенале знаменитые интерпретации культовых партий барочной оперы во главе с генделевским Юлием Цезарем, в драматичном оперном блеске барокко он кажется камерным исполнителем или по крайней мере таким, какой держит камерную линию несмотря ни на что.
В кантатах Баха Шолль звучит наследником не итальянской музыки, а немецкой камерной школы вплоть до традиции романтической lied, хотя это и хронологический казус. Впрочем, в пении Шолля становится слышно, как Шуберт ведет свою родословную от Баха (так же действуют баховские интерпретации Фишера-Дискау, в том числе исполненная Шоллем кантата "Ich habe genug"), а Бах, в свою очередь, занимает почетное место среди фаворитов эпохи new age music — и все становится на место.
Против филармонических традиций в их лучшие дни в программках этим вечером не было текстов кантат, иначе слушатели, не знающие немецкого, могли бы не только топить свои грусть и радость в сумрачно-светлых озерах вокала, но и следить за связями звука и слова, к которым Шолль внимателен. С другой стороны, главная музыка всей программы кантата "Ich habe genug" (здесь — версия для сопрано) — стопроцентный шлягер, и общий поэтично трагический тон ее сам по себе делает смысл более или менее ясным. Но все-таки жаль: многие помнят, как совершенно хрестоматийные баховские "Страсти по Матфею" с Филиппом Херревеге еще в старом БЗК из-за того, что у всех перед глазами оказался полный текст на двух языках — хотя и не только поэтому, стали особого рода службой, воспеванием культуры, перестав быть просто концертом.
Здесь такого эффекта не было: главными остались красивый голос и его элегантно проникновенное звучание, а Musica Viva, самый авторитетный в Москве ансамбль среди исполнителей барокко и раннего классицизма, создал Шоллю достойное обрамление, но не только. Две инструментальные партитуры, каждая из которых предваряла кантату, прозвучали с фирменной рудинской протестантской пылкостью и стилистической аккуратностью. Особенно Гендель, открывавший вторую часть концерта. После того как первое отделение с Телеманом и кантатой "Vergnugte Ruh, beliebte Seelenlust" оставило впечатление холодновато-сентиментальное, здесь все вдруг ожило и засветилось. В театре такой эффект в пронзительных моментах случается, когда по стенам по-рождественски начинают бегать волшебные огни. Так и тут ансамбль и его солисты (Владислав Песин, Александр Рудин, Татьяна Федякова) звучали так, что партитура и зал как-будто вместе задышали и к первым звукам кантаты "Ich habe genug" уже были готовы на все.
Программа фестиваля "Опера априори" в нынешнем году выглядит не так монументально, как в прошлом: против пяти концертов первого фестиваля второй предлагает три, и баховская программа Шолля имеет все шансы стать главным фестивальным событием. Но и другие два концерта цикла будут примечательны. 23 апреля "Реквием" Вячеслава Артемова в память о 100-летии геноцида армян в Османской Империи исполнят Юрловская капелла, Асмик Папян, Нина Минасян, Арсен Согомонян и другие. А 3 июня в программе "Милый друг" к 175-летию Чайковского из его писем и музыки примут участие Российский национальный оркестр, Михаил Плетнев, сопрано Анна Самуил и Зоряна Кушплер, а также Алла Демидова (Надежда фон Мекк) и Данила Козловский в роли Чайковского — чем не сенсация.